1
Телефон уже давно вибрировал, повизгивал, кряхтел и подвывал какой-то дурацкой мелодией, установленной любимицей внучкой. Брошенный вчера на столе и используемый только для связи с компаньоном из Швеции, он требовал, чтобы его срочно послушали.
Но просыпаться болезненно не хотелось. Очень не хотелось отпускать приятный сон, явившийся вдруг из светлой армейской молодости. Из той молодости, которая была насыщена значительными событиями и столь напряженной, что и самому теперь кое-что не верится.
В этом сне Андрей Алексеевич будто и впрямь погрузился в свою прежнюю жизнь. В жизнь, наполненную великим смыслом, долгом и постоянными трудностями. Они следовали не только непрерывной чередой, но и наползали одна на другую, и завивались немыслимыми узлами. Подобные накладки, хорошо помнится до сих пор, бесконечно усложняли служебные будни, изматывали, иной раз, до беспамятства, однако давали ощущение собственной значимости в большом и важном для страны деле; давали право уважать себя.
А телефон продолжал трезвонить и вибрировать, пытаясь, как бывало уже не раз, подобраться к краю стола, на что Андрей Алексеевич мысленно ответил: «Сон сном, но ведь рухнула огромная и могучая держава, взорванная изнутри незамеченным нами предательством кремлевских перерожденцев. Мы-то предназначались совсем для иного. И я честно внес свой вклад в защиту страны, но только от врагов внешних. И теперь в моей памяти не зря всплывают те двадцать пять труднейших лет… Очень мне было тяжко, почти невыносимо, но хоть теперь моё существование наладилось. Да еще так, что я получил от жизни, наконец, всё то, на что и рассчитывал, чего вполне заслуживаю. Теперь не приходится ежедневно кувыркаться в ужасах хронической нехватки денег, в нищете и унижениях многих лет».
И всё же телефон не унимался.
«Опять корпус расколется! – с сожалением и раздражением предположил Андрей Алексеевич, но даже не пошевелился. – Черт с ним! Новый куплю! И будет повод, не обижая внучку, избавиться от мелодии с воплями необузданных африканских невольников!»
Андрей Алексеевич пошарил рукой по затейливой прикроватной тумбочке и надавил кнопку стильного перламутрового будильника, на что приятный женский голос с китайским акцентом проинформировал:
– Восемь часов сорок семь минут!
«Приспичило же ему звонить в такую рань? – простонал Андрей Алексеевич с сожалением. – Можно подумать, стряслось такое, что и потерпеть нельзя?»
Он опять расслабился и снова очутился в той, знакомой до боли атмосфере своей нелегкой и непростой службы. И всё вспомнилось как-то одновременно, в удивительно спрессованном и многослойном виде. И долгие дни, и минуты, даже прожитые годы сжались в крохотные мгновения, но при этом давно забытые события виделись очень достоверно и натуралистично.
Казалось, можно всего коснуться рукой, вмешаться в любой разговор, изменить прошлые поступки, добиться лучших результатов. Это было удивительное, совершенно невероятное погружение в далекое и бесценное прошлое, позволившее не только заново и детально разглядеть былое, но и коснуться его душой, чтобы опять почувствовать всё-всё: присущие ему радости, трудности, заботы, переживания, надежды и огорчения. Всё то, что в постоянной сутолоке совсем уж никчемных событий давно засыпано непробиваемой толщей прошедших десятилетий.
В то давнее время Андрей Алексеевич уже считался опытным начальником стартового отделения, хотя и имел почти первичное офицерское звание – старший лейтенант. Сроки для отправки документов на присвоение «капитан» истекли месяц назад, занимаемая должность это позволяла, да и взысканий не имелось. Тем не менее, готовые документы задержали.
Это существенно портило настроение, поскольку определенный карьеризм изначально заложен в каждого офицера, а его ум для окружающих, как говорят, весь на погонах! Потому, хочешь того или нет, но приходится стремиться к новой звездочке. Хотя бы для самоутверждения, а заодно и для увеличения ещё на червонец денежного содержания.
Виновным в необоснованной задержке долгожданного звания оказался командир бригады.
Ситуация сложилась так. Вызвал комбриг к себе молодых офицеров, которым светило очередное воинское звание, и напрямик заявил:
– Вот что я вам скажу! Бригаду ждут большие испытания. Сами знаете, товарищи офицеры – инспекционная поездка на полигон с боевыми стрельбами. Если сработаете, как полагается, будут вам и звания, и награды, а если нет – то уж извольте! Так что, за работу! Вас ждут великие дела!»
Такие действия, конечно же, являлись самоуправством, но возражать комбригу не стали. Ведь он сделал это в интересах общего дела. Именно так решил простимулировать своих подчиненных. С другой стороны, думал каждый, мало ли как сложатся обстоятельства на полигоне! Не дай бог, придётся опозориться! Тогда комбриг трижды окажется правым!
В общем, все стерпели. Да и комбриг рассчитал верно, как выяснилось потом, поскольку прыти у всех действительно прибавилось.
В ожидании приказа к убытию на полигон напряжённо пролетели четыре месяца, в течение которых все офицеры буквально света белого не видели. Забыв свои семьи, они сутками пропадали на службе, чтобы отточить боевое мастерство своих подчиненных и устранить многочисленные недоделки то тут, то там. Без них-то не бывает!
2
В одну из последних ночей ноября пришел, наконец, тот самый приказ, и бригада по тревоге приступила к погрузке на железнодорожный транспорт. Секундомер, отмеряющий беспредельные по физической и моральной нагрузке испытания, начал отсчет нормативного времени. Учения начались.
Одновременно в нескольких районах формировались четыре воинских эшелона. Для этого проводился огромный комплекс мероприятий, сложных технически и организационно, напряженных по времени и весьма значительных по масштабу.
Работа делалась, но людям не повезло. Было очень холодно. Так холодно, что, казалось, не случалось даже зимой. К тому же периодически хлестал ледяной дождь, наваливаясь могучими волнами. Впрочем, даже он не сдерживал насквозь промокших солдат и офицеров, действовавших самоотверженно и считавшихся лишь с тем, что входило в круг их обязанностей.
У ракетчиков так всегда! В тяжелые минуты коллективных испытаний большинство обычно незаметных служак без шума совершают свои многочисленные и никем неоценённые подвиги, превозмогая себя, преодолевая непомерные трудности, перед которыми, возможно, и сами спасовали бы в иное время. Но теперь их решительные действия были особенно необходимы делу, которому они служат. Потому никто не сдавался!
Особенно мешал работать напористый ледяной ветер. В считанные секунды он сковывал намокшие пальцы рук, соприкасающиеся с остывшим металлом, отмораживал носы, щеки и уши, хотя многие солдаты даже распарились от тяжелой физической работы и сбросили шапки и ватные куртки.
Брезентовые тенты, и без того всегда предельно тяжелые, теперь промокшие насквозь, стали неподъемными и негнущимися. Но никто не роптал, когда всем стартовым отделением, надрываясь, затаскивали их сначала на железнодорожные платформы, потом на свои агрегаты и предварительно расстилали там, надувающиеся под ударами ветра. Прямо-таки невероятным образом, балансируя и цепляясь за что-то наверху, чтобы не оказаться сброшенными ветром вниз, всё же шаг за шагом зачехляли технику.
В своём сне Андрей Алексеевич видел всё будто со стороны.
Ночь испытаний была в разгаре. На четырехосные платформы загоняли партию за партией тяжелую многоосную технику, постоянно рискуя съехать, свалиться, провалиться, продавить хилые вагонные доски.
Медленно, небольшими рывками, часто останавливаясь, заползали на платформы пусковые агрегаты. Огромные, мощные и красивые, как мифологические исполины, они ползли осторожно, сантиметр за сантиметром, непроизвольно оттесняя от рампы вагоны, которые в ответ испуганно, словно кони под седоком, отшатывались и приседали, усложняя и без того трудный процесс бокового заезда.
Механики-водители пусковых установок, коснувшись платформы, опасливо поглядывали с четырехметровой высоты на командовавших каждым их движением офицеров, просчитывавших микроскопические перемещения агрегата, рискованно зависающего передними колесами над пустотой вне платформы. И так – пока пусковые установки не вырулят, пока своим бортом не станут точно по борту вагона.
Всё это время механики-водители чувствовали себя беззащитными. Они вынужденно доверялись своим офицерам, понимая, что именно на них в сей трудный час лежит максимальная ответственность и за погрузку, и за пусковую установку, и за жизнь самого механика-водителя, лишенного возможности самостоятельно управлять машиной.
Водителям всегда очень страшно заезжать вслепую. И всегда страшно доверять кому-то, кроме собственных глаз. Потому механики-водители не беспричинно испытывали ужас от вероятного падения агрегата с платформы, подавляемый лишь силой воли!
Но тогда, вспомнил Андрей Алексеевич, общими усилиями всё было сделали очень аккуратно, без происшествий. Он и сам чересчур переволновался…
А потом еще долгих трое суток ракетную бригаду тянула «железка», тем самым, предоставляя время если не для полноценного отдыха, то для некоторого расслабления нервной системы.
Наконец, по красивой дуге эшелоны обогнули Волгоград с видимой отовсюду величественной скульптурой Вучетича «Родина-мать зовёт» на Мамаевом кургане. Потом по плотине, как по мосту, перекатились на другую, степную сторону Волги. Некоторое время постояли на станции города Волжский, и всё – дальше для ракетчиков начиналась другая жизнь!
За Волжским начиналась и другая земля! Начиналась совсем другая служба, мало кем, кроме ракетчиков, испытанная, но сосредоточившая их заветные цели и мечты, достижение и осуществление которых всегда остаётся не только во власти людей, но и во власти коварного случая.
Потому всякие случайности следовало исключить боевым мастерством!
Ракетчики, конечно же, не могли отступить, не имели права вернуться; они осознанно двигались навстречу важнейшим для каждого и для всех вместе испытаниям, только и способным ответить на вопрос, отвечают ли их воинские коллективы требованиям будущей войны. Причем, как в известной всем присказке, что один за всех и все за одного. Поскольку все задачи ракетных ударов решаются не какими-то суперменами или героями-одиночками, а большими коллективами, специально для этого созданными, организованными и обученными. Одиночкам такие задачи не по плечу!
[justify]После разгрузки эшелонов в Заволжских степях бригада разместилась полевым