Разомкнутая цепь

нижнем уровне центрального рынка как раз напротив входа в мясные ряды. Публика, приходящая за бараниной или говядиной, заворачивала и к нему. Листала книжки советской эпохи, вспоминала, что раньше «подписные издания» Хемингуэй или Ромен Роллана были не просто книгами, а знаками принадлежности к избранному кругу. Вспоминали, иногда, расчувствовавшись, покупали, но большей частью просто говорили о книгах и «о вообще». Захаживали и покупатели конины, но реже. То были, как правило, заезжие туристы в поисках новых впечатлений, а попутно и возможности, «чем черт не шутит!», на удачу найти в заштатном городишке антиквариат «за дешево». Нередко заходил какой-нибудь пенсионер с пачкой никому не нужных книг на продажу. Разнокалиберные тома аккуратно были перетянуты нейлоновым, связанным в нескольких местах, шнуром и привозились на двухколесной ручной тележке. Казимир Соломонович таких посетителей не гнал, хотя заранее был уверен, что книги эти никогда не продадутся. Он терпеливо выслушивал длинный рассказ визитера о былых заслугах и об истории приобретения каждой из книг и, в конце концов, выпроваживал посетителя после вручения тому небольшой, устраивающей обоих, суммы.
Сегодня утром к нему зашел неопрятного вида человек. Казимир, как и все торговцы на рынке, не любил бомжей, но выпроваживал их всегда сам, не зовя охрану. Он считал это гуманным поступком. Потому он соскочил со стремянки и замахал на незнакомца руками, как выгоняют случайно забредшего в дом шелудивого, уличного пса.
- Нечего, нечего тут! – решительно начал он, но заметив, что размахивает подшивкой Роман -газеты, остановился.
Посетитель тоже застыл в нерешительности. На вид ему было лет шестьдесят, лицо одутловатое, как у давно и постоянно пьющего человека. Пиджак, который он носил поверх несвежей майки, при ближайшем рассмотрении оказался поношенным морским кителем с отпоротыми нашивками. Беспокойный взгляд и дрожание рук, на которое незнакомец уже не обращал внимания, говорили Казимиру, что утро выдалось для бродяги тяжелым и не радостным, что в общем, «трубы горят». Букинист не был богат, но понимал, что таким горемыкам отказать в помощи нельзя.
- Казимир, - неожиданно назвал его по имени страдалец, - Казимир, я тебе не дрянь какая-то, не попрошайка!  Я с товаром. На вот, погляди, - он протянул затрепанную книжку, - гляди, какая старинная! Купи, Казимир, а?
Казимир с некоторой брезгливостью взял из рук бродяги книгу и открыл последнюю страницу, где обычно печатались выходные данные издания. Сразу бросился в глаза тираж книги - 700 экземпляров! У Казимира забилось сердце, - артефакт! Выходные данные были набраны крупным разборчивым шрифтом, и на полуистлевшей бумаге он прочел «Типография Главного управления лагерей, город Караганда, 1937 год». Он, ещё не веря удаче, осторожно возликовал про себя: такое издание не просто редкость, такое издание было настоящей музейной вещью! Он посмотрел на титульный лист и поразился причудливости сочетания. Это было издание ГУЛАГа НКВД СССР романа Михаила Юрьевича Лермонтова «Герой нашего времени». 
- Казимир, - поторопил его утренний гость, - не сомневайся, книга моя, не ворованная, от бати осталась. Никогда бы не продал, если бы… ну, ты понимаешь! 
Дав бомжу денег, Казимир Соломонович уселся в углу на табурет и стал рассматривать книгу. Обложка когда-то была плотной и обтянута выгоревшей кумачовой тканью с золотым тиснением на лицевой стороне. Разглядывая переплет, он заметил прореху между картоном обложки и тканью. Запустив пальцы в дыру, букинист нащупал в глубине что-то ещё, но, решив, что это расслоился картон, оставил переплет в покое и стал перелистывать потрепанные листы. Между 19 и 20 страницами он обнаружил письмо, которое начиналась строками: 
«Дорогой и любимой мой сын! Спасибо тебе за внимание и уважение к отцу и к матери. Спасибо за посылку, что прислал…»


Алматы 2010