Троечник разглядывал его длинный кожаный плащ, потёртый на сгибах и лацканах, чёрную шляпу с опущенными полями, носы начищенных ботинок из-под брюк с напуском. Элегантно, неброско и очень дорого. Классная одежда безупречно облегала сильное сытое тело. И всё. Троечник онемел от ужаса и беспомощности. У человека в плаще не было нервных окончаний, позвоночника и головного мозга – по крайней мере, они были обесточены, изолированы, остановлены. Чувства, желания, воспоминания – пустые библиотечные полки. На них даже пыли не было. Не было времени, силы, знаний. У снеговика, слепленного детьми, и то был, хоть самый слабый, эмоциональный фон. Всё сделанное руками имело такой фон – эмоции творения, отпечаток автора. А этот…
-- Пришелец? Робот? Кино? – улыбнулся мужчина и снял шляпу, -- Не бойся, просто ты этого ещё не умеешь. Если хочешь – научу!
-- А вы кто?
-- Майор. Майор и больше ничего. Родители дома?
-- Дома… - замялся Троечник, - Они это…. Устали очень…
-- Это ничего. Стой здесь и никого не пускай. Понял? – Майор перекинул плащ через руку и вошёл в нужную дверь. Не спрашивая!
-- Здравствуйте, товарищи! – донёсся из комнаты его бодрый голос. Дальше ничего не было слышно, поскольку Майор плотно притворил за собой дверь.
Через минут десять-пятнадцать в коридор вывалилась счастливая троица – совершенно трезвые папа и мама, а также очень усталый друг семьи. Он так потратил свои «батарейки», промывая пропитанные «коняшкой» мозги, что защита стала местами прозрачной, а местами её не было вовсе. Троечник быстро и ловко пробежался по оперативным каналам и не нашёл ничего примечательного. Майор почувствовал вторжение и захлопнул всё сверху донизу.
-- Так мы пошли? – весело подытожил гость, -- погуляем, поболтаем…
-- Конечно, конечно! – заблажили папа-мама, выражая полный восторг от происходящего.
Троечник и Майор спустились во двор, тёмной подворотней вышли на улицу и побрели не торопясь по безлюдным в этот поздний час тротуарам.
-- Для начала, вот что. Сейчас ты воспользовался моей слабостью и сунул свой нос куда не следовало, - лицо Майора стало неподвижным, - Так вот, не льсти себе, это было кино… проверка на вшивость. И ты её не прошёл. Мне на хрен не нужен помощник, от которого надо прятать сладкое. Понял?
Мальчик кивнул головой. Было стыдно.
-- А вот это, чтобы ты на всю жизнь запомнил!
Видение пришло сразу и по всем каналам. Жар, пахнет гарью, безумные людские крики и звон пожарной рынды. Дом в переулке охвачен пламенем до последнего этажа, Вся крыша в дыму, виден лишь небольшой кусочек железной кровли. По этому островку мечется он сам, тщетно пытаясь спастись. Останавливается на месте и смотрит серыми глазами прямо туда, где душа болит. Огромный язык пламени превращает его в живой факел и вся крыша с грохотом проваливается внутрь.
-- Не н-а-а-а-а-а-д-а-а-а-а!!! – Троечник кричит насколько хватает лёгких. Лёгких не хватает, начинается кашель, судороги. Задыхаясь, он сползает по стене, но между спазмами проталкивает слова кусками:
-- Не … на-а-а-а-а … да-а-а-а-а …
Майор рывком ставит его на ноги и видение исчезает. Мальчик отдышался, вытер слёзы и ещё раз повторил неживым голосом:
-- Не надо, товарищ Майор…
--Я знаю, что и когда надо, - лицо у Майора серьёзное и злое, - Это тебе первый урок. Человек не отличает фактов от эмоций, по поводу этих фактов. Можно обжечься до смерти огнём, которого никогда не было. Можно убить пулей, которую ещё не отлили. И не отольют никогда.
-- Как это? ...
-- Научишься держать эмоции отдельно – станешь неуязвим.
-- Как я научусь? Где? ...
-- Я научу. Здесь. Времени у нас немного, сейчас и начнём, - Майор достал золотой портсигар, закурил… прикрыв глаза, он глубоко затянулся и медленно с наслаждением выпустил дым, - давай, рассказывай!
-- Про что рассказывать?
-- Дурака не валяй, накажу. Про рубиновый вторник рассказывай. По секундам.
Троечник рассказал про всё. Про свой ящик на Птичьем рынке, про то, как начал читать людей, сидя на этом ящике. Про головную боль в тот самый вторник. Про чёрную английскую шерсть и запах машинного масла. Про главного человека города и его красавицу-дочь. Про редкого щенка по кличке «Самурай» и про последние секунды перед выстрелом снайпера. Про женщину в светлом мантеле и про два конверта от директора рынка.
Единственное о ком умолчал Троечник, так это о Небесном Коте, который согревал его замёрзшие ладони. Майор поднялся с лавочки, отряхнул пепел с колен и поправил шляпу:
-- Даю тебе неделю на определение. Когда я приду, ты мне расскажешь всё, включая ту часть, о которой ты сейчас молчишь. Или ничего не расскажешь, поскольку на полуправду у меня времени нет. Да и у тебя тоже!
Элегантный мужчина запахнул получше свой шикарный кожаный плащ и быстрыми шагами направился к подворотне. В проёме он остановился и вполоборота кивнул:
-- Бывай, доходяга! ...
-------------------------------------------------
Началась какая смутная и непонятная жизнь. К слову сказать, ничего дурного в ней не было. Даже наоборот. Раз в неделю, Майор забирал своего нового ученика из дома на целый день. Иногда на полдня – тогда это был день отдыха. Они шли в кино на дневной сеанс, потом гуляли Летнем или в Михайловском саду. Михайловский был интереснее – заросший, диковатый, с полузасыпанными каналами и прудами… Троечнику там легче забывалось, что он всего лишь худой мальчишка с холодными ладонями и вечно голодными серыми глазами. Недалеко был кинотеатр рабочей молодёжи с репертуаром из военных и патриотических кинокартин. Когда он вместе с Майором выходил из тёплого зала на ноябрьский холодок, Троечник чувствовал себя другим мальчиком. Чуть сильнее. Чуть смелее. Чуть злее.
Фильм не заканчивался в пыльном кинозале. Он продолжался прямо здесь, на Садовой, с худым бойцом в главной роли. Взгляд его стальных глаз светился упорством, стойкостью и ледяным спокойствием. Троечник хотел остаться таким навсегда, позабыв сопливого изгоя, с которым никто не разговаривал ни во дворе, ни в школе. Как же доснять этот фильм? Как дотянуть это убогое кино до шедевра? И чтобы в финале лучшие эпизоды. Вот он, только другой, через много лет возвращается в этот дом, в этот двор, в эту школу…
… Высокий и сильный. Не знающий поражений и сожалений. Никаких сожалений, переживаний, снисхождений. Только справедливость. Отдавать долги – справедливо. Он пришёл отдать долги. Слишком силён для ненависти, злости, обид. Только справедливость. Никому не будет больно. Вечно недовольный папа, сипло дышащий перегаром. Пистолет в руке и запах ружейного масла. Плавный спуск и толчок в ладонь. Пустая гильза со звоном катится по полу. Папе не больно. Мама, папе больше не больно. Больше он не будет стонать по ночам и рассказывать про свои раны. Мама, ты так устала. Плавный спуск и толчок в ладонь. Тебе больше не надо стоять у плиты и ходить на работу. Гильза летит на пол, вертясь в воздухе. Маме теперь не больно. У него больше нет родителей. Свободен от стыда и позора. Ему теперь тоже не больно. Справедливость исцеляет. Справедливость прекрасна. Справедливость живёт в груди, между сердцем и гортанью. В пистолете кончились патроны. Он силён и спокоен. Меняя обойму, он замечает плавность и красоту своих движений. Рука в перчатке элегантно сдвигает затвор, досылая в патронник следующую порцию справедливости. Пора идти – справедливость рвётся у него из горла. Он открывает дверь на лестницу. Топот снизу – там идут люди. Задолженность будет погашена немедленно. Он вдыхает запах пороха и нагретого металла. Плавный спуск. Оружие бьётся в его руке. Гильзы прыгают вниз по ступенькам, их звон негромок и нежен. Справедливость в его груди успокаивается…
Высокий и сильный…
Плавный спуск и толчок в ладонь…
Никому не будет больно… не будет больно… не будет больно… не будет больно…
Всегда в этих фантазиях присутствовал Майор. Иногда как наблюдатель. Иногда как помощник. Чаще всего, как главный герой – то Троечник был Майором, то наоборот… а круче всего, когда было не разобрать, где кончался один и начинался другой.
Майор во всех деталях мог пересказать любой из роликов некоммерческой студии «Я – Фильм». Он был доволен их содержанием и качеством. Более того, его излюбленные истории, строились на ветхозаветных принципах отмщения, наказания, жертвы и награды. Милосердие и сочувствие в программу не входили, церковь Майор презирал, нравственность высмеивал, мораль ненавидел, традиции разбирал на части и бросал под ноги. Впервые в жизни, Троечник почувствовал запах свободы и власти в индивидуальном формате. Как то, он поведал учителю свои умозаключения, родившиеся на спектакле детского театра. Майор понял с полуслова и спросил серьёзно:
-- Хорошо, ты занял место в суфлёрской будке. Чтобы ты взял с собой?
-- Пистолет, конечно!
-- Ну не дурак ли!? Пусть на сцене палят – хоть холостыми, хоть разрывными! – он расхохотался до слёз, - а тебе, невидимый герой, позарез нужен телефон, и не просто аппарат девкам названивать… Нужна реальная связь с режиссёром, охраной, кассиром, управлением театров и министром культуры. А самое главное – с царской ложей. Ты ближе всех к актёрам, а главное – к массовке. Они где-то там, кто далеко, кто высоко… давно уже не следят за пьесой. Стань их глазами и ушами…
-- Зачем? Ну их!
-- Если ты – их глаза и уши, то они – твои руки и ноги! А телефон должен быстро передавать приказы! А приказы должны быстро выполняться!
-- Так они меня замучают указаниями сверху – текст такой, сюжет другой, герой и вовсе не тот, и одет не так, - заскучал суфлёр-кукловод.
-- Это в начале они будут приказывать и тебя за говно держать, - цинично усмехнулся Майор-театровед. – Если правильно поведёшь спектакль, уже во втором акте ты им будешь приказывать и зарплату начислять, а не они тебе! Вот чем и хороша умная пьеса – она не ограничена сценой, она везде идёт – за кулисами, в оркестре, в буфете, на галёрке…
-- А в царской ложе кто? Главный актёр?
-- Ну точно – дурак, и что я с тобой связался? – вздохнул Майор. – В царской ложе самый глупый и неумелый клоун, он и текста не знает и сюжет забыл. Его мудрость и величие свита отыгрывает, без свиты он лишь мишень для снайпера… тренировочная. Не забывай – чем больше роль, тем чаще нужен суфлёр… ты нужен… твои подсказки равносильны приказу, особенно в последнем акте. Понял?
-- Нет! – честно заявил Троечник…
-- Ладно, ничего! Я вот тебе сейчас историйку расскажу… вполне историческую… Правил Францией генерал Бонапарт и было у него два…
-- Сына?
-- Ну чем не дурак? Всем взял! Да не сына, … два министра главных у него было – Талейран и Фуше. Дипломат и полицейский. Оба – ворюги высшего класса!
Рассказывать Майор умел. Фильмы, составляющие репертуар КРАМа, отставали от его сюжетов на сто лет. И на десяток «Оскаров» за сценарий. Майор был классный сценарист, парадоксальный и непредсказуемый. Его сценарии легко вживлялись в любой расклад и всегда в финале давали тот апофеоз, который был задуман и обещан. Однако, финал был живому Майору неинтересен, поскольку предполагаемые лавры были недолговечны и фальшивы. Да и предназначались не ему. Элегантному мужчине доставалась сама игра и ненависть окружающих к удачливому
