люди, только думаете, а когда говорите, - заметила дама.
- Следите за губами, - машинально посоветовал Иван Иванович.
- Так просто? Обязательно воспользуюсь вашим советом, - пообещала странная дама.
- Кто вы собственно такая? – спросил, наконец, Иван Иванович, выпрямившись на скамье и ущипнув себя за бок. Ему показалось, что он все еще спит.
- Да. не спите вы уже. Перестаньте себя щипать и не делайте больно себе. Мне не больно, и я не ваша эротическая фантазия. Кто я такая? Я в некотором роде исполнительница ваших желаний. Да, не меняйтесь вы в лице. Не бойтесь, - я не изнасилую вас. Вы можете, не я. С вашего позволения сказать, я исполнительница любых ваших желаний, в том числе и … интимных. Как пожелаете?
- Прямо на скамейке? - опешил Иван Иванович.
- Почему бы и нет? Я ведь не говорю о том, что, например, вам только сейчас снилось.
- И что мне снилось? – невинно спросил Иван Иванович он просто об этом забыл.
- Правильно. Зачем вспоминать то, что забыли?
- Верно, - согласился с дамой Иван Иванович, невольно подумав о том, что мало ли что ему могло приснится, - вдруг какая-нибудь чертовщина, от которой трудно будет отвязаться в мысли.
- И то дело, - отвечая мыслям нашего героя умозаключила дама.
- И как вас зовут, исполнительница моих желаний? – спросил, осмелев, Иван Иванович, поначалу заметно струхнув от подозрительной, если не сверхъестественной, догадливости своей странной собеседницы.
- Да, как угодно, хоть Бабой Ягой! – заявила дама и пристально посмотрела на него.
От ее немигающего взгляда у Ивана Ивановича все похолодело внутри и по ледяной спине предательски потек обжигающий пот. Появилась испарина и на лбу, и на верхней губе.
- Да, не пугайтесь вы так, Иван Иванович. Вона как побледнели! Видимо, шалит сердечко. Опять же давление, – заботливо забеспокоилась незнакомка о здоровье своего подопечного, скороговоркой добавив, - зовите меня Марьей Моревной.
- Вы прямо попали из русской народной сказки, - не удержался Иван Иванович.
- Прямо из нее к своему Ивану-Царевичу. Правда, Иван-Царевич уже изрядно истаскался, - критически заметила Марья Моревна немалый возраст своего собеседника.
- Да, и вы тоже…
- Да, и я тоже. Ну, не являться же вам в образе «мисс Вселенной».
Внезапно Ивану Ивановичу пришла мысль в голову, - она была явлением самой идеи, - что перед ним явилось приведение, представление того внеземного, нет, не разумного, но информационного вируса, космического паразита сознания, который только что, несколько лет назад, стал создавать себе благоприятную среду обитания в организме землян, пораженных вирусом, от которого на самом деле нет и не может быть иммунитета ни у одного из людей. Он покажет себя, как только будет готов к помещению в удобную капсулу из мутировавшего человеческого тела для собственного воплощения. Но такие, как я, мыслящие существа, составляют для подобного рода «мимоидов», как выразился бы Лем, или «имитаторов», но я сказал бы «симулянтов» разумной жизни, представляют для них загадку, непонятную тайну. Вот почему они так и не смогли обработать меня, как многих и многих других людей, не склонных к размышлениям. Для этих личинок сознания сам феномен душевной жизни представляет большую проблему, которую они уже начинают разрешать с помощью тех же самых людей, предпочитающих сытую жизнь душевным проблемам. Тут он поймал себя на мысли, что чересчур увлекся размышлением, заметив, что его собеседница силится, но так и не может понять, о чем он думает, и еле сдерживается, чтобы не разозлиться на него.
- Я чем-то вас обидел, Марья Моревна спросил невинно он.
- Вы прекрасно знаете, чем именно. Сидите рядом и думаете о своем, совсем забыв обо мне. Это прямо невежливо с вашей стороны. Какой вы после этого джентльмен, да, просто мужчина!
- Прошу меня извинить, моя дорогая царевна. Я задумался о том, о чем думал накануне, но так и не надумал.
- И о чем?
- О том, что я так и не могу понять до конца, как думают английские философы, легко разбираясь в мыслях континентальных мыслителей. И вот я, наконец, додумался до сути, - интригующе признался Иван Иванович, намереваясь вывести на чистую воду Марью Моревну.
- И в чем причина?
- Причина заключается в том, что у них синтаксический, грамматический способ мышления, противный самому существу моего ума, - сказал Иван Иванович и внимательно посмотрел на нее, чтобы по ее реакции определить степень верности своей интеллектуальной интуиции.
- Что вы на меня так смотрите, как будто поймали на воровстве? – мгновенно прореагировала Марья Моревна, показав себя достойным противником, пардон, противницей в интеллектуальной битве.
- Я смотрю и вижу, что до сих пор не видел того, что надумал целый мир, который может исчезнуть, если я не смогу передать его другим мыслящим существам. Но как можно передать другому мысль помимо слов?
- Вот видите, в чем заключается ваша слабость, - в передаче мыслей словами.
- Вы знаете, куда бить.
- А то. Но вы неправильно поняли меня.
- Все я правильно понял. Вам невдомек, о чем я думаю, что думаю и как.
- И как я в таком случае понимаю вас, Иван Иванович?
- Чтобы знать, что со мной делать, не обязательно понимать меня. Достаточно знать, как говорить с такими как я, чтобы использовать нас в своих корыстных интересах.
- И какой мне в вас интерес? – спросила Марья Моревна, срывая, фигурально выражаясь, с себя маску.
- Немалый. Ведь только мы способны сопротивляться вам.
- Кому это - «вам»?
- Внеземному вирусу информационной симуляции. Я так до конца и не разобрался, кто вы: сами информационные существа или их искусственный функционал.
- Разве в этом есть разница? – задала вопрос Марья Моревна.
- Конечно. Если вы существо, то рано или поздно в вас можно разбудить разум и побудить к извлечению из информации знания, которое еще следует осмыслить в мысли.
- Вы полагаете это необходимо для того, чтобы лучше знать таких, как вы? В этом есть свой резон. Раз вы в главном вопросе о цели нашей миссии двигаетесь в верном направлении, то я не буду скрывать от вас, что вы представляете для нас привилегированный объект интереса и наблюдения.
- Но как только вы разгадаете меня, откроете окно в мой мир мысли, так захлопнете дверь в него перед моим носом?
- Ну, зачем же так грубо обращаться с умным человеком!
- Это вы умное существо, я же существо мыслящее, - не согласился с ней наш герой, нищий информацией.
- И зачем вам в таком случае мысли, если они мешают быть умным?
- Вот и я думаю, зачем?
- Почему же вы продолжаете думать и мешаете нам помочь вам больше не иметь проблем с больной головой?
- Я не могу не думать. Если я не буду думать, то меня больше не будет.
- Напротив, если вы не будите думать, то вас станет намного больше.
- Вот именно. Я стану похож на вас и уже не буду собой, другим.
- Как вы не понимаете, - это и есть цель мировой эволюции: быть, как все.
- Без мысли мое существование теряет всякий смысл. Не вижу за собой ничего достойнее того, что я мыслю. У других есть ум или память, чувство языка или голос, рука, а у меня есть мысль. И вот именно к ней вы хотите перекрыть мне доступ. И как после этого я должен относиться к вам?
- Кто мешает вам думать? Думали бы себе на здоровье, да помалкивали и делали вид, что вас все устраивает. Но нет же! Вы лезете со своими идеями к людям, которые нуждаются не в них, а в нашей помощи. Так вы только мешаете нам. Поэтому мы вынуждены реагировать.
- Теперь мне понятно все. Ваши внушения делают людей зависимыми от информации, которая становится для них необходимой, вроде наркотиков и отнимает у них способность мыслить, ограничиваясь опытом систематической, но механической обработки оной. Таким образом, они превращаются в исполнительных роботов вашей злой воли.
- Что вы такое говорите! Наша злая воля. "Мы желаем счастья вам", как поется в вашей же популярной песне.
- Странным является ваше желание счастья нам. Оно почему-то ограничивает людей в интеллекте.
- Ну, зачем им способность сомневаться, когда есть желание верить нам? Вы только поверьте мне! Ведь я нравлюсь вам. Скажите Иван Иванович, Ваня, разве не так? – ласково спросила его Марь Моревна, неожиданно обратившись по имени, чем доставила ему нечаянную радость.
От такого нежного обхождения Иван Иванович прямо растаял, потянувшись от удовольствия на скамейке Ему стало так хорошо, что даже желание обладать роскошным телом Марьи Моревны отошло на задний план его мысли.
Именно это она и почувствовала, положив ногу на ногу и показав ему широкую полоску нежной и бархатной кожи под встопорщившейся юбкой. У Ивана Ивановича тут же возникло нестерпимое желание прижаться своей щекой к ее округлой попе, и он непроизвольно придвинулся к ней. В ответ Марья Моревна нежно погладила его рукой, пригладив торчащий пучок волос на макушке Ивана Ивановича и томно осмотрела ему прямо в глаза. Даже если бы он хотел, то уже не смог бы не прикоснуться к ее призывно извилистой дугой полуоткрытому рту, в котором блестели две полоски жемчужных зубов. Ак только он поцеловал ее, так все сразу куда-то все поплыло по реке желания и накрыло его волной остро страсти с головой. Что было потом он уже не помнил, только его тело ныло от сладкой истомы.
«Что это было за чудо»? – про себя думал Иван Иванович, лениво поглядывая вокруг себя, но прекрасной незнакомки, назвавшейся Марьей Моревной нигде не было видно. Преодолев в себе блаженное состояние покоя, он встал в нерешительности и пошел домой.
По дороги домой он думал на удивление ясно и четко, перебирая в своем сознании три тезы мыслей-посланий. Одна из них была теза непредставимости бога в ином качестве, нежели творца и духа. Но иное бога не менее реально, чем его не-инаковость.
Другая теза заключалась в том, что понимание мыслителем того, что он публично излагает, обусловлено уровнем понимания просветленности его аудитории. Насколько он может быть свободен не в мысли, а в ее донесении до публики, кое отнимает время и силы от оной мысли?
И еще одна теза касалась того, зачем развивать свою мысль, если от ее развития не зависит время его жизни? И в самом деле, не надо ли просто жить, пока она не закончится? Ведь потом такой жизни больше не будет. Оно и понятно: мысль украшает жизнь, делает ее интересной, расширяет сознание и возможности жизни. Но она только прикладывается к жизни, служит ее бесплатным, имматериальным приложением.
О Марье Моревне он больше не думал, спрятав ее образ в глубине своего сознания. Однако небезынтересный разговор с ней заставил его задуматься на тем, так ли важно, как он утверждал в споре с этим сказочным персонажем, для него мышление, прежде всего, сама мысль. И он не мог ничем возразить самому себе. Да, действительно, мысль стоит в его жизни на первом, заглавном месте. Вот почему, если он и не умный, то, во всяком случае, не глупый
