Вертихвостка

Послать-то послал, да разве скроешь теперь от комбрига их самовольный отъезд? Их же сразу к телефону...
– Ты-то чего волнуешься? Твоя забота, что ли? Пусть сами и отдуваются – не маленькие!
– Не понимаешь, что ли? Комбат-то меня виноватым сделает. Мол, ума не хватило, чтобы от комбрига прикрыть, что ли? А как тут прикроешь? Я как узнал о происшествии, так сразу и доложил, куда положено! Не шутка ведь! И дежурному по части доложил, и оперативному дежурному… Неужели мне следовало это скрывать? И очень скоро «контрик» здесь нарисовался, гадюка, так и нюхает всюду! Лучше бы он раньше вынюхивал, собака, пока гром не грянул!
– И пусть себе нюхает! Лишь бы воздух не портил! – успокоил я Генку.
– Какой там, пусть? – стал злиться Генка. – Комбригу ведь сразу доложили! И дежурный по части доложил, и оперативный дежурный из штаба бригады, так он мне приказал объявить в дивизионе тревогу, когда сам узнал, и общими усилиями до утра разыскать солдата и ему сразу доложить…
– Ладно, это мне ясно! Но отчего такая кутерьма? Что ты узнал? Неужели Четвериков или что-то другое?
– Так ты заранее всё знал? Твой же это боец? Да? Так-так! Ну, я тебя поздравляю, Сашок! Это на большой-пребольшой орден теперь потянет! Дезертирство да еще с оружием… Ладно! Не буду каркать! Может, ещё обойдётся! А ты делай своё дело и мне тут не мешай… Сейчас такое в лагере начнётся…

Однако ничего не началось, поскольку начальник штаба майор Ермолин весьма спокойно, будто даже с ленцой, уже разруливал перед строем ситуацию:
– Старшие от подразделений, ко мне! – негромко скомандовал он, не делая упора на строгих уставных взаимоотношениях с подчиненными. (Он всегда исходил из золотого правила: «Нечего людей зря нервировать! Всё должно делаться по-человечески!») Объясняю ситуацию, товарищи офицеры! Не прошло и часа, как рядовой Четвериков, находясь в составе караула, самовольно покинул караульное помещение, прихватив автомат, два магазина с патронами и штык-нож. Причина, по всей видимости, в провокационном письме из дома, от девушки. От личного состава это скрывать не нужно – всё равно не утаить! Я не думаю, что Четвериков начнёт мстить кому-то из нас, потому и мы играть в войну не будем! После построения всему личному составу всё оружие сдать! Я приказываю: всё сдать! А то, не ровен час, оно ещё чему-нибудь поспособствует… Каждому из вас лично проверить, опечатать ящики с оружием, выставить охрану и сразу мне доложить об исполнении! Офицерам пистолеты оставить при себе! На всякий случай! Но без патронов! Технику из парка не выводить! Личный состав на техническую территорию не допускать! Проверить наличие людей в подразделениях! Не захватил ли Четвериков помощников? После проверки личного состава всех уложить в постели до подъёма. А всех отсутствующих офицеров после появления в лагере прислать ко мне немедленно! Вопросы ко мне…? Нет? Тогда – всё! Ставьте задачи подразделениям, а сами через минуту возвращайтесь к штабной палатке. Надо организовывать поиск беглеца. Жалко мальчишку! Сейчас он такого наворочает, что жизнь и себе и ещё кому-то поломает!

Начальников в батарее хватало и без меня, потому я на себя руководство брать не стал. Капитан Сонин, мой начальник стартового отделения, хлопнул меня по плечу:
– Ну, салабон! Неплохо ты стартовал! Теперь хватай все личные сведения о Четверикове и дуй к НШ, пока нас с тобой ещё туже не повязали. Надо хоть понять, куда твой протеже направился? Не в тир же пострелять!
Я промолчал. По сути всё так и есть, хотя по форме обидно.
Начальнику штаба я сразу сообщил:
– Товарищ майор, Четвериков – это мой подчиненный!
– Ты с такой гордостью это заявил, будто ждешь от меня награды! Или, может, это ты приказал ему дезертировать с оружием? Нет? Тогда другое дело! Адрес его Пензенский у нас в штабе есть, а вот адрес девушки… Ты-то знаешь?
– Нет! Только адрес родителей… Но сейчас попробую письмо от неё поискать.
– Поищи. И ещё! Не знаешь ли, у него в какой-нибудь деревеньке поблизости случайно подружки не образовалось?
– Это невозможно! Он парень серьёзный! – защитил я Четверикова.
– Да уж! Теперь и я это понял! Несерьёзный с оружием не сбежит! – начальник штаба махнул рукой. – Иди, действуй! Как только начнёт светать, отправишься прочёсывать весь путь от лагеря до самого Черняховска. Вдоль основной дороги в город. Расставишь людей так, чтобы в каждую сторону от дороги всё прочесать хотябы на сто метров. Он же по самой дороге, как я понимаю, побоится идти! Пойдёт рядом, как сможет, по кюветам и кустам. Сейчас везде всё и без нас перекроют! Выезды на Калининград, в Литву, на Большаково. Все железнодорожные и автомобильные пути, вокзалы и станции… Куда он, глупенький, денется с автоматом и в солдатской форме? И на родине мы ему засаду устроим. Он напрасно надеется с соперником поквитаться! Только бы без стрельбы обошлось, а то ведь никогда не отмоется, глупый мальчишка!
Начальник штаба тяжело вздохнул, переживая за Четверикова, как за собственного сына:
– Он же спортсмен большой у вас, так? Так, может, у него где-то рядом такие же дружки-спортсмены живут, знакомые, которые приютят? Они же на соревнования со всей страны съезжаются! Так, так… – догадался он. – Надо срочно выходить на облисполком, а через них на спорткомитет области… Дружки, дружки, все адреса мотогонщиков, кроссовиков, спидвейщиков… Ладно, готовь четырнадцать хлопцев из своей батареи. От тебя для них требуется личное оружие с одним полным магазином на каждого и другая экипировка, сам знаешь, и, главное, моральный настрой. Сонину скажи, чтобы оружие твоей группе выдал – я приказал. Через час представишь всех мне на инструктаж, понял?
– Так точно! Так я пошёл искать конверт от девушки!
– Правильно! Ищи! – подтвердил начальник штаба, сразу забыв обо мне.

Та кошмарная ночь подходила к концу. Я со своей группой готовился выступать. Раньше, ещё в темноте, искать Четверикова не имело смысла. Его не обнаружишь, а на пулю нарваться можно! Только этого нам и не хватает!
– Ну, что, ребята, кто не верит в наше правое дело? – начал я. – Кто чувствует, что не совсем здоров или боится?
Орлы из моей батареи стояли, потупившись, и молчали.
– Тогда хочу напомнить! Пока Четвериков кровавых дел не натворил, он для нас полноправный товарищ, который всего-то попал в большую беду. Нам надо его найти и мягко остановить от других глупостей! Со временем он успокоится, и всё пойдёт как надо. Потому, если встретите его, случайным словом не восстановите против себя и против всех нас! Ни за что не стреляйте в него, даже если он будет стрелять! Только над головой! Оружием не угрожайте! Все разговоры ведите в спокойном тоне! Мол, пусть сам отдаст оружие и покается. Сразу же зовите меня. Ясно?
– Да ясно нам всё, товарищ лейтенант! Кто же станет в своего товарища стрелять?!
– Тогда действуем так! Тщательно прочёсываем всю местность до города, то есть до КПП нашей бригады! Проверяем по пути любое место, где может спрятаться или поместиться человек! Будьте очень осторожны! Как только выйдем за пределы лагеря, всем набрать интервал двадцать метров. Старшим с каждой стороны дороги будет тот, кто ближе к ней. Я буду преимущественно на дороге. А теперь, по порядку номеров рассчитайсь!
…Четырнадцатый! Расчет окончен!
– Вот и хорошо! Все движутся цепью, согласно своим номерам. Каждый следит за левым товарищем и не оставляет без внимания правого. Чтобы все постоянно были на виду! Придётся идти без разбору – как уж получится на сильно пересеченной местности. Прошу учесть, что удобнее всего запрятаться там, где проверять никому неохота! Потому даже самые неудобные места обходить без проверки нельзя. Оружие держать наизготовку, но не дай вам бог, как говорится, его применить! Вопросы ко мне? В семь утра мы должны подойти к воротам нашей бригады. Там получим новую задачу. Я ее не знаю. Время терять нельзя, Олега надо спасать! Вопросы, ребята?

Я даже представить не мог, насколько гадко всё получится в реальности. Будто сам никогда не гулял по густому лесу! На дороге я, конечно же, не удержался. Нам пришлось не гулять, а проламываться сквозь кусты терновника и ещё более колючего шиповника, где-то брести по высоким чавкающим камышам и по скользким неровным камням. В одном месте моя нога провалилась почти на всю длину в жижу. Конечно же, я не устоял, рухнул в самую грязь, опираясь на руки. Потому на них и на рукава кителя смотреть стало противно! Фуражка слетела с головы, покатилась и, разумеется, распласталась в грязной луже самым неприятным образом. Да и не спасти ее было никак – руки, сами знаете, какие! И сразу пьявка к руке прицепилась! Но обойти стороной то болотце было невозможно – сам ведь такое запрещал – пришлось влезать по пояс в жижу. Боже мой! Раньше-то я думал, будто такое издевательство над собой лишь в кино показывают! Но пришлось!
Кто в состоянии понять, каково приходится простому лейтенанту в реальной жизни, если в обоих сапогах отвратительно хлюпает? И эти сапоги, между прочим, хромовые, повседневные, а не полевые юфтевые, более выносливые! И они у лейтенанта единственные! После такого болота хромачи не спасти – расползутся, сгниют, а им и года нет! Как жить лейтенанту без сапог? Их по норме на два года выдают! И фуражку стирать придётся, не иначе! Курам на смех – стираная фуражка! На что она станет похожа, если наполовину состоит из картона? О растёртых в кровь ступнях, смачно хлюпающих в сапогах, говорить не приходится. Если бы хоть не липкая грязь внутри сапог. Того гляди, заражение крови получится! А пьявки, наверняка, уже и в сапогах орудуют. Они ведь ушлые!
Боже мой! До чего же жижа присасывает ноги – не шагнуть! Не оторвать их от дна!
Я, помню, как совершенно выбивался из сил, истекал потом от непривычной нагрузки, хлопал себя грязными руками, пытаясь прибить очередного кровожадного паразита на щеке или лбу, и ругался, падал много раз, полз, опять карабкался, но марку держал. Моим ребятам с большими и тяжелыми автоматами, да с подсумками, куда тяжелее. Правда, у них сапоги покрепче моих! И одежду им не жаль – в случае необходимости старшина из подменного фонда выдаст другое Х/Б. У меня такого фонда дома нет! И потому расточительное для меня путешествие останется в памяти надолго, опустошив карман моей семьи. Всякий раз, когда только придётся надевать форму, так сразу и вспомнится недобрым словом это путешествие. В общем, удружил мне Четвериков!
Не стало легче и когда мы цепью выбрались на открытое пространство. Оказалось, что и пашня не самое лучшее место для прогулок. На неё, ровную и бескрайнюю, бывает приятно смотреть со стороны и издалека, но когда собственные ноги, что ни шаг, расползаются от неупорядоченных в пространстве глыб вспаханного грунта, вся романтика улетучивается мгновенно.

Нам понадобилось без малого три часа, чтобы оказаться перед КПП родной бригады. Я, представ в самом нелепом из-за грязи виде перед дежурным по части, доложил ему, что признаков Четверикова вдоль дороги из Зелёного Бора мы не обнаружили, хотя всё прочесали на совесть. Потом по телефону, сильно вымазав грязными руками трубку, доложил о том же в лагерь начальнику штаба майору Ермолину.

Оказалось, что у ворот бригады нас