дочери. Но юноша гордо ответил, что он Агафон, сын архонта Спарты Леонида, потомок спартанских царей ни в чьей благодарности не нуждается. И гордо удалился. С тех пор она его не видела.
Но после этого случая на её семью посыпались несчастья как из рога изобилия. Мальчишки, которых разогнал Агафон, оказались сыновьями знатных родителей. На сыне архонта Спарты они отыграться не могли, но Кротиру досталось по полной. Пришлось всё продавать и уезжать из Спарты. Сначала хотели перебраться в Коринф, но потом решили, что если уж всё равно съехали с места, то обосновываться надо в столице Империи, а не в столице фема. Так Анастасия попала в Новый Рим. И тут её отцу повезло. Он как-то удачно приобрёл таверну на Месе, главной улице Города, на углу форума Константина. Туда стали заглядывать знатные господа, и кухня была отменная и вино не кислое – таверна начала процветать.
И однажды в таверну заглянула весёлая компания во главе с сыном василевса Романом. И тут Анастасия своего не упустила. Чем она его взяла? Не красотой. Некрасивых женщин в окружении Романа и не было. И не постелью. Что она тогда умела – ноги раздвигать? Всё, что она умеет сейчас в постели её научил Роман. Тогда она взяла его своим умом, своими знаниями. Не зря же она столько много читала там, в Спарте и здесь, в Новом Риме. Сначала она блеснула перед ним своим интеллектом, потом позволила ему блеснуть. Как сейчас помнит: разговор зашёл о Персии и Роман упомянул о громадных двугорбых верблюдах.
- А разве верблюды бывают двугорбыми? – искренне удивилась Анастасия.
И тут Роман начал заливаться соловьём, рассказывая о двугорбых верблюдах, радуясь, что он в чём-то превосходит эту красивую, умную и начитанную девушку. Анастасия слушала и изумлялась. Потом её подруга Антонина, будущая доверенная служанка василисы Феофании спросила у неё:
- Анастасия, ты не знала, что верблюды бывают двугорбыми?
- Что я дура, что ли? Конечно, знала. Но он же теперь мой.
Да, с тех пор он стал её. Они обвенчались, она поменяла имя, родила ему детей, стала василисой, а потом она ему прискучила.
Роман потерял к ней всяческий интерес, когда она была беременна вторым сыном - Константином. Опять у него появились весёлые друзья и подруги. Феофания же занималась детьми, но вскоре её молодое тело потребовало мужской ласки, и она решила тоже погулять. Развлекали августу и делили с ней её ложе молодые патрикии дней десять-пятнадцать, а потом становились архонтами какого-нибудь города, и хорошо, если в феме Фракия или Опсикия, которые находились рядом со столицей, а не в феме Армениак или Колонее - на краю империи.
Феофания руководила империей вместе с Врингой. Ей нравилось. И вдруг она поняла, что от всей этой не скучной жизни у неё появляется больше врагов, чем друзей. Безвольный муж-василевс, которого больше всего на свете интересовали развлечения, вряд ли сможет отгородить её от врагов. И полностью полагаться на него не стоит. Всякое может быть: он может внезапно умереть от излишеств в своей жизни или какая-нибудь вертихвостка захочет занять её место. Впрочем, это вряд ли, поздно, она мать двух законных василевсов. А с другой стороны в Новом Риме, в городе Константина, может случиться всё, что угодно: её сыновей и убить могут.
Феофания была одна в окружении знатных дам, которые смотрели на неё высокомерно, как на выскочку, кем она, собственно и являлась. Единственную подругу из прошлой жизни – Антонину не позволили сделать патрикией зоста, то есть опоясанной патрикией. Это самый высший титул в Империи после самой василисы. Патрикия зоста сама была опоясана драгоценным поясом и имела право опоясывать августу, а также следить за спальней императрицы. А вот это как раз Феофанию совсем не устраивало: что бы чужая женщина следила за её спальней. Ей объяснили, что патрикией зоста может быть только знатная женщина, а у Антонины отец торговал огурцами. Нет, конечно, теперь Антонина и её семья не обижена: у них есть дом в Городе, и икос - поместье за городом, земля, обрабатываемая крестьянами, приписанных к ней. А у самой Антонины есть муж из знатной семьи, который не любил свою жену, но терпел, потому что был знатным, но бедным.
И Феофания, руководствуясь чисто женским инстинктом, решила искать себе покровителя. Иосиф Вринга на это роль не подходил, так как мужчиной не являлся. Конечно, смотря как их делали уродами, некоторые евнухи могли продемонстрировать свои мужские качества, но спать с не совсем полноценными мужчинами Феофании было противно.
Выбор у неё был не большой: магистр Никифор Фока. Этот великолепный полководец и храбрый воин недавно овдовел. А какой грандиозный триумф он устроил по случаю освобождения Крита от арабов! Правда, к сожалению, он был не молод и с некоторыми странностями, но молодые или ничего из себя не представляли или были женаты. И Феофания сделала всё, чтобы он стал её другом и защитником. Но, видно, что-то не доработала. Никифор удрал от неё через несколько месяцев на войну, но Феофания не теряла надежду приучить его к городу Константина.
Но через год случается ещё одно несчастье – умирает её муж, василевс Роман. Василиса Феофания, мать двух малолетних василевсов была очень растеряна и озадачена, не зная, что делать. Но паракимомен Иосиф Вринга сделал всё за неё. Никифор Фока в результате стал василевсом и её мужем.
Прошло несколько счастливых месяцев и вот Феофания опять одна, хотя и замужем за тем же Никифором Фокой.
Но есть надежда, что одна она будет не долго. Вот она, эта надежда приближается к ней.
Феофания ждала катепана Агафона за белым столом, где стоял серебряный кувшин с вином и ваза с фруктами.
Катепан Агафон успел переодеться. Он предстал перед Феофанией во всём белом, кроме сапог – они были зелёные. Она улыбнулась этому не соответствию, а он учтиво ей поклонился. Гладко выбритый, наверное, подражал своим предкам – древним спартанцам. Феофания представила его спартанским гоплитом: в алом хитоне с тяжёлым круглым щитом, с копьём в руке, в панцире и шлеме, на ногах поножы и сандалии. Красив был бы, ей понравилось.
Феофания жестом пригласила к столу. Агафон сел, служанка налила в серебряные кубки вино, разбавленное водой, и удалилась. Выпили.
- Ты женат, Агафон?
- Жена умерла полгода назад.
- Мир праху её, – с наигранной грустью сказала василиса, - царство ей небесное.
Феофания перекрестилась.
- Ешь фрукты, Агафон, наливай вино. Хоть чем-то вознаградить тебя за ту услугу, что ты оказал мне в нашей с тобой юности, – сказала Феофания.
- Пустое. Не стоит благодарности.
- Пустое? Это надо быть женщиной, что бы понять от чего ты меня избавил. Ты знаешь, катепан Агафон, трудно быть женщиной в жестоком мире мужчин. Трудно. Даже в Святой Троице места женщине не нашлось. Там двое мужчин и одно существо среднего рода. Хотя всем понятно, что если есть отец и сын, то должна быть и мать. Разве я не благоговела, не почитала, не уважала мужа своего Никифора, как велит Писание? А он меня бросил. За что? Бровь разбил!
И Феофания горько разрыдалась.
Агафон сидел растерянный, не зная, что предпринять.
Она подняла на него прекрасные заплаканные глаза и с горькой улыбкой промолвила, качая головой:
- Да, я знаю: мужчины меня боятся.
Эти слова подстегнули Агафона, он вскочил с места и просился к августе, стал сушить поцелуями её слёзы, правая рука его легла на её плечи, а левая соскользнула в разрез хитона и стала ласкать правую грудь.
- Пошли в спальню, – шепнули губы Феофании.
И Агафон, повинуясь им, подхватил на руки василису и понёс её на ложе в соседнее помещение.
Они были счастливы некоторое время. Агафон смотрел на Феофанию влюблёнными глазами, и она чувствовала себя богиней под его восторженными взглядами. Феофания знала, что Агафон будет её защищать, будет ей опора и кинется в огонь и воду, если потребуется. И ей хорошо было с ним на ложе. «Что тебе ещё надо, Анастасия?» - спрашивала Антонина. Феофания не знала. Ей стало скучно. Она от случая к случаю приглашала посторонних мужчин к себе на ложе, что вызывала бурную ревность Агафона. Но он ей всё прощал, а это уже не прощала она ему. И ей было по-прежнему скучно.
Никифор, узнав про связь своей жены с катепаном Агафоном, эту связь одобрил и поражался её случайным связям. «Что же ей ещё надо?» - удивлялся он.
Феофания по-своему любила Агафона, но ей с ним было скучно, ей хотелось взрыва чувств, ей хотелось умирать от любви, ей хотелось бури.
Глава 7
Через год после восшествия Никифора Фоки на престол Ромейской державы в Новый Рим прибыл с Афона монах Афанасий.
Арабы-мусульмане вытесняли христиан со старых земель, завоёванных ещё Римской империей – Африки, Сицилии, Палестины. Часть населения принимало веру и язык завоевателей, часть уходило к единоверцам в Византию. Особенно много было монахов. Они сначала приезжали в град Константина, а оттуда уже расходились по всей Империи.
И на Афоне появились пришлые монахи. Пещер для жилья на Святой Горе на всех не хватало, иконы размещать можно было разве что на деревьях. Строительство храма было просто необходимо.
Вот эти обстоятельства и вынудили Афанасия предстать перед василевсом Никифором Фокой. Но предстал он перед ним, как отец перед блудным сыном, хотя и был лет на пятнадцать младше императора. Афанасий на своём добром лице пытался изобразить гнев, но получалось это у него не очень хорошо.
Фока же встретил молодого старца не в золоте и порфире ромейских императоров, а обыкновенной одежде простого смертного. Он облобызал руку Афанасия, привёл его во внутреннюю палату своего дворца, сел рядом с ним и сказал со смирением:
- Каюсь, отец Афанасий, и признаю, что, я грешный, и есть виновник твоих скорбей и трудов. Я, презрев страх Божий, не исполнил своего обещания. Но так, видно Богу было угодно. Я вынужден был со скорбью в душе, возложить на себя диадему василевса как вириги на плечи свои, кои я ношу не снимая. Но прошу тебя, отец, верить мне. И когда Бог дарует мне возможность, я исполню своё обещание.
Молодой старец улыбнулся, видя смиренно склонённую пред ним голову императора, и благословил его.
- Я рад, отец, что ты посетил меня грешного, и мы опять можем вести беседы, как раньше, много лет назад, - сказал Никифор.
- Да, ты прав, сын мой. Богу было угодно сделать тебя василевсом. И это не всё. Ты знаешь, Никифор, что, когда я проживал в пустынной местности на краю Святой Горы, что называется Мелана, дьявол искушал меня целый год, но я выдержал.
- Конечно, я знаю твой подвиг, ты на Крите мне о нём поведал.
- Да. И я получил дар умиления, что выражается в блаженной радостной печали и наполняет душу любовью к Богу и ближнему.
- И это ведаю.
- И поэтому я с радостью тебя прощаю и освобождаю от обещаний стать монахом, данные тобой ранее и не только мне.
- Но, отец Афанасий …
- Господь всё управит. Управит так, как считает нужным. Мне был сон. Меня посетила сама Пресвятая Богородица. И поведала мне, что дочь твоя, зачатая во грехе с василисой Феофанией, принесёт свет Христовой веры северным варварам.
- Так Анна и правда, моя дочь?
- Так поведала Богородица.
- А каких варваров? На севере много варваров.
- То мне не ведомо.
Настолько затягивает, и поражает знание Ваше истории...