вывернуть его желудок наружу.
Пиночет оглядел казарму с перевернутыми кроватями и скомканными одеялами. Два тела лежали возле бытовки. Он с ужасом представил, что делается на втором этаже. Их рота была в наряде, и потому в казарме не было и десяти человек, свободных от него. А на втором этаже ночью спало сорок с лишним человек! Эти засохшие ручьи, целые потоки крови, тянулись сверху. Там была просто бойня. Антон больше не мог держаться. Он оперся левой рукой о стену и дал волю тошноте выпотрошить его внутренности. Он стоял так пару минут, пока Кит не начал трясти его за плечо:
- Антон, прекращай!
- Кит, пускай сам очухается! – Остановил его Троф.
Пиночет подошел к дежурному по роте. Он лежал возле двери в оружейку. И то, что это было когда-то человеком, можно было узнать только по разорванной и окровавленной хэбэшке, по повязке дежурного, да по ремню со штык-ножом. «Где дневальный?» – Вдруг подумал Пиночет и перед ним, как слайд на диапроекторе, высветился список суточного наряда, составленный на тетрадном листке в канцелярке у ротного. «Ага, Кенов, тоже огурец… Он пожизненно стоял по роте и драил очки, благодаря своему характеру и положению в их долбанной дедовщиновской системе. Но сейчас все одинаковы, смерть уравняла всех – и дедушку Матвеева, и чмошника Кенова… А ротный был дежурным по части. Наверное, сгорел вместе со штабом».
- Ну, очухался? – Повернулся он к Антону. Тот устало кивнул.
Затем он наклонился вниз и пошарил в карманах дежурного и достал слипшиеся от бурой массы ключи от оружейки, разодрал их и открыл помещение. Послушно зазвенела сигнализация, раздирая гробовую тишину казармы, больше похожую на морг. Начкар зашел внутрь и отключил ее.
- Так, парни, - сказал он, вскрывая пирамиды с оружием, - вооружаемся. Троф с Китом – берите четыре пулемета и ленты к ним. Антон… Антонов, очнись! Хватай противогазы на весь наш караул, нагребай побольше пустых магазинов и патронов к автоматам. Быстро, начали!
Таким образом, он убил двух зайцев – обеспечил караул оружием на случай жёсткого боя и загрузил ребят работой, еще раз подтвердив закон, что работа – самое лучшее средство для отвлечения солдат от глупых и ненужных мыслей. Сам он взял пару автоматов и несколько ящиков с пулеметными лентами, которые не смогли унести Троф с Китом.
- Стройтесь!
Кит с Трофом опустили железные коробки с пулеметными лентами на бетонный тротуар. Антон, обвешанный сумками с противогазами, как новогодняя елочка игрушками, поставил на пол ящик с патронами. Он пришёл в себя. По крайней мере, в его взгляде появилось что-то осмысленное. А может, свежий воздух подействовал на него отрезвляюще.
- Думаю, объяснять не надо, что нашей части больше не существует. Даже наше батальонное знамя сгорело вместе со штабом. Но мы сейчас об этом думать не должны. Нас поставили на охрану дивизионных складов ГСМ, и мы будем там стоять до тех пор, пока нас не сменят или… не произойдет иных чрезвычайных обстоятельств. – Он указал рукой на казармы. – И сколько пройдет времени, мы не знаем, а до ближайшего населенного пункта более двух сотен километров. Поэтому мы сейчас идем к машине, вооружение складируем туда, подгоняем машину к продскладу и загружаем ее под завязку питанием. Затем возвращаемся в гарнизонку и продолжаем нести службу. – «Хотя, честно, слал бы ее подальше»! – Антон, ты как?
- В порядке.
- Идешь последним, паси за тылами. Вперёд!
Все прошло отлично. Заминка произошла лишь на складе. Через пару минут после того, как они зашли на продсклад, оттуда вышел Антон с пустыми руками, его глаза выражали растерянность.
- Товарищ старший прапорщик!
- Что?
- Картошки нет…
- Как, совсем?!
- Ни одной. Несколько гнилых осталось. А так все ящики и мешки пустые…
Какое-то далекое воспоминание шевельнулось в памяти Пиночета. Откуда-то из глубин сознания нахлынул запах костра, горечь водки во рту, аромат ухи и свежесть речной прохлады. Все это, словно неожиданная большая волна, окатила утёс памяти и схлынула, оставив лишь капли влаги – какое-то плохое предчувствие. Правда, все-таки волна оставила какое-то маленькое зёрнышко. Зёрнышко сорняка. Но оно не родилось в воспоминание. Да и некогда было вспоминать этот ускользающий, как налим с ненадёжного перемета, эпизод из жизни.
- …Ну, хорошо, беги к Трофу, помоги ему с консервами.
Антон убежал. Пиночет вернулся к наблюдению. Капли влаги подействовали на зерно. Оно начало прорастать – воспоминание зародилось в глубинах сознания, не давая покоя. Но пока память не могла понять, что это за сорняк растёт. А то, что это сорняк, и очень ядовитый, Пиночет уже чувствовал. Он нервничал и бесконечно утирал пот. «Картошка, картошка… мать её итит! Куда она делась?! Перед нарядом я сам был на складе – ее там было до сраки! Мы еще с Сидорчуком по двести пятьдесят приложили… Где он сейчас?.. Куда могла деться картошка? Кто мог сожрать две тонны картошки за сутки?!»
Вскоре несколько ящиков с консервами, два мешка с мукой и сахаром, ящик с солью и чаем, оставшийся подсохший хлеб в полиэтиленовых мешках, были загружены в машину. Пиночет последний раз оглядел вымершую, ушедшую в небытие свою воинскую часть и дал газа. Ему почему-то казалось, что за сотни и тысячи километров никого не осталось в живых. Это просто они чудом избежали Апокалипсиса или Смерть придумала им более изощренную погибель.
Перед глазами промелькнули видения детского тельца, лицо Матвея, недавнюю утреннюю зарядку в части, когда огурцы умирали на турниках, фазаны долбили их по почкам, а старики курили в тени деревьев, пьяный хохот Сидорчука, жены с дочерью, которых он не видел уже десять с лишним лет, и нашедших более спокойного и обеспеченного отца и мужа… Он вдруг ощутил, что сейчас не выдержит, слезы брызнут из глаз, он завоет, как подстреленный волк, и со всей силы ударил кулаком по рулю. Мертвую часть огласил прощальный рёв сигнала.
…Тёпа внезапно очнулся от дневной дремы. Когда машина уехала, он сел на чурачок, оглядывая окрестности. Стояла такая тишина, что был даже слышен звук чиркающей спички на втором посту, где был Чиж. Некоторое время он еще выглядывал из окопа и разглядывал находящийся за внешним ограждением лес. Но постепенно солнце начинало пригревать форму, проникая внутрь, в тело, где разлилось теплом, расслабляя мышцы. Тёпа задремал, не выпуская, тем не менее, автомат из рук.
И едва его ушей коснулся какой-то шум, он тут же очнулся, вскочил и выложил автомат на бруствер. Звук усиливался, и вскоре можно было различить гул двигателя и шорох покрышек по гравию дороги. Солдат обрадовался – это ехала машина. Значит, с частью все в порядке. Да и что с ней, в конце концов, могло произойти?! Не выходит на связь? Да просто помдеж заснул!
Из-за леса выскочил запыленный пиночетовский УАЗик и подъехал к воротам. Во все стороны расплылась пыль. Из машины выскочил Антон и подбежал к воротам. Автомобиль заехал внутрь, начкар поставил его на свое место. Из него вылезли остальные. Тёпа выскочил из окопа и хотел уже бежать к ним, но что-то его удержало от бурного проявления радости. В их движениях, угрюмых голосах и односложных разговорах было нечто мрачное, как будто они только что вернулись с похорон. Тёпа почему-то подумал о Матвее. Они хотели после наряда забухать у Коти в кочегарке. Он подошел к начкару, распихивающему в солдатский подсумок, висящий на его ремне, магазины. На его плече висел АКС. Рядом с ним Троф вытаскивал маслянисто поблескивающие тела массивных танковых пулеметов.
- Троф, что там?
- А, Тёпа, все нормально здесь?
- Да тихо здесь! Что там?
- Иди, загружай подсумок по полной программе. – Он указал ему на находящиеся на сидении груду магазинов, которые они заряжали всю дорогу. – Ну, что смотришь? Бери магазины. Нет части! Нет, понимаешь?! Все, кранты! Фанта нет, Матвея нет! Никого нет, всё, пиздец!
- Троф, - остановил его Пиночет, - успокойся, парни ничего не знают. Иди, распорядись, чтобы ночная смена спала прямо на постах, остальные охраняют. Пулемёты зарядить и расположить по окопам, выдать всем противогазы и дополнительные магазины. Кого-нибудь одного готовить завтрак. Да, и оставьте ваши стариковские и прочие фазанские замашки – шутки кончены. Мы на войне. Объясни всем ситуацию, я пока пошёл в караулку – что-то у меня малость сердечко расшалилось…
Он направился к караулке. На него, будто мешок с арматурой, навалилась смертельная усталость. Видимо, годы брали свое. После всего увиденного он опять вернулся в уголок старого – спокойного, размеренного армейского быта. И ему захотелось прилечь и вздремнуть, пока Троф готовит оборонительные позиции. «На этого парня можно положиться, он что надо!» А еще ему хотелось обдумать создавшуюся обстановку. Что делать дальше?..
Но едва он шагнул внутрь помещения, как апатия и усталость вмиг растворились, Саричев дал команду «к бою»! Он сбросил с плеча автомат, сдернул предохранитель, передернул затвор и взял оружие наизготовку. Нервы превратились в натянутую струну. И эта струна цеплялась за спусковой крючок.
Караулка стояла на территории складов, среди крон большущих кедров. Солнечного света в нее попадало мало и оттого ее сумрачное молчаливое нутро напоминало склеп. Пиночет ещё не осознал, что заставило приготовиться к бою, но Саричев в его теле сделал это рефлекторно. Тот, афганский вояка ощущал опасность. Её не было ни слышно, ни видно. Тёпин ничего не доложил о каких-либо событиях или явлениях в их отсутствие. «А может, этот сукин сын заснул и просмотрел, как в караулку кто-то пробрался»? Нет, это не были люди. Это было ЧТО-ТО ИНОЕ. Это было похоже на то, что он ощущал, подъезжая к части. «Неужели Смерть уже здесь»?
- Кто здесь?! – Крикнул он.
Естественно, караулка ответила тишиной. Он всё так же, держа оружие в изготовке, прошел до комнаты бодрствующей смены. Никого и ничего. Его комната – тоже ничего. Комната отдыхающей смены, где окна зашторены плотным мятым брезентом. На топчане, сгорбившись, сидела старуха и криво ухмылялась. Пиночет вскинул руку к выключателю, сматерился и выдохнул – это просто кто-то неаккуратно бросил свою шинель на топчан. «Чёрт побери, нервы совсем ни к черту. Еще одни такие сутки и я кого-нибудь застрелю…»
Дверь караулки открылась, и в помещение зашел Троф с Моней. Пиночет вышел к ним – внимательно понаблюдал за их реакцией. Нет, они ничего не ощущали.
- Товарищ старший прапорщик, все выполнил! Моня, давай на кухню, готовь пожрать.
Что делать дальше?
- …Троф, ты же охотник?
- Да, а что?
- Ты ничего не чувствуешь?
- Что?
- В караулке что-то не так.
Троф огляделся по сторонам и пожал плечами:
- Да вроде всё нормально…
«Это же еще совсем пацан! Охотник да, но опыта боевых действий не прошёл. Вряд ли он сможет что-то ощутить…»
С кухни вернулся Моня и растерянно сказал:
- Картошки нет…
- Что? – Почти хором спросили Пиночет и Троф.
«В части нет. Здесь она тоже пропала…»
- Вы её набирали?
- Так точно, полный ящик. Да мы её ещё.., - он замялся, потому что чуть не проболтался, что всю ночь ее жарили, чтобы приходящие с постов старики могли ее покушать, - ночью видели.
Вновь из глубины памяти нахлынул тот давний запах костра, свежесть воды, пьяный трёп. И эта волна была очень сильной.
