Анна присела на крылечко, устало положив руки на колени. Господи, одна комнатёнка, а поди ты, пока прибралась, шибко заморилась, будто хоромы убирала, размышляла она, поглядывая на пустую улицу. То ли ходил сёдни автобус в райцентр, то ли нет? Позже к Вальке схожу, узнаю.
Местный автобус три раза в неделю возил сельчан в районный центр. Кто за покупками, кто в больницу, кто в райсовет. Он останавливался напротив дома Анны, и подсаживал людей с их улицы. Она почти каждый день видела кто уезжал, а кто приезжал. Если вдруг пропускала рейс, то шла к племяннице Валентине спросить был ли сегодня автобус.
Та над ней подшучивала,
- Да зачем он тебе? Ехать что ли собралась куда?
А потом уже построже сказала,
- Давай ещё выдумай одна поехать. Небось помнишь, что прошлый раз случилось?
А прошлый раз дело было так. Вышла Анна из автобуса, прошла несколько метров и всё… Что-то в голове перемкнуло. Крутит она ей, головой то, а местность не узнаёт. Что за улица, что за дома, от куда, и зачем она сюда приехала? Не помнит и всё. Спрашивает прохожих куда ей идти, а те, как подскажут, если она сама не знает. Хорошо Мария, из их села, увидела её, да и привела к автобусу. Потом, как приехали назад, высадила возле дома. Валька долго ворчала, и строго- настрого наказала одной не ездить,
- Потеряешься, где тебя искать. Сиди уж дома, что нужно купим тебе.
И покупали. Хлеб, вермишель, карамельки. Всё что она просила. А много ли ей одной надо? Овощи свои были, мяска опять же племянница принесёт, то курочку, то кусок свинины. Так и коротала денёчки, наблюдая за чужой жизнью, чужим счастьем. А своё то было ли?
Уличная тишина отозвалась в сердце Анны воспоминаниями…
Свадьба.
Родители были не против, когда Игнашка посватал Анну. А у неё никто и не спрашивал согласна она или нет. Тогда было так, придёт парень сватать девку, родители перекрестят её, и отдадут за него. А чего, пока берут надо отдавать. Тем более по деревенским меркам Анна была немного ущербной. Девчонкой она глазом наткнулась на ветку, он и вытек. А бельмо осталось. Не каждый разглядит за увечьем добрую открытую душу.
Свадьбу гуляли всей улицей. Было шумно и весело. Накануне мужики сколотили из досок столы, да лавки, женщины напекли курники с капустой и грибами, пирожки с разной ягодной начинкой. А уж во время свадьбы на столах стояли плошки с солёными груздями, огурцами, мочёной брусникой. И мясо было. Томлённое в печи с картошкой. Жили не богато, но и не хуже других.
Митрич играл на гармошке, а подружайки выплясывали, частушками выманивая в круг парней.
Молодые сидели во главе стола. Анна смущённо глядела в пол. А смущал её Игнашка своим откровенно-влюблённым взглядом. Он даже шепнул ей на ушко, «Скорее бы уже ночка настала, люба моя». От этого щёки Анны ещё больше вспыхнули ярким румянцем.
- Игнатий, ну чего ты как баламут, люди же смотрят,- ответила она ему, не поднимая глаз.
Так и зажили они своей семьёй. Ни бедно, ни богато. Как и их односельчане. Купили небольшую избёнку, потом и коровой обзавелись, опять же курочки, поросёнок. При доме и огород имелся, а как без него в деревне то. Потом и доченька родилась, Зоенька. Девчонка росла смышлёной, уважительной. В селе никто про неё плохого слова не сказал.
Зоя.
Вспоминая те дни жаркого лета, у Анны опять заколотилось сердце, и по морщинам щёк покатились слёзы.
С утра во двор забежали Зоины подружки,
-Тётя Аня, отпустите Зою с нами за ягодой.
И не успела Анна ответить, как на пороге появилась дочь с корзинкой,
- Мам, а чего, схожу с девчонками. Мы там один косогор видели, просто краснючий от ягоды.
И упорхнули щебетухи.
Ближе к обеду небо заволокло грозовыми тучами. Засверкало, загремело, забарабанил по крышам крупный дождь. Анна места себе не находила. Металась по комнате. Дочка с подружками не успела вернуться. Промокнут теперь до нитки. Но чего же сердце то так колотится, вроде как беду чует. А беда и случилась.
Гроза стихла. Анна вышла на улицу, увидела, как к их дому бегут те самые дочкины подружки, но без неё. Они наперебой что-то кричали, и только когда сровнялись с Анной, она могла разобрать их испуганный гвалт.
- Тётя, Аня, тётя, Аня, Зойку грозой убило.
Тётя Аня и рухнула на землю. Когда очнулась, увидела вокруг себя своих соседей с сочувствующими взглядами. Нет больше доченьки, нет её кровинушки. Как жить дальше?
А дальше была война.
Забрали её Игната на фронт. Письма от него приходили редко, но Слава Богу, это были обычные треугольные конверты, без особой метки. А если в прямоугольном конверте, да ещё чужим почерком подписанным, то это явно была похоронка. Анна не раз видела, как рыдали бабы, получив такой конверт, как проклинали войну и свою судьбу.
Вернулся Игнатий с победой, с медалями на гимнастёрке, и с надломленным характером.
Стал выпивать. Работал он ветеринаром, ещё до войны курсы окончил, односельчане звали его корову посмотреть, или поросёнка, за услугу наливали стопку, другую. Он и не отказывался. А потом уж каждые два, три дня просил у Анны трёшку на бутылку. Если не давала, закатывал скандал,
- Да на, на, пей паразит,- выговаривала Анна.
Вот сердце его и не выдержало. Остановилось после очередной попойки. И опять Анне надо было всё это пережить, приспособиться к одинокой жизни. А куда деваться? Вон их сколько вдов то на улице. Живут же.
Две соседки её Нюра и Мария тоже были вдовые. Так они и коротали вечера втроём. Собирались у кого-нибудь в избе, щёлкали семечки, рассказывали деревенские новости. Не так скучно протекали длинные зимние вечера.
Анна сняла с головы платок, кончиком промокнула слёзы, тоскливо погладывая на улицу.
Что-то ребятни не видать. Наверно на речку убежали, а то бы шумели, акурат у её двора. То в «чижика» возьмутся играть, то в «банку», а то в прятки. Шум, гам. Вот оно босоногое детство.
Наверно и у Зоеньки моей был бы такой сорванец…
Вздохнув, Анна встала с крыльца, направилась к дому племянницы, спросить, ходил ли сёдни автобус в райцентр.
Спасибо 
