рота юнкеров, казаки и женский батальон в количестве десяти душ.
Остро пахло навозом – и конским, и человечьим. И очень тревожно – перегретым железом прожекторов и жженой изоляцией.
Балаган. Мобилизованная толпа строем изображала ночную съемку фильма о штурме Зимнего дворца в октябре 1917 года. Топорная инсценировка другой, более топорной, инсценировки. Край стал осматриваться, в поисках хоть какого-нибудь начальства. Надо немедленно исправить картину. Или уничтожить. Все, что угодно – разогнать, сжечь, арестовать, расстрелять! Только не оставлять в таком виде. Это не работа!
Капитана проводили в здание Азовско-Донского банка. Потаенное логово войны, где спрятались профессиональная ненависть и одомашненная жажда убийства. Целая стена радиостанций и спутниковых телефонов. Прослушивание эфира, глушилки из КГБ-джаза, ВЧ-связь. Подключение к телефонным линиям. В другой стороне огромный стол, составленный из маленьких столовских. От края до края карты, планы, архитектурные разрезы, перекошенные аксонометрией чертежи. В углу, на всех парах, закипал буфет – самовар на электричестве, кофейники, печенье, газировка и минералка. Негромкий приборный фон, гудение, попискивание, звук радионастройки. И за всем этим мощно гудел невидимый трансформатор.
Негромкая будничная работа. Прослушка сидела в наушниках, полируя мертвым взглядом вращающиеся магнитофонные катушки. Группа операторов налаживала телевизионные мониторы, материлась негромко, но вполне отчетливо. Ругались активно, но картинки не было. Экраны оставались серыми и тусклыми.
– Капитан, что за вид? С ума сошли? Не могли привести себя в порядок? – единственный человек, который не поздравил Леонида с поимкой Бледного. Впрочем, полковник Даудов, никого никогда не поздравлял. Считал ниже достоинства офицера тайной стражи. Главный опер умел равнодушно ненавидеть всех нижестоящих. Вышестоящих он ненавидел страстно. И ему охотно платили той же монетой.
Но брать клиента Даудов умел, как никто другой.
Старожилы рассказывали, что в иные времена боевой робот с прозрачными, едва серыми, глазами позволял примерять на себя человеческие качества. Аристократическая внешность, некрупные стопы в хромовых сапогах, руки хорошего силуэта без мозолей и ломаных ногтей. Хищный профиль и набриолиненный пробор, проведенный, как по лезвию. О нем вздыхали все машинистки и секретарши «Большого Дома».
Супруга же самого Даудова происходила из высокогорного района Закавказья, красотой сияла невероятной, однако, по-туземному, не говорила и не понимала. Недоумевала, зачем ей, выходя во двор, смотреть на русских безродных оборванцев и дворников с грязными метлами. Тем более, слушать их разговоры.
Получалось, что на улицу она выходила нечасто. Раз в год, в праздничный день десятого ноября, Даудов демонстрировал супругу милицейской корпорации. Торжественный вечер в Доме Культуры на Харьковской. Прекрасная женщина, убранная старинными украшениями, плыла в блеске бриллиантов и немом отчуждении, сквозь суетливую толпу синеформенных мужчин и женщин. Единственный раз люди услышали ее голос, когда их сын пропал без вести. Тело так и не нашли. Как выяснилось позднее, причиной столь ранней гибели послужила зависимость от наркотиков.
Одев самое дорогое платье черного тяжелого бархата, она поднялась на последний этаж и с высоты в сорок метров прокляла весь город и каждого жителя лично. Легко перемахнула поребрик в три кирпича и черной птицей перечеркнула сверху донизу фасад казенного дворца. Полковник постарел и поседел за одну ночь. Княжеский организм перешел с кислорода на ненависть. Чистая, отфильтрованная, охлажденная ненависть стала основой эффективного метаболизм живого трупа. Больше никто не видел полковника весело смеющимся, с друзьями, за обеденным столом. Ненависть и одиночество составляли ресурс оперативного гения полковника Даудова.
– Да плевал я на ваш отпуск! У полковника Даудова десять лет нет отпуска! – он потянул носом, усмехнулся брезгливо, – коньячком стресс снимаете? Ну-ну! В 62-м отделе портвейн «Агдам» предпочитали?
– Никак нет. Водку, – капитан представил полковника лилипутом, которого треплет за шиворот пес Шарик из детства. Агрессор что-то кричал снаружи, чем-то грозил… а внутри принял вахту овчар-защитник. Там все стало спокойно и уютно.
– Идиот! Майор, введите Края в курс дела! Потом я поставлю ему задачу!
Полковник закурил сигарету из золотого портсигара. Сладкий дымок хотел рассказать свою историю, но его никто не стал слушать. По словам майора Звягина, ситуация сложилась уникальная, даже беспрецедентная в мировом масштабе. Группа молодых и очень молодых людей захватила одно из зданий Государственного Эрмитажа, так называемый Малый Эрмитаж. Самый изолированный корпус из всего музейного комплекса. Шесть переходов на уровне второго этажа – везде массивные двери на замке. Единственная дверь на улицу в южном павильоне. Выходит на Дворцовую площадь, маленькая, незаметная. Вообще, это вход в библиотеку, там вахтер с наганом сидит. Сидел.
– Он уже в Крестах сидит, сволочь! – злобно скривился Даудов, – приполз на брюхе, с объяснительной в зубах. «Под предлогом любовного секса, случайная знакомая обманным путем завладела моим табельным оружием в форме револьвера наган…», трус, не мог у бабы ствол отобрать!!!
Дальше – хуже! Через этот вход молодые ребята пронесли наверх адскую машину с холодильник величиной, огнестрел и ящик с документами. Потом завалили дверь изнутри книгами. Таким образом, они там сидят с бомбой, документами и требуют к утру журналистов свободной прессы. Причем журналистов не из газеты «Сельская новь», а по их же списку – Би Би Си, Рейтер, ТАСС. Заброс ряженных оперативников исключается.
– Сколько их там, и что за взрывное устройство?
– А вот вы, капитан, пойдете и посмотрите, и нам же потом доложите, если живым вернетесь, – вовсю злорадствовал полковник Даудов, – а теперь серьезно. Сейчас полвторого ночи, – он показал всем очень золотой «Rolex» на изящном запястье, – отправляйтесь и скажите этим повстанцам, что в семь утра я буду штурмовать Малый Эрмитаж силами спецназа. Лично для вас сообщаю – никакого штурма не будет. Приказ – ни одного выстрела в залах музея!
– Бомба не считается?
– И откуда взялся такой – спокойный, да логичный! – с ненавистью прошипел Даудов. – Наипервейшая задача, чтобы эта штука не взорвалась! Зубами провода грызи, в Неве с ней топись, в карты выиграй – но не дай сработать. Вторая задача – изъятие секретных документов. Весь ящик, чтоб ни одна промокашка не ушла налево!
– Что ж там за бумаги? Про что, про кого?
– Если вам в руки попадет хоть одна, забудьте, какой язык вы учили в школе, – обратно на «вы» перешел князь-полковник, – дальше – в пять утра будет применено исключительное средство в виде газа. Газ боевой, смертельный, ни цвета, ни запаха. Ваша третья задача – успеть принять антидот, занять позицию около бомбы и не подпускать никого к заряду, до прибытия саперного отряда.
– Клиентов берем? Сливаем?
– Займитесь, чтобы никто не остался. Только документы. Вот ампула с антидотом! – Даудов протянул Леониду школьную авторучку, — от газа будет резать глаза, как от хлорки. А перед этим – хлопнет пробка, как шампанское. У вас будет пара секунд. Ломаете пополам и тянете носом до упора. Идите и помните – в этом деле вы «Героя» не заслужите. Через сутки никто не должен помнить это ночное кино. Если попробует – будем лечить от ложных воспоминаний.
06.08.1982. 01.40. Ночь в музее
Леонид затолкал ручку в нагрудный карман пиджака и вышел на улицу. Шагая по темной площади к павильону Фельтена, он улыбнулся своим мыслям, даже тихо засмеялся. Сопровождающий лейтенант удивленно повернулся к нему:
– С ума сошли?
-- Нет, как раз, вошел обратно. Понимаете – Пестель. Совершенный Пестель, с ямой извести в конце!
– И что?
– Отчего не Гагарин?
– Вам-то, какая разница?
– Да, действительно.
Из темноты, сверху, звонко лопнул одинокий выстрел. По звуку – биатлонная винтовка. Пуля ушла сильно выше и правее, но лейтенант, некрасиво согнувшись, побежал в темноту. Край проводил его взглядом. Испуганный примат, презрев прямохождение, удирал во мрак на всех четырех. Результаты эволюции исчезли быстро и безболезненно. Леонид остался один против убежденного, но неопытного лыжника с ружьем.
– Да, еще не Гагарин… но уже не Пестель.
Сверху донеслось звяканье затвора. Капитан вытянул к небесам обе руки с белыми платками и закричал на всех языках:
– Do not shoot! Nicht schießen! Ne tirez pas! Утанаиде!
– Ты кто? Псих? А ну, шпацирен отсюда!
– Парламентер! Неприкосновенен! Отворяй свой васисдас!
– Здесь мы дверь завалили… обходи слева, иди до Тронного, там тебя встретят, не бузи только!
Не успел Леонид как следует углубиться в чернильную темноту эрмитажного двора, как ему на голову накинули чью-то куртку, подхватили на руки, и быстро понесли по коридорам и лестницам. Он едва не задохнулся в болонье, но неестественная беготня завершилась, и капитана аккуратно поставили на паркет, посередине большого гулкого зала.
06.08.1982.2.00. Ильич
– Добрый вечер, товарищ парламентер! – молодой голос возник где-то за спиной и разбился на эхо-версии. Капитан Край повернулся и онемел. Обомлел. Окаменел. Замер на полуслове, на полувздохе, на половине пути с земли в небеса.
Перед ним стоял мальчик лет двенадцати. Одет по погоде и по фигуре, не очень ярко и очень дорого. Серые замшевые кроссовки. Чуть подклешенные джинсы, светло-вареного цвета. Велюровый пуссер мышиного оттенка и военная бейсболка хаки. Недавно постриженные золотистые волосы и карие глаза. Внимательный и мудрый взгляд.
Мальчик с интересом рассматривал Леонида, прижимая палец к губам. Позади подростка застыли два сильных и ловких парня, лет на десять постарше «маленького принца». Один похож на гималайского медведя – на черной футболке красовалась белая полоска в форме V. Другой, совсем обычный, если не считать сильно выступающих костяшек на кулаках. Во взглядах светилась уверенность, без малейшего страха или упрека, а также радостная готовность умереть прямо сейчас.
Прямо сейчас не планировалось. Скупыми жестами отдавались необходимые распоряжения. Мальчишка провел ладонью по велюровому рукаву и, собрав пальцы щепоткой, выдернул невидимую занозу.
– Позвольте проверить вашу одежду на предмет скрытых микрофонов!..
Леонид снял пиджак и брюки. Парни быстро и ловко прощупали все швы. Содержимое карманов заинтересовало принца, и он внимательно рассмотрел каждую вещь. Открыл удостоверение, взглянул в лицо, опять в документ. Кивнул и взял со стола авторучку. У следователя похолодело внутри. Снятый колпачок открыл ему неприятный секрет. Всего лишь передающая рация, иначе говоря, клоп. И все. Никаких спасительных емкостей с антидотом. Молодец, полковник Даудов! Красиво разыграл капитана. Получалось, его уже списали, и газа, с избытком. хватит на всех. Труп с удостоверением на месте происшествия – такова его роль в сегодняшнем спектакле. Спасителем исторических и культурных ценностей на веки станет Великий Даудов.
Однако, тело капитана милиции имело свои планы:
– Приветствую вас,
