приключений, так и будет продолжать их искать.
– Это точно, – подобострастно согласился Гуча, – водка нас погубит.
Берзалов нашёл себе местечко под осиной, бросил коврик, расстелил спальник и, не снимая ботинок, а только расшнуровывав их, завалился спать. Даже учитывая, что они весь день собирались, а потом не спали всю ночь, ему нужно было не более часа, чтобы прийти в себя.
Ровно через час он проснулся свежим и бодрым. Солнце висело высоко, юго-запад по-прежнему был мрачен, там громыхали далёкие зарницы, здесь же щебетали птицы, даже порхали ранние бабочки – вроде как и войны не было, только настроение стало препаскуднейшим: приснился ему север и родители, а ещё собака Рекс, и как всё было хорошо в той предвоенной жизни, только Варя, как всегда, не приснилась. Хотелось ещё помечтать, но он заставил себя подняться и подойти к костру, который был разведён со знанием дела – в яме, а дым выводился через канаву в овраг. Такой костер можно было обнаружить, разве что учуяв его. А СУО зачем, а сканер? – с некой гордостью за ВДВ подумал Берзалов и почувствовал себя в безопасности.
– Товарищ старший лейтенант, чайку? – предложил Гуча, то бишь Болгарин, который был дневальным и который уже успел перемазаться, как трубочист.
– Как ты думаешь, Андрей, есть ли в мире справедливость?
Гуча удивился и ответил, едва заметно пожав плечами:
– Конечно, есть. Вот вы меня вытащили из «ямы». Это справедливость. Или Буру помогли.
– Как? – в свою очередь удивился Берзалов, хотя, конечно, подразумевал совершенно другую справедливость, вселенскую, что ли? От которой всё зависит, родина, бригада, их глубокая разведка в том числе. Да и вообще, ему казалось, что справедливо было бы, если бы они всё-таки выиграли, а не проиграли эту третью мировую войну. Американцы почему-то так и не удосужились закрепить успех. А может, ждут, когда мы здесь от радиации сдохнем? – предположил Берзалов. Многие в дивизии задавали себе этот вопрос, но вразумительного ответа как не было, так и нет.
– Ну… исполнили его мечту, – простодушно объяснил Гуча, пряча глаза.
Берзалов давно заметил, что здоровяк Гуча с офицерами ведёт себя весьма скромно, показывая всем своим видом, что он не такой буйный, как кажется. Но глаза его выдавали с головой. В них нет-нет да и проскакивали искры безумия. Впрочем, Берзалову было не до психоанализа. Психоанализ в армии с лихвой заменяет устав, и Гуча это прекрасно осознавал, но иногда залетал, вот его и учили с помощью ржавой селёдки и ямы.
– Он что, мечтал попасть в разведку?! – спросил Берзалов с иронией, будто никогда не слышал о Буре.
– Да не только в разведку. Он мечтал завоевать уважение.
– А-а-а… – понимающе согласился Берзалов. – Считай, что это ему удалось.
– Правда?.. – искренне удивился Гуча.
Берзалов понял, что этот разговор почему-то важен для Гучи, но не стал вдаваться в подробности. Дружат они, что ли? – вспомнил он. Только странная это дружба: здоровяк Гуча и толстяк Бур. Пат и Паташонок. Кажется, их так и звали за спиной. Значит, Бура надоумил Гуча, решил Берзалов. А ещё они, кажется, из одного южного города? Точно – из Донецка. Бывал я там проездом, вспомнил Берзалов. Пиво там «сармат» хорошее, а ещё женщины красивые – чёрноглазые, длинноногие, ну и жарко, конечно, асфальт плавится.
– Конечно, правда, – ответил он, расставаясь с воспоминаниями, как хорошо жилось до войны и как мы были счастливы, только этого не понимали, были недовольны всем и вся. Жаждали перемен. Горланили на Болотной площади. И дождались-таки. – После первого боя увидим, – сказал он.
– Ну-у-у… а как он сегодня?..
– А зачем тебе?
Неужели, чтобы посмеяться? – удивился он.
– Да просто интересно… – сказал Гуча, из-за ложной скромности пряча глаза.
– В общем-то, на высоте для первого дня, – согласился Берзалов. – Ну… если не совсем на высоте… – поправил он себя, вспомнив, что Бур забыл оружие, – то вполне… вполне… Может, так из него десантник и получится?
Дело заключалось в том, что после войны в ВДВ брали всех, кто мог держать автомат, и Бура прибило к ним, как щепку к берегу, одной из волн войны, поэтому таких необученных рекрутов было выше крыши. Обычно они несли все хозяйственные нагрузки, их даже в караул не ставили, а если ставили, то так, чтобы они были под присмотром бывалых десантников. Однако бывалых десантников с каждым днём становилось всё меньше и меньше. Не пошлёшь же новичка в пекло? Вот бывалые шли и погибали, а достойно восполнять армию было некому.
– Это хорошо, это тоже справедливость, – с какой-то непонятной благодарностью закивал головой здоровяк Гуча. – Я ему всегда говорил: «Будь решительней и ничего не бойся!» Упрямый он.
– На упрямых воду возят, – иронически заметил Берзалов.
Точно, дружат, понял он, то-то Гуча радостно не заржал, как заржал бы любой другой на его месте, а только понимающе улыбался. Ну и хорошо. Значит, будет кому прикрывать Бура в бою. Он зачерпнул кружку чая, взял три куска сахара, напился и, позвав Гаврилова, Архипова и Юпитина – командира второго отделения, держать совет, что дальше делать, а главное – как делать. Ещё один такой инцидент, и они кого-нибудь не досчитаются. Берзалов считал, что им сегодня повезло. Во-первых, в первый день никого не убило, а во-вторых, странный эффект открыли – длинный-длинный коридор. Может, им вообще всё померещилось со страху? Ну и в-третьих, встреча с крикливым Скрипеем тоже окончилась благополучно, по крайней мере, никто не оглох.
Гаврилов выслушал рассказ об их приключения и сказал, подёргав себя за мочку уха:
– М-да-а-а… ничего себе, за хлебушком сходили! Дурилка я картонная! Отродясь ничего подобного не слышал. Коридор-то, должно быть, особый. Может, это какой-нибудь экзотический ход неизвестно куда?
В чужих устах такая вольность в суждениях показалась Берзалову чистой фантастикой. Одно дело думать об этом, а другое дело выслушивать от подчиненного в качестве глупости. Гаврилов позволял себе фантазировать очень и очень редко. Всё-таки он стоял на реалистических позициях пограничника. На этот раз была веская причина: Скрипей! Что это за чудо в перьях, и с чем его едят? Неужто, действительно, человек? Вот прапорщик Гаврилов и расслабился, не учёл реальности. Так подумал Берзалов, который сам не мог предложить ничего путного, кроме, в общем-то, понятного скепсиса. Всё и всегда имеет логическое объяснение. Только это объяснение надо найти – всего-то делов. А пока вместо логики работает суеверие.
– Как куда? – чуть развязно сказал Архипов, который был польщён, что его позвали на совещание, – ясно же, что в неизведанную область.
И этот туда же, вздохнул Берзалов. Какая ещё неизведанная область? С чем её едят? Но ничего не сказал, дабы не прерывать полёта фантазий подчиненных. Может, выскажут что-то дельное, конструктивное?
– Это уже попахивает какой-то фантастикой, – то ли осуждающе, то ли, наоборот, констатируя, сказал Гаврилов, давая тем самым понять, что он, если и верит в чудеса, то только при определённых условиях. – А вы сами что думаете, товарищ старший лейтенант? – обратился он к Берзалову.
– Трудно что-либо сказать… – начал Берзалов, его сковывало обязательство ничего никому не сообщать об американцах. Но ведь рано или поздно мы с ними столкнёмся, подумал он, тогда молчание будет хуже предательства. – Я думаю, что это какой-то оптический эффект типа зеркал, – сказал он, чтобы спустить фантазёров на землю.
– Очень даже может быть… Хотя что-то я о таких эффектах не слышал, – задумчив отозвался Гаврилов. – Нет, я конечно, не дока по жизни, но всё-таки в ней кое-что видел.
Юпитин, не по годам степенный, как столетний дед, тоже высказался:
– Среди бойцов ходит байка, что якобы «дубы» умеют проваливаться во времени. Может, «там» они с ума и сходят?
– Кто сказал? – спросил Берзалов и ему показалось, что во всем этом есть какое-то метафизический смысл, от которого по коже пробежали мурашки.
– Если это работа «дубов», тогда всё понятно, – важно заметил Гаврилов, и Берзалов не услышал в его словах иронию, до которой был охочий и которую желал услышать в устах своего заместителя. Постным был старший прапорщик, как щи без мяса, постным и правильным.
Берзалов от досады едва не заскрежетал зубами:
– Так кто сказал?!
– Да так… – испугался Юпитин. – Бают ребята…
Берзалов же подумал, что было бы неплохо поговорить с теми фантазёрами, узнать, откуда ветер дует, чтобы навести порядок. Но разве Юпитин признается, боится ведь, что в стукачестве обвинят.
– А что бают? – спросил Берзалов так, чтобы больше не пугать Юпитина.
– Говорят, что «дубы» владеют гипнозом, что они могут морочить человеку голову, – Юпитин сыграл отбой, то есть вышел сухим из воды: всё объяснил и никого не заложил.
Гаврилов задумчиво показал головой. В гипноз он не верил. Да и сама мысль, что кто-то может управлять твоим сознанием, казалась Гаврилову неправильной. «Вот меня никакой гипноз не берёт», – было написано на его мужественном лице.
– А ещё говорят, что они теряют человеческое обличие и общаются друг с другом с помощью свиста. Получается, это не люди. Я в него две обоймы всадил… – так растерянно сообщил Архипов, что все поняли: после этого ни одно живое существо выжить не может.
– То есть там никого не было? – уточнил Берзалов с едва заметной иронией, потому что теперь сам сомневался.
– Я не знаю… – признался Архипов. – Мне кажется, что я кого-то видел...
До войны Архипов работал на буровой платформе помощником мастера и был на хорошем счёту. Войну он встретил на Новой Земле, а как в условиях неразберихи добрался до материка, одному богу известно.
– Был там кто-то, – успокоил его Берзалов, спасая его репутацию бывалого солдата. – Точно был. Я тоже видел. Хотя без имени и овца баран.
Архипов сразу успокоился и даже поёрзал от удовольствия на пеньке, на котором сидел:
– Я ещё вот что нашёл, – он достал из кармана странный «предмет».
– А ну-ка… – удивился Берзалов.
«Предмет» был величиной с фонарик, как труба, только стенок не было. Были две заглушки с обеих сторон, а между ними колыхалась голубоватая жидкость. И судя по всему, этой жидкости было на самом донышке, то есть мало-мало, если только встряхнуть, она размазывалась по невидимой поверхности.
– Занятная вещица, – согласился Берзалов, встряхивая «предмет» и любуясь, как голубоватая жидкость переливается всеми цветами радуги, но больше всего – голубым.
– Игрушка какая-то, – потянулся Гаврилов. – Ах, сука, током бьётся! – отдёрнул руку.
Все по очереди пощупали «предмет», но током больше никого не ударило.
– Я её уже и разбить пытался и даже в костёр бросил, ни хрена! – пожаловался Архипов.
А если бы взорвалась? – подумал Берзалов, но ничего не сказал: к риску привыкаешь, как к смерти.
– Хе… – сказал Гаврилов, поглаживая руку, которую ударило током.
– Держи свою цацку, – сказал Берзалов, – нам сейчас не до этого.
– А если в результате атомного взрыва всё-таки появится этот самый временной туннель? Квантор? – вернулся Юпитин к разговору о школе. – Если, предположим, случилось такое? Тогда из этого самого квантора действительно могли доноситься всякие звуки…
– А что такое квантор? – удивился Архипов, который успел закончить среднюю
