пОтом всё живое. Кроме Ираиды. Краем левого глаза я внимательно следил за неприкрытыми участками женского тела. Ее кожа была совершенно сухой. Не как древесная кора разумеется, на вид кожа соответствовала нормальной, человеческой, но на ней не блестели капли... Словно сошедшее с небес божество она не потела. Солнце, сверкавшее как заклепка из нержавейки, будто ее не касалось и ни с какого боку не беспокоило. Наоборот, подобно небесному огню, женщина сама источала жар. Но это было другое тепло. В отличие от солнечного к нему тянуло...
- Думаю, стоит перейти в тень, а то сгорю тут у вас. Я же с севера, из страны лесов и болот, наша звезда не такая жгучая. - накрывая плечи, сушившимся на лавочке "морским" полотенцем, опасливо поглядывая наверх, пробуркал я, поднимаясь вместе с Ираидой.
Фотография
Хорошо, что в беседке стоял старенький, но уютный диванчик. Рассматривая, принесенное Ираидой фото, с лавочки переполз я на диван. Со мной что-то происходило - легкое шатание или головокружение...
Улыбаясь, хозяйка вручила цветную, обычную фотографию и отлучилась.
- Посмотришь, положи на стол, - сказала она. - Только придави чем-нибудь.
Юная красавица смотрела большими, выразительными глазами. Симпатичный носик задорно приподнят. Пухленькие щечки не ухудшают идеальный овал лица, а придают ему живописность, вызывая желание поцеловать. Темно каштановые волосы, собранные в прическу "аля выпускной", заслуживают отдельный, восторженный комплимент из-за красоты цвета и массивности.
Сбросив тапочки, я лежал на диване, опираясь затылком на боковой валик, держа фото перед собой. Прекратившееся было пошатывание, возобновилось. Теперь показалось, что дрогнул диван. Толчок повторился и в этот момент я снова взглянул на снимок. Не может быть! Там была Ираида, как она есть, не та, молодая, позировавшая лет тридцать назад, а сегодняшняя. Настоящая! В уме взорвалась поразительная мысль: "Она почти не изменилась!"
Изображение плавало туда-сюда во времени. Околдованный действиями снимка, я перестал понимать, где она какая и когда. Я хотел положить фотографию куда велено, но не мог оторваться от видения. Что-то, наращивая амплитуду, колебалось, то ли внутри меня, то ли снаружи. Больше похоже на землетрясение, чем на вестибулярные неполадки.
Страх природной катастрофы оказался сильней. Вырвавшись из очаровательного плена, я присматривался к предметам на столе. Их тоже должно трясти. Но нет. Я решительно встал, положил фотопортрет лицом на клеенку, поставил на него вазу с фруктами. Непонятное явление прекратилось.
Когда Ираида спросила про фотографию:
- Ну, как?!
- Потрясно! - многозначительно ответил я.
Мы долго смеялись...
Сон у моря
Разморенный Солнцем, утомленный обедом, я удалился к себе, неся на плечах вздох облегчения и сытую истому. Пекло разыгрывалось на глазах. Самое время отдохнуть в прохладной, находящейся с теневой стороны дома комнате...
Взявшись за руки, они шли к морю, окуная ноги в остывший песок, раскидывая сыпучую твердь, словно воду. Молодое, бесстыжее Солнце оранжевым краем подглядывало за их наготой. Уличенное в непристойности, оно неожиданно расхохоталось и показалось наполовину. Решив, что и этого недостаточно, через мгновение полностью обнажилось, и вдруг покраснело.
Он не знал кто эта смеющаяся, идущая рядом женщина. Он только слышал ее смех и смеялся сам, легко и свободно, словно и не человек, а какое-то давным давно забытое чувство. Навязанная из вне сила не давала повернуть голову, чтобы как следует ее рассмотреть.
От ее присутствия веяло счастьем. Он знал наверняка, что это Она. Та, в которой не сомневаешься, которая всегда должна быть. Он слышал это в ее смехе, чувствовал в ее руке, лежавшей в его ладони, как моллюск в раковине. Однако, любопытство становилось душераздирающим. Частью себя он продолжал наслаждаться тем что есть, а другая его половина хотела убедиться в чем-то еще - получить визуальное подтверждение переживаемой красоты.
"Не пытайся увидеть меня глазами." - услышал он голос. Но противоречивость души становилась всё навязчивее. Ему непременно надо удостовериться, что это именно Она, ведь он всегда узнавал Женщину по лицу, по фигуре и даже по походке. Постепенно душу захватывал страх. Он боялся положиться всего на одно, пусть и светлое, но всё же слепое чувство...
И нечаянно, на самом пике борьбы и сомнений я открыл глаза. В душной комнате и в разочаровании из-за прерванного сновидения.
Прочее
Мой час еще не наступил, но Солнце, словно преследуя и к чему-то склоняя, успело обойти дом и наполнило помещение духотой. Я открыл окно и южная жара, давившая на него с обратной стороны, ворвалась и обрушилась беспощадной волной, не принося и глотка свежести. И все-таки, горячим сквозняком, посулив, хоть какое-то облегчение. Ум не покидало впечатление от только что пережитого. Я силился припомнить осчастливливавшее во сне чувство и снова его расчувствовать. Минут через пять прекратив тщетные попытки. Обвиняя в неудаче и самого себя, за то что после пробуждения потерял с ним связь, и духоту выжимавшую из поверженной плоти всю ее влагу.
Однако это был не совсем обычный сон, воспоминания, о котором мгновенно бы улетучились, а скорее образное видение таившейся в глубине сознания мечты.... Представляемая картинка была четкой и я прокручивал ее вновь и вновь, при этом чувствуя иначе... Я снова видел ее загорелые ноги, с белыми следами на пальцах, и манящую белизной полосу на вершине бедра, разделявшую тело. Аккуратными ступнями, она разбрасывала перед собой искрившийся в лучах восходящего светила песок. Но вместо душевного отклика, возникали мучительные позывы живого. В конце концов, возомнив о чуде возможной встречи, подстегиваемый разыгравшимся "аппетитом", я ринулся на пляж.
В пять часов вечера пляж выглядел заброшенным... Дело в том, что место мною выбранное для уединенного времяпрепровождения тому соответствовало. Эта крымская, не респектабельная на вид деревушка, располагалась вдали от "асфальта" и популярных мест туристического обитания. Знаменитый полуостров в этих широтах напоминал скорее обглоданную кость, чем курортный рай. Серые, обездоленные многоэтажки, перекособоченные времянки и развалины предприятий прятались между холмов, прикрываясь чахлой растительностью. Надысь Ираида спрашивала о впечатлении произведенном на меня здешними красотами и я честно ответил. Она ничуть не обиделась, лишь грустно кивнула:
- Очень похожее описание. Как я сама не додумалась до такого.
Остается только добавить, что провинциальная Россия везде одинакова. Россия простых граждан сильно напоминает застарелый мосол, ненужный даже собаке... Не говоря уже о дорогах. Стоит выехать за пределы Московской области и сразу начинаешь замечать путь, по которому едешь. Свернуть в какой-нибудь малозначительный населенный пункт - заведомо угробить ходовую или остаться вообще без колес, объезжая колдобины и выбоины, сплошь усеивающие полотно. Это относительно уровня выживания. Природа и всякие там трассы, и достопримечательности, ну, то конечно. Опять же, местами и если убрать не живописные возведения человеческих рук. Узрев пляжную пустошь, решил я быстренько окунуться, раз пришел и съездить в ближайший город. Километрах в тридцати.
Как предок
Быть один на один со стихией оказалось не просто. Метров 200 между домом и морем я преодолел бодренько, но придя на берег, вдруг понял, что попал в реальность давешнего сновидения. По крайней мере под ногами был тот же песок. Мурашки взялись бегать по спине и бедрам, и даже предплечья покрылись малюсенькими бугорками. Кожу, что называется, продрал мороз. Невольно я огляделся, с легким ужасом ожидая прочих совпадений.
Ну, да. И пляж тот самый. Вернее то место, практически напротив моего жилья, куда я постоянно хожу. Песчаная извилистая лента тянулась до горизонта влево и упиралась в утес справа. А вот дерево и лавочка под ним. Именно здесь мы и были! Всё, кроме времени суток совпадало до мельчайших деталей. Ну и что?! Сколько раз я уже приходил сюда! Можно запомнить, пожалуй.
Ну, да. Если бы ни следы. Очень напоминающие наши. Именно здесь мы шли, взявшись за руки, оставляя борозды на золотистой, сыпучей поверхности. Выходит, что какие-то двое так же гребли ступнями. То ли от воздушного дуновения, а может сами собой, волосы шевельнулись. Померещилось чье-то присутствие. Но вокруг, не было ни единого тела. Насчет последнего мелькнуло сожаление, и меня отпустило, но прежде я почувствовал прикосновение, как будто кто-то невидимый тронул за руку.
Присев на здоровенный камень у грани моря и суши, я достал сигарету и закурил. Пока отдыхивался, пекло вернулось. Море подлизывалось, заигрывало, ударяясь пенистыми гребешками о мои ноги. Я сидел на каменной глыбе, размышляя о том, что это уже чересчур. Как легко я поддался иллюзии и чуть ни впал в истерику от одного лишь вида раскаленного песка, кстати, во сне он еще не был горячим. Чудовищная провокация... Наваждение...
Я думал о том, что какая-то странная чувствительность происходит со мной в этом облюбованном мной уголке. Неужели это Море подобным образом влияет на меня? Было очевидно, если так можно сказать о душе, что этот соляной раствор в гигантском масштабе, обладает определенным сознанием.
Много ли мы знаем о природе вообще? Может, разложив ее на молекулы мы не заметили главного? А по моему, человек слишком самонадеянно объявил себя царем. Невежественный узурпатор, а не господин. Да какой там узурпатор, дитя играющее с огнем. Но если ребенка чиркнувшего спичкой может спасти пожарный, то кто спасет человечество от гнева стихий?
В тот момент, глядя на упорядоченный хаос перекатывающихся волн, на неподвластную людям силу, я понимал далекого, доисторического предка обожествившего всё это. Нет, не страх и не темнота разума заставила первобытного человека склонить голову. А именно понимание своего места. К тому же, он еще не огородился каменной стеной и не обзавелся технологическими костылями. Он еще не объявил себя изгоем и не стал блудным сыном, а по сути - заблудшим. Не обрезал пуповину души соединяющую с душой Матери. Плоть от плоти которой он. Тогда он еще слышал голос прародительницы в себе. Она учила его жить в ладу со всеми ее детьми. И не мог ему прейти на ум такой бред в адрес родителя, мол есть она живая и не живая. Он знал, что смерть это только тогда, когда ничего нет. Что мертвой может быть одна пустота.
Оставшись с Морем наедине, впервые я испугался. Нет, не то слово. Заблагоговел! Вдруг я вспомнил, что на днях, любопытства ради, заехав на городской пляж, в толпе праздных, ничего не подозревающих людей, видел мальчика и девочку лет 7-8, которые облачившись в жилеты для купания, подойдя к кромке, остановились, склонив головы, замерли, буквально на минуту... Глаза их были закрыты, они будто молились или просили о чем-то... А потом со смехом и радостными криками свойственными детям бросились в объятия волн. Они проделали это искренне и без понуждения. Воспоминание поразило меня - они знают! Раскинув руки, закрыв глаза, я попросил у Моря разрешения. Переполнявшие меня
