Три долгих проклятых года…

Загадочное марево белой ночи накрыло город. Мария любила после спектакля в одиночестве пройтись по Невскому до площади Восстания. Муж сначала не приветствовал  эти ночные прогулки, но понял, что бороться с женой бесполезно. Однако спать не  ложился, ждал, когда скрипнет входная дверь в их просторную квартиру.
В этот тёплый июньский вечер Мария, как всегда, вышла из театра с самым красивым букетом и направилась в сторону дома. Несколько человек протягивали программки для автографов. Она подписала всем желающим. Поклонники разбрелись, и лишь один мужчина в шляпе и светлом плаще довоенного покроя последовал за ней. И раньше бывало, что кто-то  пытался с ней знакомиться, она умела вежливо отбиться от назойливых попыток. Почему-то этот мужчина в странном плаще вызвал тревогу. Плащ казался  знакомым. Мария пошла быстрее. Мужчина догнал её, резко взял за локоть.
– Маша,  не убегай, - голос пригвоздил  на месте. – Я тебя слишком долго искал.
– Что вам надо? – Мария пригляделась. Не ошиблась.  – Ты? Но зачем?
– Не догадываешься? – мужчина крепче сжал её локоть. – Я за должком, красавица.  Мне нужна хорошая работа. И деньжата не помешают. Точнее, нужны, очень нужны деньжата. Поиздержался я, пока тебя искал.
– Ничего я тебе не  должна. Ты что-то перепутал в этой жизни. Я предателям не подаю.
– Ну-ну, красавица, полегче. Я своё отсидел от звонка до звонка. А  ты? – он развернул Марию к  себе и уставился глаза в глаза. – Для начала расскажу мужу, кто отец твоего сына. И сыну расскажу, кто его  отец. А потом кое-что поведаю о тебе в известных органах. Подумай хорошо. По этой статье нет срока давности. Даю тебе времени – сутки.
Он отпустил Марию, повернулся и пошёл в другую сторону.
А её словно волной накрыло. Вновь вернулась война и  тот день, когда она в последний  раз видела этого человека. И страх, который долгое время преследовал её. И смятение, когда она, прижав к себе маленького сынишку, бежала в никуда из освобождённого Минска. Как будто и не было пятнадцати лет после.
Мария поймала такси,  чтобы поскорее оказаться рядом с мужем, укрыться в его  объятиях и рассказать об этой всколыхнувшей воспоминания встрече с призраком из проклятых военных лет.

***
Настроение было у всей честной компании самое радужное. Школа позади, а дальше – жизнь, ясная и понятная, распланированная и  счастливая. Накануне отшумел выпускной. Утром ребята получили аттестаты и отправились в поход. Раскинули две палатки, разожгли костёр. Что  может быть вкуснее печёной картошки? Серёжка разжился самогоном у тётки – а как же,  взрослая жизнь началась. Даже девчонки немного попробовали.
–  Ну что, комсорг, с тебя тост, – пробасил обычно молчаливый Василий.
– Ребята, чувствуете, воздух так и дышит свободой? Давайте, чтобы наши желания исполнились, – ребята чокнулись железными кружками. – Я скоро в Москву. Буду пытаться пробиться в международные отношения. Дядька в столице, обещал посодействовать. А ты, Машка – самая красивая девочка школы, в театральный, да? Тоже  в Москву? Хорошо бы там  встретиться.
– В этом году вряд ли куда поеду. Папу из отпуска отозвали в часть, мама с ним поехала. А бабушка болеет, – Маше  было грустно, частица жизни осталась позади, будущее неопределённо. – Буду дальше в немецком практиковаться. В драмкружке при городском театре режиссёр обещал, что на сцену скоро выпустит, в общем, Минск пока не покину.
Она так надеялась, что после  окончания школы вернётся в Ленинград – два года там не была. Но из-за болезни бабушки, которая осталась  жить в Минске после  смерти деда-военного, возвращение отменялось. Куда нынче родителей закинула судьба, она даже не знала – часть у отца  секретная  какая-то.
– А мы с Васьком в военное училище уже вызов получили, так что в понедельник отбываем, – Сергей нацелил указательный палец на Олега. – Пиф-паф! Тань, чего молчишь? Парочка-то наша, понятно, в медицинский. А скоро и свадебку сыграем,  да Тося?  Илюха, или отложите, пока мы все  опять вместе соберёмся?
– Тебе бы всё балагурить, отстань от ребят. Яны ўжо даўно определилися. Я им даже зайздросцу, завидую в смысле, – рыжая круглолицая Таня широко  улыбалась, перемешивая русские и белорусские фразы. – Я працаваць пайду, мамке нас с  сястрой не вытянуть, потом, если карта правільна  ляжет, на  заочное  куды-небудзь пайду, дзе конкурс паменш. С моими знаниями выбіраць особо не приходится.
– Маш, – на лбу Василия вздулась вена, – а чего батю в часть-то вызвали? Что-то тревожно мне, немцы рядом  совсем.
– На правах комсорга запрещаю панические настроения, – Олег достал газету. – Вот, смотрите, «Советская Белоруссия» от 21 июня 1941 года, сегодняшняя. О чём пишет? О досрочном выполнении предприятиями полугодовых планов, о соревновании тракторных бригад, о награждении передовых рабочих-железнодорожников. Много заметок о летнем отдыхе. Мингороно объявляет о собраниях родителей по вопросу отправки детей в пионерские лагеря. Никакой войны не планируется. Ты, Васька, провокатор. Недавно же было опубликовано сообщение ТАСС, опровергавшее слухи о возможном нападении Германии. Пакт о ненападении у нас.
С комсоргом спорить не стали.  Мальчишки опьянели с непривычки. Все, кроме Илюхи, были влюблены в Машу, а она никого особо не выделяла. Олег – комсорг по жизни, слишком правильный, хоть и красивый. Серёжка – балагур, несерьёзный какой-то. Василий, наоборот, молчун – никогда не  знаешь, что у него на уме. Олег попытался её обнять, она скинула руку,  фыркнула. Мальчишки угрожающе двинулись в его сторону.
– Да ладно вам, я несерьёзно…
– Спасибо, верные мои рыцари, не дадите в обиду, – улыбнулась Маша.
Домой собрались к обеду воскресенья: сложили палатки, убрали мусор, искупались и пешком направились в сторону Минска.
Друзья не  сразу поняли, что в городе творится неладное. Люди собирались в группы, что-то усиленно обсуждая, смотрели на небо. Злобное слово «война» наступало на ребят, не готовых принять и понять его. В течение этого дня немецкие самолёты несколько раз пытались прорваться к Минску, но были остановлены. На город не падали  бомбы, поэтому обстановка ещё оставалась достаточно спокойной. Хотя тревожность витала в воздухе, люди не успели осознать серьёзности случившегося и по инерции продолжали заниматься воскресными делами.
Ближе  к ночи стали появляться разрозненные группы военнослужащих и сотрудников милиции из приграничных районов. Они, как заведённые, рассказывали о  нашествии фашистов на мотоциклах и о своём выходе из окружения. Жителям Минска тяжело было поверить в эти истории, мол, у страха  глаза велики – просто инцидент на границе.
Понедельник начался, как обычный рабочий день: открылись предприятия, учреждения. И далеко не все понимали, что жизнь уже пересекла  некую, пока ещё не столь видимую черту, за которой кончится светлое настоящее, а для кого-то наступит настоящий ад.
Во  вторник начались налёты. Объявили мобилизацию, которая продолжалась в городе всего один день. Сергей и Василий рвались на фронт и успели уехать военным эшелоном, предъявив вызов в военное училище. Мария бегала на вокзал их проводить, еле пробившись сквозь толпу. Бомбёжки участились. Людей постепенно охватывала паника. Многие пытались уехать, но на вокзале была такая давка, что покинуть город не было никакой возможности. Таня с мамой и сестрёнкой не  смогли сесть в поезд и с неорганизованной колонной беженцев пешком двинулись на восток. Больше Маша её никогда не видела.
Тося и Илья решили, на свою беду, остаться в Минске. В страшном сне им не могло присниться, на  что способны  эти представители культурной нации, которые целенаправленно пытались уничтожить целые народы  и  евреев в первую очередь. Ребята с любопытством наблюдали за немецкими бомбардировщиками, стоя прямо на улице, чувства опасности не было  – не верилось в реальность происходящего. Когда советский истребитель сбил «немца» у  них на глазах, раздались восторженные аплодисменты. Большинство наблюдавших эту картину было уверено, что пройдёт ещё два-три дня, и жизнь войдёт в привычную колею. Ни Тося, ни Илья не предполагали, что совсем скоро пройдут по кругам ада и сгинут в душегубке, а Маша при всём желании не сможет им помочь.
Девушка носилась по городу,  чтобы узнать хоть какие-то новости, пытаясь понять, что  делать  дальше, уехать она всё равно не могла из-за бабушки. Из всей чехарды первых дней войны ей запомнился немецкий лётчик, которого вели под конвоем в районе парка имени Челюскинцев. Он  нагло громко смеялся и выкрикивал на своём языке, что скоро здесь будут немецкие войска. Обстановка накалялась с каждым  днём. А Маше всё равно не верилось в тот сценарий, который уже писала история. И только после первого массированного авианалёта, когда увидела развалы зданий, трупы мирных жителей, огонь смертоносных пожаров, почувствовала всю неотвратимость происходящего.
Вечерами Мария приходила в театр, куда стекалась местная интеллигенция. Люди делились новостями, пытались осознать, что ожидает Минск и всю страну. Они ещё не разделились на героев и предателей, хотя наверняка кто-то для себя уже всё решил. Как-то к Маше подошёл Власенко - директор школы, в которой она училась, отозвал её в сторону и спросил, что она намерена делать, когда придут немцы. Холодок пробежал по коже, значит, он уже не сомневался.
– Мария, ты должна решить для себя, с кем остаёшься.
– Я комсомолка и готова сделать всё, чтобы враг не топтал мою Родину, – с пафосом, но искренне ответила Маша.
– Другого не ожидал. С твоим знанием немецкого ты сможешь помочь подполью. Жди связного, – он тяжело вздохнул, пожал ей руку и тихо добавил: – И никому ни слова. Сейчас не знаешь точно, кому  можно доверять.
Минск оказался оккупированным фашистскими войсками уже на седьмой день войны.
Немецкая штабная колонна втягивалась на площадь перед Домом правительства.
Тревога у людей была ещё неосознанной: никто и представить не мог масштабов надвигавшейся трагедии, а тем более, её темпов. Большинство понимало, что ничего хорошего ждать не приходилось. И лишь кое-кто встречал «освободителей» с надеждой на более сытую и свободную жизнь.
Мария стояла столбом около Червенского базара  и смотрела, как в город заползала эта инородная, такая  чужая и страшная масса. Почему-то в голове зазвучала музыка из «Щелкунчика» так  явственно, как  будто кто-то рядом играл на рояле. «Вот в чём дело, –  промелькнула  мысль. – Они же серые, как стая мышей, которых становится всё больше и больше…Крысы… Полчища крыс…  Сожрут и затопчут…» Стало страшно. Но она, Маша, должна противостоять этой серой массе, спасти город от нашествия крыс, хотя бы ценой своей жизни.  Она сделает всё. А сейчас нужно ждать связного,  как-то приспосабливаясь к новым реалиям. В ту  минуту она и представить не могла, что несут в её будущее эти новые реалии.
Мария очень  бы хотела забыть  этот период своей судьбы, но каждый день  врезался в память, как будто огнём выжигая душу. Жила себе хорошая девочка, строила планы на жизнь, как и многие другие. Но вдруг в эти задумки вторглась война, и всё пошло наперекосяк. Кровь, гибель товарищей, страх, предательство. И она