У меня появилась и личная жизнь, как только я почувствовал себя мужчиной и во сне стал вспоминать, как можно мять подушку. Мне позарез как затычке потребовалась бочка. Ложась спать, я желал кого бы обнять и вложить свой ключ--вкладыш в подходящий замок. Мой золотой ключик бил ключом. Он желал жить своей терминологической жизнью. Мне срочно требовалось подыскать термину место в релевантном предложении, чтобы он обрел свое собственное значение. Вскоре представился случай, и я обратил внимание на нужный источник. Источник как раз находился в оптимальном состоянии спроса. Как всем мужчинам известно, «спрос рождаете предложение», то есть, переводя экономическую максиму на язык любви, мы получим следующий афоризм: «если женщина не хочет, то у мужчины термин блочит». Это был специалист по языку. Она так ловко владела языком, что я невольно подумал о том, как ловко она будет работать им в постели.
Глава третья. Удовольствие от языка
Звали ту, что мне, точнее, моему принцу, приглянулась, «Мила». И в самом деле имя стоило своей владелицы. Она была мила, обаятельна и свободна. Невольно возникал вопрос о том, почему до сих пор это сокровище находится в свободном обращении? Это была загадка. Загадка становилась еще загадочнее, потому что Мила была проста в обращении. Это немаловажное качество в языковом общении. Мы сразу нашли с ней общий язык, случайно встретившись в университетской библиотеке. Я в очередной раз был вынужден признать, что случай, как сказал классик, - это «бог-изобретатель». Я давно не читал новинки, вот поэтому и зашел в библиотеку. Сел, полистал то, что было выставлено на обозрение.
И тут кто-то сказал напротив меня, что я с таким видом рассматриваю книги, что сроду их не видел. Посмотрев на того, кто заметил мой нескрываемый интерес к книге, я увидел вполне стройную, еще не потерявшую форму улыбчивую блондинку с серо-голубыми глазами. Была ли она натуральной блондинкой мне было трудно сказать. Но почему бы не подумать об этом. Если она натуральная «блонди», то это одно. Если же искусственная, то специально хочет понравиться. Бегло осматривая ее высокую грудь, я намеренно уронил книгу на пол, чтобы посмотреть на ее ноги. От их вида у меня перехватило дух. и я судорожно сглотнул набежавшую слюну во рту. Вот за этим занятием меня и застала блондинка. Она тоже наклонилась и усмехнулась, увидев, чем я занят. Вот там, под столом и завязалось наше знакомство. Хорошо еще, что не на столе, на виду у всех. У нее был все понимающий взгляд, и она все сразу понимала с полуслова.
- Что вы там потеряли? Уж не мои ли туфли? – спросила она меня под столом.
Я смутился, как школьник, которого поймали на подглядывании в замочную скважину того, что творится в женском туалете. Покраснев как рак, я занял прежнее положении и глухо, не слыша себя, прошептал: «Я уронил книгу»! Все или почти все присутствующие в библиотеке строго посмотрели на меня, как будто я разрезал на части своим шепотом царившую тишину в зале. Я представил, как бы они все поморщились от звука разрезаемой бумаги бараньими ножницами, которыми оскопляют баранов. Мне стало дурно, и я натурально почувствовал, как мой приборчик буквально сморщился от воображаемой боли, окажись я на месте бумажного барана.
- Что с вами? Вам плохо стало от вида моих ног? – спросила со смехом очаровательная блондинка.
- Что вы! Они так восхитительны… Мне стало неудобно от того, что я вспомнил о бедном Абеляре.
- Не переживайте так! – стала утешать меня моя собеседница, смягченная моей лестью. – Я не накажу вас, как наказали Абеляра. Но, согласитесь, если бы не это наказание, то мы лишились бы заглавного события истории его бедствий. Как интересно! Вы дали мне повод подумать, что книга может послужить символом кастрации.
Со всех сторон послышались шиканья читателей: «Тише! Тише! Тише!», и библиотекарь заметила, подойдя к нам, что мы выбрали неудобное место для психоаналитического сеанса.
Мы со смехом ретировались из библиотеки и побежали в соседнее кафе на территории кампуса. Я невольно вспомнил, каким был, когда еще учился. Мое прекрасное настроение вернуло меня в то благословленное карнавальное время. Жизнь тогда казалась сплошным праздником.
Мила сказала мне, что я заметно повеселел. И тут мы познакомились. За чашкой кофе мы разговорились. Мила рассказала о себе, я сделал то же. Она была в разводе. Одинока. Вела курс по классической русской литературе. Писала в литературные журналы критику. Немного писала сама. Наша беседа остановилась на писательском мастерстве.
- Знаете, Мила, я заметил такую особенность, что писатели склонны к большим формам. Понятно, что им есть, чем писать. Но как быть с дамами, которые пишут?
- Не вижу в этом, Александр, никакой проблемы. У нас тоже есть перо, не такое большое, как у вас, но мы в силах водить им по бумаге или стучать по клавишам компьютера. Вы, конечно, понимаете, что я говорю иносказательно. Это аллегория.
- Вы знаете, Милена, до меня дошло. Я вот что подумал, слушая вас. Ваше перо способно доставлять одно наслаждение. Тогда как наше в силу своей поли-функциональности доставляет нам и огорчения. Вообще, физическое удовольствие, как я понял в жизни, не так удовлетворительно, как можно было бы подумать.
- Значит, вы мечтатель? – спросила с иронией Мила.
- Вы умная женщина и понимаете, что мечта, греза не равнозначна импотенции и онанизму. Это то другое, что находит выход в общении, в тех же словах, как и мысль.
- Но тогда не является ли это языковой мастурбацией?
- Конечно, нет, ведь я предлагаю вам мечтать вместе.
- Если говорить прямо, то вы предлагаете мне заняться любовью? – спросила Мила и строго посмотрела мне прямо в глаза.
- Разумеется, я предлагаю вам заняться любовью к языку и продолжить общение в удобной позе и в располагающей к откровенности обстановке, - невозмутимо ответил я и посмотрел в свою очередь ей в глаза невинным взглядом.
- Предложение, конечно, заманчивое для меня, - меня хлебом не корми, дай поговорить на серьезную тему. Но, к слову сказать, мне пора на занятие, - добавила она, торопливо посмотрев на часы.
- Ну, что ж, я подожду, - покорно сказал я.
- И правильно сделаете. Зачем спешить там, где требуется
- Вы намекаете на чувства?
- И на них тоже, - пояснила она.
На многообещающей недоговоренности наша первая встреча и закончилась. Впереди меня ждало заманчивое любовное приключение. Оно могло «снять» мою физическую усталость от медитативного напряжения. Так бывает со спортсменом, когда он после длительного сезона соревнований расслабляется, чтобы быть готовым к новым победам над соперниками. Только в моем случае соперником был я сам.
Глава четвертая. Возвращение к медитации
Не так проста медитация, какой она кажется. Мне трудно с ней справиться. Кто хоть раз медитировал, тот поймет меня. Я постоянно к ней возвращался, чтобы осмыслить тот опыт, который обрел в ней. Что она такое? Задавая себе этот вопрос, я опять медитировал. Только эта медитация была рабочей, посредственной, методологической медитацией, медитацией по поводу медитации как цели. В семантическом отношении это был поверхностный взгляд, который ложился на глубинные слои всматривания в себя, для того, чтобы в терминах своей мембраны, данности, поверхностной информации отобрать, истолковать, спроецировать из глубинного материала созерцания то, что уже нельзя назвать глубинной информацией, но можно обозначить в качестве глубокомыслия, глубинного смысла.
Что обычно принято считать? Что медитатор, в моем словаре «философ», достигает последовательно «бесконечного пространства» без границы тела и души, «бесконечного восприятия» или восприятия самого восприятия, стирающего границу между субъектом и объектом восприятия, «ничто», то есть, сосредоточенности не на отсутствии кого-то, например, себя, а на присутствии самого ничто или пустоты, и, наконец, на так называемом шаге созерцания, на котором, как состоянии сознания, нет уже ни восприятия, ни не-восприятия». То есть, на этой стадии медитации нет не только воспринимающего и воспринимаемого, но и, естественно, самого этого отношения.
Другими словами, сама медитация как созерцание схлопывается, коллапсирует в себя. Что там происходит меня и интересовало, ибо я отдавал себе отчет в том, что все эти четыре стадии медитации как остановки на ее пути к заветной цели – к нирване – были стадиями ученичества будды (пробуждающегося от сна реальности) у йоги. Это только этапы подготовки, подхода к настоящей медитации. Поэтому рано прекращать думать. Напротив, следовало как раз задуматься над ускользающим от внимания искомым результатом. Вышеуказанные стадии осознания погружают только в тьму неведения, наваливаясь неподъемной тяжестью, на практикующего умудренное созерцание, чтобы в итоге обернуться, трансформироваться в яркий свет сознания, пробуждения от тьмы самой медитации.
Глава пятая. На учебных занятиях
Что же находится за стеной не восприятия и не не-восприятия? Не все ли как одно? Что же я нашёл там? Уж точно не одно. Тогда все? И не все. И тем более не ничто. Что-то ещё, чему нет названия.
Об этом я подумал на семинаре, когда отвечал любознательному дилетанту на его вопрос о том, как я мыслю.
- Я мыслю молча. Слова доносят до меня мысль в виде знания. Я узнаю в них мысль в качестве их смысла. Важно самому медитировать, чтобы думать, а не читать или слушать чужие мысли. Наверное, вы уже знаете, что был такой математик, который мнил себя философом. Для него мысль была комплексным числом. Это был предмет его, как он называл, "строгой науки", которую он вычислил, считал философией. Он, как если бы, переформулировал точную науку в строгую науку и в результате получил свою философию математики. Так вот этот мыслитель, как вычислитель, вычислил предмет своих счетных наблюдений в качестве предмета внимания или интенции. Получился интенциональный предмет, который он стал исследовать. Для того, чтобы иметь предмет внимания в чистом виде, он совершил трансцендентальную редакцию, то есть, ограничил реальный предмет как вещь своим вниманием путем извлечения из реального положения вещей. Предмет своего внимания он объявил смыслом. Внимание было для него интенциональным отношением сознания к миру.
Для меня же, исходя из того, как я понимаю философию в качестве медитации или уединенного размышления, жизненно необходима такая трансцендентальная редукция для того, чтобы состояться в собственно мысли. Значит, я наделяет такую редукцию
Творческих удач Вам.