На днях встретил давнего друга. Прекрасно! Когда-то вместе море каши съели, а потом полжизни не пересекались! Казалось бы, зачем случайной встрече удивляться? Ведь хорошо, что иногда ещё встречаемся. Выходит, что и в нашей устоявшейся до печального однообразия жизни, сюрпризы ещё случаются!
Так вот, катил я, как обычно, в метро, и вдруг упёрся взглядом в некого пассажира. Знаете, как бывает, если человека узнаёшь не мгновенно. Я уже сообразил, что черты лица мне знакомы, но ещё не уяснил, кто же он такой.
Впрочем, узнал-то я его сразу, только опасался ошибиться! Хотя, к чему сомнения?! По всему видать, это же он – это же Виктор! Кстати, я всегда его называл именно так, ударяя на последний слог!
А если всё-таки не он? Возраст-то на нас наложил свой отпечаток. Непростая служба за многие годы так лица разрисовала, что их впору археологам раскапывать!
Виктор считался у нас красавцем! Но не тем писанным, сказочным красавчиком, а самым настоящим – мужественным, волевым, решительным. И не только лицом он был таким, но и всей своей сутью. С завидным постоянством демонстрировал полную гармонию героической внешности и такого же внутреннего содержания. Потому и шли мы, его товарищи, за ним без сомнения.
Теперь же я колебался: стоит ли подходить, разумно ли окликнуть? Человек, вижу, в себя погружён. Навязываться не хочется. Вот она – проклятая московская разобщенность! Въелась она и в меня, хотя раньше я всегда считал себя частью коллектива, а не неким индивидуумом, который даже среди людей всегда один, словно дерьмо в проруби! В Москве теперь кругом такое ЧЧВ! Не наши люди! Наушники воткнут, темные очки, и прут сквозь кого угодно! Здесь чужую жизнь в себя не впускают! Надо же! Я даже не заметил, как стал таким же…
Вдруг наши взгляды пересеклись и замерли. Вижу, молния удивления чиркнула по его лицу. Виктор ещё мгновение сомневался, а потом гаркнул через полвагона:
– Пашка! Ты?! Так что же не подходишь? Совсем забронзовел в логове махрового капитализма?!
И он стал пробираться ко мне. Все предупредительно расступались, ему помогая, и даже заулыбались, когда мы обнялись, заражая присутствующих неподдельной радостью.
– Ты как здесь? – спросил я стандартно, не зная, с чего начать.
– Да так, проездом! Проездом, конечно! До 23.20 числюсь пассажиром Киевского вокзала! – проинформировал Виктор. – Там тридцать четвертый скорый! Вагон шестой! А час назад Белорусский топтал. Вещи сдал, теперь свободен до ночи! Вот и рванул по местам нашей славной молодости!
– Отлично, если так! Значит, поехали ко мне! Посидим… Ты в Москве сейчас один?
Виктор утвердительно качнул головой, но моё предложение не поддержал.
– Ну и замечательно! – не обращая на это внимания, обрадовался я. – Не будем время прожигать! Оно теперь нам дороже, нежели бывало! Или ты Москвы не видал, пропади она пропадом! – не скрыл я своего отношения к огромному и бестолковому городу, который лишь усилиями пропаганды кажется незрелым умам выдающимся. Я никогда не любил огромные, шумные и суетливые города. Не любил в них обидную удалённость буквально всего того, что бывает срочно нужно! Не любил эгоистичное безразличие к беззащитным людишкам, коих там не счесть. Не любил терять время на вынужденную дорогу. Впрочем, я всё же признаю, что за последние годы незаметно для себя как-то смирился с этими недостатками Москвы. А как же иначе?! Жить-то надо!
– А ты, смотрю, так всех и костеришь, почём зря! – с красивой усмешкой, которая в молодости сводила с ума всех девчат, посмеялся надо мной Виктор.
И сразу выявилось отсутствие у него некоторых зубов. И одет, в общем-то, не очень… И не такой пружинистый как прежде. Но решительный, шумный, без тормозов. Может, и настолько деловой он по-прежнему, что замучает всех, лишь бы свои горы сдвинуть. Таким мы его и знали!
– Забыл, что ли, где однокашники встречались? – на весь вагон захохотал Виктор. – Служба-то раскидала нас по всей стране да по заграницам. Не успевали отслеживать, кто куда попал, лишь бы не пропал! И не до соплей нам было! Всё служба невпродых! Потому встречались либо в Кап-Яре на полигоне, либо в ГУМе! Там ещё шампанское на разлив продавали, помнишь? Хорошо ведь бывало за встречу! За ордена, за стремительные повышения, за успехи! А жен своих, шатающихся по этажам с деньгами, мы встречали у фонтана… Помнишь? Мы ещё и адреса для виду записывали, будто писать собирались…
– Ты прав! – подтвердил я, не углубляясь в воспоминания. – Москва для всех так и осталась пересадочным узлом. Потому и тогда, и теперь… Разве что дальневосточники редко приезжали… Полигон-то у них свой… Да и самолётами они всегда, самолётами! Как угорелые!
– Ну, да! – на весь вагон затрубил Виктор. – А Москва нам казалась огромной деревней с ГУМом в центре! Мы ведь размах страны своим брюхом измеряли! Всегда по ее лесам, пустыням да непролазным чернозёмам! А товарищей за версту вычисляли…
Вот так, шатаясь туда-сюда, и в вагоне, и в разговорах, мы, как и раньше слились с Виктором в одно восторженное целое, изливая радость от случайной встречи. Я продолжал его тянуть к себе, а Виктор и не отказывался, но и не соглашался. Я ещё подумал, будто он с женой приехал или ещё с кем, потому и ко мне не хочет, но нет, попутчиков отрицает. Да ведь и жена помехой бы не стала… Или любовница! Но если один, так чего же ломается?!
– Всё же, Виктор, поехали ко мне! – продолжал я его тянуть. – Будешь где-то слоняться до ночи! В ГУМе из наших ребят всё равно никого теперь не встретишь! Если кто через Москву, так чаще самолётами… Все аэропорты далеко от ГУМа! А по мне и хорошо, что редко встречаемся! Знаешь, даже из наших мужиков, прошедших огонь и воду, кое-кто скурвился… Да и спешат они, кто Турцию, кто в Египет, в Лондон, в Париж... Черт бы их побрал, этих защитничков! То ли они всегда прикидывались пламенными патриотами, то ли позже скурвились… Но честь офицерскую, по моим меркам, они загубили. Помнишь Сапожникова? Так он, сука, вообще в Канаду свалил. Даже Петров, не поверишь, евреем обрезанным прикинулся! Жидяра! Подался новую историческую родину от нас с тобой защищать! Раньше бы я его разглядел, контру… Эти поганцы, как я полагаю, нас давно предать собирались, да только теперь это выгодным стало! А что для них присяга, данная когда-то своему народу?! В общем, любители комфорта, то есть моральные уроды!
– И чего ты распоясался? – опять захохотал Виктор. – Кажись, ты у Богородских бань когда-то обосновался? Или поближе к кремлю перебрался?
– Пока не приглашали… У тех бань и обитаю! Как распределили когда-то в наш третий НИИ, так там и закрепился…
– Знаешь, не стоит нам к тебе… – выразил, наконец, свои сомнения Виктор. – Разве твоя Светлана обрадуется? Женщинам, знаешь ли, гости как я, что в горло кости!
– Ерунда! Со Светкой я давно развёлся! – сознался я и, заметив удивление Виктора, стал оправдываться. – Понимаешь… Все подробности история поглотила… Кому-то бес в ребро… Или, как говорится, недолго мучилась старушка…
– Ты что несёшь, дружище? Это Светка-то твоя – старуха? – не выдержал Виктор объяснения того, что мне казалось невозможно объяснить словами. – Жива хоть Светлана?
– Ещё как жива! Только не в моей, слава богу, жизни… Более того, скажу я тебе! И вторая моя хороша оказалась… Мастерски меня кинула, стерва! Как и положено в этой сучьей Москве. Здесь подобные деяния не выходят за рамки нынешних правил! Мол, лохов надо учить, учить и еще раз учить, как завещал великий Ленин! Одним словом, тренируйся, если слаб мозгами! Но моя вторая половинка и без меня вскоре состоялась. Ведь красивая, стерва! У меня от неё мозги, помню, так и сварились! И не только у меня! Умеет она мужиков окручивать и выкручивать! Потому и взобралась на чей-то объемный денежный мешок… Знаешь, я ее однажды за рулём Бентли увидел! Как удар по затылку! Не подошёл, конечно. Мне ещё повезло! Могла бы и квартиру мою отобрать! И встречал бы я тебя бомжом на Белорусском. Или на другом… Где разрешили бы сутками пресмыкаться!
– Ну, ты и орел! Богом данную тебе жену по миру пустил, а каких-то жучек за то же самое распекаешь! Чем кумушек считать… – слишком резко подвёл итоги моим оправданиям Виктор.
– Ничего же ты не знаешь, а сразу в прокуроры… Ты сам столько лет как я, может, и не продержался бы!
– Врешь! – перешёл в наступление Виктор. – Я одно знаю! Настоящие мужики жен не меняют! Клялся ведь, что не предашь?! Что на всю жизнь!
– Что же, без любви терпеть? – не выдержал я такого напора.
– Какая, к чёрту, любовь? Ты же не акселерат! Еще расскажи мне сказки о несхожести характеров! Знаешь, я бы этих сексологов и патологов современных – всех на общий кол! Они даже на шашлык не пойдут – плохо пахнут! Ведь сограждане наши дурканутые их вражеский шёпот всегда за чистую монету принимают! Им напевают, будто нужна любовь без всякой ответственности! Мол, это и есть самая достойная жизнь! А они и верят! Верят, будто любовь мужиком должна крутить, а не он ею! Вот он в жизни и качается, будто дерьмо в проруби! Будто эпидемия идиотизма страну накрыла! Парни жениться не хотят! Семья для них – обуза! Им бы только трахаться, где попало, и жизнь, считают, состоялась! Впрочем, черт с ними, с идиотами! Только народ наш жалко! Вырождается! И не способен он теперь ни на что, если состоит, в основном, из уродов!
– Лихо ты закрутил! Прямо-таки безнадёга полная! – не выдержал и я. – Мужики во всём виноваты! А ты на девок-то погляди! Ты погляди… Они и сами себя товаром считают! И вполне с этим согласны! Один вопрос их и беспокоит, кому продаться?! Разве я не прав? Вот ребята и пользуются! А где девичья честь? Где гордость? Или мы еще об этом станем рассуждать!?
– Ага! Ты, случаем, не из союза обиженных самцов! А я так думаю! Если бы мужики ответственнее были, так и у баб спрос на женственность появилась бы! И не становились бы они дешёвками, с такой жизнью смирившимися! Вот чем, Паша, кормится твой бес, который тебе в ребро! – Виктор ткнул меня в бок и весело уточнил. – Болит хоть ребро или уже забылось?
– Иногда болит! – сознался я. – Только не ребро! Душа болит, когда вспоминаю своё умопомрачение… Но ты чересчур красиво про нынешнюю жизнь… С твоим юморком тебя хоть на сцену выпускай! А вот скажи, разве у нас тогда было иначе?
– Паша! Ты мне по голове не стучи! Наши девки нам не за деньги отдавались! Они чувства к нам испытывали! Разницу понимаешь? А ходоки выдающиеся, как ты говоришь, и тогда имелись! Скрывать не буду! Вспомни того же Серёгу Вилонькова… Только и ты сразу вспомни, что в итоге из него вышло! Свою жизнь, шляясь, совсем загубил! Ни службы, ни карьеры, ни семьи… А всё почему? Да, цель изначально неверную выбрал, и никто ему не объяснил! Я же этот вопрос так понимаю! Если у мужика одни бабы на уме, то мужик он пропащий! Я бы ему никакое дело не доверил, коль уж мозги набекрень! Ни стране от него пользы, ни семье, ни армии… Одним словом – пустоцвет!
– Виктор! Не узнаю я тебя! А кто на нашем курсе самым отчаянным ходоком считался?
– Вот это не надо! Не перегибай! От этого суть теряется! Ходоком я никогда не был! Я своим победам счет не вел, как некоторые! И не распространялся о них нигде! Значит, женщин я не позорил! Я уже тогда считал, что нечего девкам мозги пудрить! В том числе, и
