Некоторое время было слышно только тихое жужжание десятков работающих механизмов, но внезапно все шесть дверей, ведущих в тронный зал, медленно распахнулись. Себастьян затаил дыхание, рядом с ним в священном ужасе застыла Оливия.
На первый взгляд в черных согбенных фигурах пришельцев не было ничего зловещего, просто неухоженные старики в длинных потрепанных одеждах, но они без видимого усилия полностью подавляли любую умственную деятельность. Человек оставался в сознании, видел, слышал и чувствовал, но себе он больше не принадлежал. Несколько ужасных мгновений Себастьян испытывал эту рабскую покорность, желание пасть ниц и даже убить себя ради них, но почему-то не смог пошевелиться. Когда адекватность восприятия действительности восстановилась, он смог, наконец, открыто взглянуть на незваных гостей.
Их оказалось семеро. Они выглядели именно так, как описывал Император Фабиан, словно с тех пор на Абсалоне не сменилось несколько поколений. Идея Николаса сработала прекрасно: пришельцы сосредоточили все внимание на суетящихся роботах, и за это время Себастьян успел собраться с силами. Он перестал дрожать и цепляться за подлокотники, его мозг освободился от чуждого влияния, а вот физическое давление неуклонно нарастало, как во время перегрузок. Отпечаток на грудинной кости жег раскаленным железом, и когда его пульсация вошла в резонанс с сердечными сокращениями Себастьяна, он начал задыхаться.
Филипп Бран ожидал, что в знакомой обстановке боевого корабля почувствует облегчение, но этого так и не произошло. Его флагман был чересчур велик для низких орбит, особенно таких перегруженных, как у Абсалона, поэтому адмирал развернул свой штаб на околопланетном сторожевике. Судно несло большой запас вооружения, было не слишком поворотливым, но достаточно вместительным, что отвечало нынешним требованиям командующего. Корабль предназначался для круглосуточного наблюдения за ближним космосом, его станция слежения ежесекундно принимала и обрабатывала огромные объемы информации, но сейчас каждое приемное устройство было обращено только на один единственный объект – старый императорский Палатиум.
Проклятая приверженность долгу так и не позволила адмиралу полностью отключить трансляцию с планеты, но из осторожности он приказал вдвое сократить обычную дежурную смену. Сидя на капитанском мостике сторожевика, Филипп изо всех сил боролся с искушением хоть краем глаза заглянуть в тронный зал Северного крыла. Обычно все обработанные данные стекались на его адмиральский пульт, и он мог одним прикосновением или голосовой командой вызвать нужные сведения, но сегодня хрупкая зеленоглазая красавица наложила запрет на его служебные привилегии…
– Капитан, у нас сбой оборудования на станции слежения! – вахтенный офицер вывел на вспомогательный экран схему внутренних помещений корабля. – Уже два эпизода нехарактерных повреждений… Больше напоминает диверсию, чем обычную поломку… Вот еще, смотрите, как будто кто-то намеренно крушит аппаратную!
Капитан сторожевика развернул свое кресло к оператору.
– Что там у них происходит? Мичман, дайте мне связь со станцией!
– Нет!! Отставить!!! – рявкнул адмирал, но было уже поздно – паренек первого года службы успел коснуться сенсорного индикатора.
Пульт заблокировали за мгновение до того, как молодой мичман внезапно задрожал всем телом и начал биться в конвульсиях. Со стороны это выглядело так, будто он пытается причинить себе наиболее сильный вред, разбивая в кровь голову, лицо и руки.
Под завывание сирены капитанский мостик наводнили бойцы полковника Гатлина. Они с трудом уложили парня на пол и попытались оказать ему первую помощь, но Бран уже знал, что все их усилия напрасны. На губах мичмана выступила кровавая пена, глаза вылезли из орбит, а потом он перестал дышать.
– Капитан, немедленно изолируйте аппаратный отсек! Перекройте им доступ к спасательным ботам, снизьте давление до минимальных значений, чтобы те, кто еще жив, потеряли сознание, и без моего приказа в аппаратную ни ногой. Выполняйте! Полковник, можно вас на два слова?
Гатлин коротко кивнул и покинул мостик вслед за адмиралом.
Себастьяну очень хотелось взять Оливию за руку, но он твердо помнил, что сделать это можно будет только по сигналу. Мастер Данли тряслась на соседнем троне от ужаса и омерзения, а он не мог толком ни подбодрить, ни поддержать ее. К несчастью, поспешная эвакуация дворцового комплекса привлекла немало желающих поживиться тем, что в спешке было забыто или осталось без охраны, и теперь мародеры всех мастей стягивались в Северное крыло группами и поодиночке. Они шли прямо к месту расправы, как агнцы на заклание, покорные и безответные, готовые на все ради своих мучителей. Себастьян был уже не в силах бороться с дурнотой. Он услышал, как мучительно рвет рядом Оливию, поспешно наклонился вперед, и его вывернуло наизнанку.
В своих текстах Император Фабиан не погрешил ни единым словом, ничего не преувеличил и не сочинил. Все происходило именно так, как он описывал. Немощные с виду старики вспарывали людей, как мешки с удобрениями, а потом деловито копались в их внутренностях, не обращая внимания на то, что жертвы еще живы. Теперь величественный Тронный зал старого Палатиума было уже не узнать. Каменный пол стал скользким от гидравлической эмульсии и крови. Биомеханические детали, человеческие органы, кишки, разноцветные сплетения проводов, отделенные от тел головы роботов и людей – все это было неспешно рассортировано и свалено в небрежные кучи.
На указательных пальцах у Древних имелся длинный, острый как нож, коготь, которым они легко разделывали мягкие ткани, хрящи и суставы. Себастьян невольно получил излишне наглядный урок анатомии и, чтобы сохранить рассудок, вынужден был воззвать к ученому внутри себя.
Он машинально отмечал, что пришельцы одинаково действуют обеими руками, что зубы у них отсутствуют, а кожные покровы имеют чешуйчатую структуру. Они не носили обувь, так как их ступни были покрыты толстой коркой грязи, из которой далеко вперед выдавались загнутые окостеневшие ногти. Длинные черные балахоны из грубой ткани были сильно потрепаны и свисали у пола заскорузлыми от крови клочьями…
Пришельцы никуда не торопились, делали свою кровавую работу медленно и основательно. Когда они, наконец, добрались до подиума, Себастьян испытал одновременно острый страх и болезненное облегчение. Скоро весь этот кошмар так или иначе закончится. Один из Древних схватил Оливию за плащ и вспорол когтем рукав бронированного костюма, а заодно и кожу на правой руке. Запах ее крови привел старика в подобие экстаза. Он закатил белесые глаза, что-то удовлетворенно промычал и жадно присосался к запястью девушки сморщенным безгубым ртом.
Оливия истошно завизжала.
– Оставь ее немедленно, мерзкое чудовище!!! – крикнул Себастьян, с трудом удерживаясь, чтобы не броситься на пришельца с кулаками.
Слова древнего языка привлекли внимание остальных пришельцев. Они прекратили свою возню с трупами и подошли ближе, чтобы рассмотреть живого человека. Проклятье… Себастьян вынужден был позволить воняющей кровью и испражнениями грязной твари проткнуть когтем кожу в основании своей ладони, и тут произошло неожиданное.
Длинный коготь внезапно задымился, словно его окунули в кислоту, и начал быстро менять форму, оплывая прямо на глазах. Пришелец издал придушенный звук удивления, остальные в тревоге застыли, обступив Себастьяна и Оливию. Когда от длинного когтя ничего не осталось, и процесс распада коснулся плоти, Древний взревел, как раненый вепрь и другой рукой направил на Себастьяна короткий блестящий стержень.
На мгновение Лангваду показалось, что неизвестная магия прожжет его грудинную кость и испепелит сердце, но тут, противясь чуждому вторжению, в нем вскипела кровь Мортимеров, родовое наследие Звездных скитальцев. Наконец-то…
– Сейчас, Ботаник, – короткая команда Ксана прозвучала буднично и спокойно, как на тренировке по фехтованию.
Себастьян быстро схватил Оливию за руку, а в следующую секунду старый Палатиум содрогнулся.
Глава 10
Что-то случилось с Николасом! Анна почувствовала неладное еще до появления Древних, и с этого мгновения ее сознание словно раздвоилось. Она лихорадочно пыталась не потерять из виду тот эфемерный след, который всегда приводил ее к любимому, но проследить его до конца так и не успела. Когда открылись двери Тронного зала, она знала только, что Ник все еще жив. Находясь внутри магического кокона, волшебница пыталась подавить все эмоции, чтобы своим беспокойством не сбить настрой Ксана, но братец уже устремился ей на помощь, и связывающая их нить завибрировала, дала слабину. Сбой был крохотным, едва заметным, но в раскладе сил уже произошли непоправимые изменения. Теперь они с Ксаном не смогут удержаться на поверхности планеты.
Анна еще глубже ушла внутрь себя, оставив брата наблюдать за внешними событиями. Ей был необходим объект не слишком удаленный от Абсалона, но она не знала точного местоположения кораблей, на которых им приходилось летать. Эти объекты были настолько малы, что она рисковала промахнуться. Время стремительно истекало, и едва ли не в последний миг молодая волшебница увидела выход. Прямо над местом событий она почувствовала взволнованное биение неуступчивого, честного и нежного сердца.
Слава Богам, Ксан действовал безупречно и доверился ей без раздумий. Когда произошел первый взрыв, Анна отбросила вуаль невидимости. В отличие от брата, она впервые стояла лицом к лицу с противником в смертельной магической схватке, и успела увидеть ужас в выцветших глазах бессмертного упыря, который внезапно осознал, что все кончено.
Для стороннего наблюдателя старый Палатиум просто взорвался, оставив после себя огромную дыру в теле планеты, но для волшебников все происходило иначе. Взрыв словно разложился на множество мелких фрагментов, каждый из которых нужно было отметить строго определенным действием.
Когда произведенная разорвавшимися зарядами сила достигла своего апогея, Анна открыла портал, а Ксан вытолкнул в него Себастьяна Лангвада и Оливию Данли. Счет теперь шел не на доли мгновения, а на ничтожные промежутки времени, которые не в состоянии зафиксировать ни один прибор. Краем сознания волшебница отметила семь вспыхнувших в погребальном костре взрыва магических аур, свернула защитный кокон и приникла к брату.
После тщательной проверки всех отсеков на четырех палубах бойцы полковника Гатлина доложили, что больше на сторожевике никто не пострадал. Адмирал позволил себе немного перевести дух, но беспокойство и чувство вины глодали его все сильнее. Он не поверил словам Анны, потому что подобное всепроникающее влияние казалось ему абсолютно невозможным. Но неизвестные пришельцы действительно использовали все установленное оборудование против них, и теперь только наглухо заблокированная станция слежения принимала сигналы
