вздрагивать. Он всхлипнул и застонал. Антон никогда не думал, что Троф, этот здоровенный парень, грозный дедушка, ростовский бандит, может плакать. Он положил руку на его плечо:
- Троф, всё будет хорошо! Нас все равно спасут…
- Да кому мы в сраку нужны! – Он повернулся к нему, глядя влажными воспаленными глазами. – Когда корабль тонет, каждый спасает свою шкуру!.. Не хочу я подыхать так, как крыса в норе!..
Затем он попытался взять себя в руки и успокоился. Вновь зажмурил глаза, раздул ноздри, несколько раз глубоко вздохнул. Некоторые клубни стали сползать с машины. Видимо, они понимали, что до этого мяса в консервной банке им не добраться. По крайней мере, пока.
Троф открыл глаза и посмотрел на небо, голубеющее среди поредевших рядов тварей. Уже спокойным голосом он начал говорить:
- Антон, когда всё закончится, прошу тебя об одном: как-нибудь найди время и доедь до Ростова… На вокзале увидишь шашлычников возле багажного. Это мои ребята… Чёрт, говорили же мне – отмажем тебя от армии!.. Дурак, захотел сходить… Так вот, подойди к ним и скажи, что с Домовым вместе служил и надо к тебе к моим старикам попасть. Пусть отвезут… Если братвы не будет, сам доберись… Толстова, пятнадцать, квартира шестьдесят. Скажи, что я понял свои ошибки и прошу прощения… Я им не хотел зла, просто хотелось казаться крутым… Я им много говна сделал… Скажи, что всегда любил их…
- Троф, ты чего? Сам приедешь и всё скажешь…
- Помолчи. Мне тяжело говорить… Я не дотяну. Это руб за сто! С меня вся кровь выбежала… Эти мудаки вместо строевой лучше бы учили, как раны перевязывать!.. В этом же доме, только в сто двадцатой Надюха Жиганова живет… Я её бросил, когда узнал, что мы залетели. Сеструха написала, что дочь у неё растет… На меня похожа… Я хотел приехать по дембелю и к ней на мировую идти, жениться… Ох, ну и сволочь же я был!.. Антон, почему люди только перед смертью свои грехи осознают? Про Бога вспоминают и прощения просят!.. А?..
- Я не знаю…
- Я тоже. Почему?! Надеются, что произойдет чудо, и они останутся в живых?.. АНТОН, Я ВЕДЬ ПРАВДА НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ! Я ЖИТЬ ХОЧУ! Я БЫ ДУШУ ПРОДАЛ, ЧТОБЫ ТОЛЬКО ВЫБРАТЬСМЯ ИЗ ЭТОЙ ПЕРЕДРЯГИ!.. Господи, помоги мне! Прости меня!.. – После этого Троф замолчал и стал отрешенно глядеть куда-то вдаль.
Картошка апатично смотрела на него своими фиолетовыми глазами. Троф закрыл глаза. Его дыхание успокоилось. Он заснул. Сейчас, с осунувшимся лицом, костями черепа, выпирающими из-под истончившейся кожи и ярко-синими венами, ввалившимися глазами, вокруг которых пролегли черные круги, он был похож на покойника. И только частое неглубокое дыхание, да крупные капли пота, словно бисер, обсыпавший его лоб, выдавали в нем живого человека. Антон тоже был вспотевшим. Он исчесал зудящую кожу на животе и груди, и теперь там были широкие красные полосы. Голова нагрелась, как скороварка. Он с сарказмом подумал: «Лихо от зубов спаслись. Зато сейчас поджаримся и будем, как две большие шкварки. Абыдно, однако…» Плюс ко всему хотелось по-маленькому.
НУ, НИЧЕГО, ПАРУ ЧАСИКОВ ЕЩЕ СМОГУ ПРОДЕРЖАТЬСЯ…
Солнце клонилось все ниже к горизонту. Они по-прежнему оставались одни. Никто не спешил к ним на помощь. Никто не спасал их и дивизионные склады. Страх, выбитый несколько часов назад из головы ударом Трофа, начал возвращаться и шептать: «А ты подумай – может, уже вся Сибирь заражена этой гадостью и какое кому дело до двух полуживых солдатиков российской армии!» И еще он услужливо показал небольшой короткометражный фильм, где два человека в форме, очень похожие на них, запертые в такой же машине, после полутора недель ожидания помощи, два скелета, обтянутые кожей, оставшиеся без воды, пытаются вылезти и добежать до караулки. И тут же на них набрасывается орда мелких зубастых тварей, обгрызая высохшее мясо, оставляя дергающиеся мумии.
Тело Антона покрылось мурашками, он передёрнул плечами, и украдкой глянул на соседа. Троф дремал. Солнце поцеловало край земли и стало уходить, растворяясь в нём. В машине стало прохладнее.
…Картошка прорвалась в машину ночью. Где-то сзади автомобиля она то ли нашла, то ли прогрызла щель среди ящиков с продуктами, и клубни один за другим стали проникать в салон. Первый пробрался под сиденьем Трофа и впился в его полуживую раненую ногу. Второй поднялся по спинке сиденья и впился в шею, со скоростью электроножа работая челюстями. Троф вскрикнул, но его возглас оборвался и вместо него послышался звук булькающей жидкости, из сонной артерии толчками стала вылетать кровь, пачкая лобовое стекло. Затем этот не знающий усталости клубень со звуком механической мясорубки, фарширующей мясо, перегрыз шею, позвоночник. Голова опрокинулась назад, повиснув на коже и лоскутах плоти. Тело забилось, словно через него пропустили ток. Пальцы рук растопырились.
Несколько других набросились на Антона. Странно, но боли он практически не ощущал (МОЖЕТ, ЭТО ОТ ШОКА?), только парализующий страх. Один клубень, будто глазастый паук, взобрался по ноге, дополз до живота, залез на грудь. Он не спеша, поглядывая в лицо человеку, стал продвигаться к шее. Антон поднял руки, чтобы сбросить этого монстра, но они почему-то не доставали убийцу. Он лихорадочно бросил взгляд на них. Вместо них были обрубки, вернее, огрызки, на концах которых, как гроздья винограда на лозе, висели обожравшиеся твари. Антон закричал.
Машина ходила ходуном, вокруг нее пищала обеспокоенная картошка. Антон, выпучив глаза, прижал ладони к шее. ГОСПОДИ, РУКИ ЦЕЛЫ! РУКИ!!! СОН… ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ СОН! Но страх не уходил. Теперь он уже принимал лик ужаса. Может, это подействовал не только сон, но и кромешная тьма, окружавшая его повсюду, наполненная лишь светом далеких звезд, да красноватым светом фосфоресцирующих глаз чудовищ, стерегущих свои жертвы.
Антон попытался отогнать ужас, сосредоточившись на другом. Тем более было, над чем подумать – мочевой пузырь был переполнен до краев и мог лопнуть от любого резкого движения. Ему вдруг стало смешно: «Черт побери, никогда не думал, что сходить поссать окажется великой проблемой! Всегда в любое время находилось место, где можно было это сделать. Но где, я вас спрашиваю, поссать в машине?!»
А ТЫ ВЫЙДИ НА УЛИЦУ ИЛИ ПРОСТО ПРИОТКРОЙ ДВЕРЦУ И ВЫТАЩИ В ЩЕЛЬ СВОЙ КОНЕЦ – ВПОЛНЕ МОЖЕШЬ УСПЕТЬ ЧУТОК ОТЛИТЬ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЕГО ТЕБЕ ОТГРЫЗУТ!
Антон стал молча хихикать, отчего ужас, жутко ненавидящий смех, обиженно улетучился. Громко смеяться не удавалось, потому что любое давление на мышцы живота, а, следовательно, и на пузырь, могло вызвать горячий гейзер. От этой мысли Антону стало еще смешнее, и пресс стал напрягаться все больше и больше, сдавливая распухший резервуар. Было и смешно, и больно.
Больше размышлять времени не было. Антон буквально разорвал ширинку и запустил руку внутрь, ища свой отводной шланг, благо тот сам готов был выскочить наружу.
ВСЕ, КРАНТЫ, КЛАПАН НЕ ДЕРЖИТ!
Едва кранник очутился на свободе, из него выстрелило, как из пожарного рукава. Теперь Антон мог не сдерживаться и хохотать от души, сотрясаясь всем телом, отчего под задом заскрипело сиденье. Щелкали челюсти, шуршали щупальца. Антон подмигнул горящим глазам:
- Мы с вами, господа, составляем жутко весёлую компанию!
В помещении палитру запахов перебил свежий солено-кислый аромат.
- Господа, пользуйтесь туалетной водой из натурального туалетного экстракта! – Громко продекламировал он, после чего его снова стал давить новый приступ смеха.
Через десяток минут он перестал смеяться. Жутко воняло, болел пресс, но зато в организме ничего не давило и на душе было легко. Антон произвел ритуал контрольного встряхивания и спрятал свой интим на место, дабы не вызывать жадных взоров приятных соседей и фантазий, какие бы ощущения он испытал, если б один из этих хмыренышей решил попробовать на вкус это творение природы.
Вновь в машине повисла тишина. Картошка успокоилась. Лишь шипела пена, выделившаяся из мочи. Антон тихо спросил:
- Троф, я тебя разбудил? – Теперь ему вдруг стало внезапно стыдно, что он поднял такой гвалт и к тому же испортил атмосферу в салоне, которая и без его активного участия не отличалась особой свежестью.
Троф молчал.
СПИТ, ЧТО ЛИ?
Антон протянул руку и на ощупь коснулся его плеча. Оно было таким холодным, что он отдернул руку. В его кровь вдруг начал впрыскиваться адреналин. Кажется, случилось то, чего Антон смертельно боялся – он остался один.
- Троф! ТРОФ!!! – Он стал грубо трясти его.
Голова, едва различимая во мраке кабины, безвольно ударилась о стекло.
- Троф, нет! Не оставляй меня! – Он продолжал трясти его.
НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
Антон успокоился, приблизил руку к нему и положил палец на шею в том месте, где должна была биться артерия. Кожа была ледяной. Пульс не прощупывался, дыхания не было слышно. На переднем сидении был труп.
- Боже мой! – Антон опять ощутил приближение ужаса и отпрянул назад.
А тот, словно питон, взял его в свои кольца и начал потихоньку их сжимать. Несомненно, Троф был мертв. Сперва он умер во сне Антона, а сейчас он умер наяву.
ГОСПОДИ… ГОСПОДИ… ТРОФ МЁРТВ… ГЕША МЁРТВ… ПИНОЧЕТ МЁРТВ… КАРАУЛ ВЕСЬ МЁРТВ… ЧАСТЬ МЕРТВА… ВСЕ МЕРТВЫ!!!
НЕ СХОДИ С УМА!
ЧТО ДЕЛАТЬ?! ЧТО?! БЕЖАТЬ… МНЕ СТРАШНО, НАДО БЕЖАТЬ!
НЕ СХОДИ С УМА!
Антон стал лихорадочно нащупывать ручку двери. Картошка, заметив беспокойные движения человека, оживленно заверещала.
БЕЖАТЬ ОТСЮДА!!!
НУ, И БЕГИ В ЗАДНИЦУ! БЕГИ, РАЗ ЖИТЬ НАДОЕЛО. КАК БЫЛ ТОРМОЗОМ, ТАК ИМ И ОСТАЛСЯ, ЧМО ОГУРЦОВСКОЕ!
О, это был голос Матвея. Язвительный, ехидный. Да он бы, наверное, обрадовался такому повороту событий. Он считал, что все огурцы – тупорылые лохи, особенно призыв Антона. К тому же очкуны, потому что ссат сидеть рядом со жмуриком.
НУ, УЖ НЕТ! ХЕРА! ЭТО ТЫ СДОХ, КАК ЛОХ, А Я ПОКА ЖИВ И ВЫЖИВУ НАЗЛО! ВОТ ТОГДА ПОСМОТРИМ, КТО ЛОХ…
И он показал фигу черному небу и глазастым клубням. Он плавно отпустил ручку двери – ЕЩЕ БЫ СЕКУНДА, И Я БЫ ОТКРЫЛ ДВЕРЬ! – и вздохнул, поняв, ЧТО могло с ним произойти, если бы он вышел наружу.
НЕ ЗАБУДЬ – ТОЛСТОВА, ПЯТНАДЦАТЬ – РОДИТЕЛИ ТРОФА, НАДЮХА ЖИГАЛОВА… ТЫ ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ, ЧТО ТЕБЯ ПРОСИЛИ. ВОЛЯ ПРИГОВОРЕННОГО – ЗАКОН.
Он подумал о Трофе – всё же тот остался в человеческом облике, а не грудой обглоданных костей. Придет время – и его похоронят Человеком. Антон тоже хотел остаться человеком, пусть даже и после того, как умрёт. Он достал канистру и выпил из нее примерно стакан воды, приложившись прямо к горлышку. Немного воды пролилось мимо.
БЕРЕГИ ВОДУ, ДУРЕНЬ! ТЕБЕ НЕ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА ВЫХОДИТЬ.
От канистры жутко воняло – все-таки она стояла в луже, образованной при активном участии рядового переправочно-десантного батальона Игоря Антонова.
МОГ БЫ, КОНЕЧНО, КАНИСТРУ ДО ЭТОГО НА ЗАДНЕЕ СИДЕНЬЕ ПОСТАВИТЬ.
КОНЕЧНО, НО ОГУРЦЫ – ЛОХИ И ЗАССАНЦЫ… ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ЖИВУЧИЕ.
Антон усмехнулся и закрыл глаза.
Проснулся он под утро от холода. За ночь машину выстудило, и теперь в ней было отрезвляюще холодно, как в катаверной. Плюс к этому в ней остался один человек, и воздуха, попадающего внутрь со множества щелей, стало хватать с лихвой. Даже туалетная вонь уменьшилась. А может, Антон просто принюхался.
Он сжался в комок. Холод ледяным шершавым языком лизал его тело. Лето почти
