Озеро

себе мою душу. Наверно, я нужен Иисусу здесь. Да мне, если честно, и на земле неплохо.

  - А ты ешь, ешь, - обратился ко мне Пауль. - Сейчас ещё рыбки принесу, вон, на печке, целая сковорода. Этого добра у нас много. Забросил сеть, с полчаса подождал - и тяни, но осторожно, чтобы не надорваться - так много рыбы за раз налавливаешь. Как будто сам Иисус стоит рядом да наколдовывает тебе свою благодать. Так что не за что мне на Всевышнего жаловаться.

  Он встал, отошёл к печке и, вернувшись с огромной сковородой, полной рыбы, водрузил её на стол. И снова сел.

  - Значит, тебе, Симон, надо попасть туда, куда ты попасть никак не можешь, я правильно тебя понял?

  - Да, в Гаммельбю.

  - Это что за место такое? - вмешался в разговор старик.

  - Место как место, - ответил Пауль. - Не нашего ума дело. Человеку нужно туда - вот это главное.

  - И далеко до него? - спросил я.

  - Далековато, - закивал головой Пауль. - Если нам неизвестно, где находится твой Гаммельбю, значит, не близко.

  Я испугался.

  - Какой же город здесь рядом?

  - Город? - задумался Пауль.

  - Отродясь не было здесь городов. - Натанаэль подал мне ещё один кусок рыбы.

  - Как это так? - Мне показалось, что эти люди решили посмеяться надо мной. - Везде есть города.

  - Но мы-то не везде, а только здесь, - возразил Пауль.

  - Точно, только здесь и только сейчас, - поддакнул ему Натанаэль.

  - Странно. - Я растерялся. - Наверное, на том берегу озера как раз и лежит этот город.

  - На каком «том берегу»? - Пауль поднял на меня удивлённый взгляд.

  - Ну, там, за озером. - Я махнул в сторону окна, за мутными стёклами которого блестела гладь воды и чернела привязанная к кусту ивы лодка.

  - За озером, говоришь? - покачал головой Пауль. - Слушай, дед, что там, за озером? Может, ты помнишь?

  - Наверное, много всего, - ответил старик. - Туда стремился попасть Петтер, твой неуёмный двоюродный дядька. Даже лодку построил для этого. С навесом, на Ноев ковчег похожую, только поменьше. И уплыл. И больше его не видели. Добрался ли до того берега - кто его знает? Ох, и беспокойный был малый, не нравились ему наши мирные края, тянуло его на какую-то... как, бишь, её... вот, вспомнил, на борьбу. Что это такое, борьба, он и сам не знал. Как я догадался, так зовут фею, приворожившую его и заманившую невесть куда.

  Я застыл в замешательстве.

  - Понимаете, нужно мне попасть на тот берег. Очень нужно.

  - Как не понять? - кивнул Пауль. - Ты человек не здешний, пришлый, тебе ли не ведать, что там, за окоёмом, творится? Может, и притаился там этот твой Гаммельбю. Понятно и то, что тебе нужно попасть туда как можно скорее. Но есть одна загвоздочка...

  - Какая?

  - А такая, что, может статься, Всевышний вовсе и не хочет, чтобы ты туда пришёл. Вишь, как измочалила тебя дорога. Поверь мне, Симон, ежели бы Иисус вёл тебя за руку туда, где ты по-настоящему нужен, ты бы сейчас не торчал здесь подгнившим трутовиком, а летел чайкой по-над озером.

  - Или плыл щукой, - вставил Натанаэль.

  - И всё же не могли бы вы переправить меня на тот берег? - встрепенулся я, чувствуя, что доброжелательно монотонные голоса хозяев усыпляют меня и лишают последних остатков воли.

  - Можно попытаться, правда, дед?

  - Думаю, можно. Хотя, если честно, не советовал бы я тебе соваться туда.

  - Почему?

  - А что если нет там никакого берега?

  - Как это нет? Здесь-то есть, значит, и там должен быть.

  Старик насмешливо прищурился.

  - Здесь точно есть. Потому что здесь есть мы. Надо же нам где-то жить. Не в воде же барахтаться сухопутным тварям...

  - Но и там кто-то есть! - Я чувствовал, как странная логика Натанаэля и Пауля всасывает меня в мягкую, сладковатую пустоту.

  - Может, и есть, - закивал старик.

  - А может, и нет, - добавил его праправнук.

  - Как нет! Что вы такое говорите! - Я вскочил, однако у меня так болели ноги, что я тут же плюхнулся на табуретку. - Вы, наверное, держите меня за дурня. Или сами давно из ума выжили.

  - Смотри, внучок, что он говорит, - засмеялся старик. - Сразу видно, сирота. Ничему-то его не научили. Послушай, Симон, ты сначала думай, а потом уж и рот раскрывай. Как, по-твоему, можно выжить из ума? В него вжиться только можно. Чем дольше живёшь, тем глубже в ум врастаешь. Понял?

  - Ладно, простите меня, не хотел я вас обижать, - пробормотал я, совсем сбитый с толку.

  - Не проси прощения, - сказал Пауль, - ты нас вовсе не обидел. Как ты себе это представляешь, чтобы неразумный человек мог обидеть разумного?

  - Хорошо, пусть я неразумный, глупый, безмозглый, но...

  - Ты не безмозглый, - отрезал старик. - Зачем ты пытаешься ввести нас в заблуждение? Есть у тебя мозги, просто они слишком нетерпеливы, вот и не могут научиться тому, что не мелькает перед глазами мясными мухами, а мирно дремлет на берегу озера.

  - Или гуляет по лесу, - вставил Пауль.

  - Да, или плывёт по небу. Послушай, куда ты так торопишься?

  - На свадьбу к брату.

  - Свадьба - это хорошо. - Старик выбрал самый сочный кусок и сунул мне в руку. - Но не туда ты спешишь, не к брату, не к его радости, а к своему отражению в его глазах. К мельтешению своему в зеркале его счастья. А это неразумно. Ты так хочешь покрасоваться перед этим зеркалом, что готов плыть незнамо куда, к какому-то неведомому берегу.

  - Нет, старик, это ТЫ лжёшь! - рассердился я. - Мой брат, да он... Да ты даже представить себе не можешь, как сильно я люблю его!

  - Так сильно, что оставил его на неведомом берегу? Ушёл так далеко, что теперь никак не можешь добраться до него? - с усмешкой перебил меня Пауль.

  Ну, что я мог возразить на это? Я замолчал, чувствуя обиду на упрямых хозяев хижины и злость на себя. Совесть заговорила во мне, её перекрикивал стыд перед сермяжной мудростью явно безграмотных рыбаков, которые легко доказали мне, что моя любовь к Свену не такая уж и светлая и горячая, что я и в самом деле тот ещё эгоист. Сначала я ушёл от брата, одинокого подростка, потом делал вид, что забочусь о нём, а теперь, когда у него всё наладилось, я вдруг загорелся восторженными мечтами. Конечно, эти люди правы, я суетливая букашка, ищущая от ближних своих только похвал и наград. И даже путь, проделанный мною пешком, не подвиг братской любви, а всего лишь неуёмное стремление покрасоваться перед Свеном и его женой. Дурак, вот кто я такой! Редкостный тупица!

  А эти рыбаки не безумцы? Нет, конечно! И вовсе они не думают насмехаться надо мною, а просто пытаются понять меня. И ведь им это удаётся! 

  И всё-таки неприятно мне было их поведение, обидно. Вместо того чтобы помочь попавшему в беду путнику, они тычут ему в лицо его огрехи и наслаждаются своей правильностью. Чёрт, если бы не усталость, я бросился бы прочь отсюда, к своему «опелю», к своим электроприборам и клиентам, к пиву и футболу...
   
  А как же Свен? А что Свен? У него всё хорошо, не нужен я ему. Когда был нужен, не приходил, а теперь решил навязаться со своей пошлой щедростью...

  Я ещё раз вгляделся в хозяев хижины: да, красавцами их не назовёшь, о правилах приличия и вежливости они, скорее всего, и не слышали, но ненавидеть их явно не за что. Они говорят правду, а в том, что эта правда горька и тяжела, виноват только я... 

  - Стыдно... Ох, как мне стыдно! - прошептал я.

  - Что ты сказал, сынок? - спросил старик.

  - Симон сказал, что ему стыдно.

  - Простите, я случайно произнёс свои мысли вслух.

  - Случайно, это бывает, - уверенно кивнул Пауль.

  - Да, бывает, - подтвердил Натанаэль. - Но не в настоящей жизни, а только во сне.

  - Да, - сказал Пауль, - в настоящей жизни ничего случайного нет. Иисус, он всякую случайность от нас отстраняет, чтобы не мешала идти прямо. Я прав, дед?

  - Прав, внучок, прав. А то, что гостю нашему стыдно за себя, это хорошо. Послушай, Симон, может быть, ну его, тот берег?

  - Может быть, - пробормотал я. - Но куда-то ведь мне надо идти. Если не туда, то по лесной дороге вернуться... Вот отдохну, если вы позволите...

  - Почему бы и не позволить? - сказал Пауль. - Гость - дело святое. Вот только о какой дороге ты толкуешь?

  - О той, по которой пришёл сюда.

  - Отродясь не слышал ни о какой дороге, - сказал старик. - Нет в лесу дорог. Есть одна тропка вдоль озера, по ней наши предки ходили и мы ходим...

  - Но как-то я сюда пришёл?

  - Вот именно, что «как-то», - усмехнулся Пауль. - Не по зову сердца, не по велению разума, не по воле плоти своей, а просто так, «как-то».

  - Вы что, решили свести меня с ума придирками к моим словам? - Я снова рассердился.

  - Слышишь, дед, что говорит этот чужеземец? Вроде и по-нашему лопочет, а выходит как-то криво да косо.

  - Это потому, что слов он не видит, - со вздохом ответил старик.

  - И то верно, совсем ничего не видит. Скажи нам, Симон, как может человек придираться к словам, если они красивы, то есть полны истины? А если пусты они и безобразны, то придирайся к ним или не придирайся - ничего ведь не изменится. Это всё равно что выпускать в озеро мёртвую рыбу. Так что придираться к тебе и твоим неразумным словам просто смешно.

  И оба рассмеялись. А я не знал, куда деваться от стыда и обиды.

  - Перестаньте! - воскликнул я. - Лучше скажите, что мне делать.

  Пауль встал и вышел из комнаты, а Натанаэль заговорил:

  - Мы бы с радостью подсказали тебе, что делать, если бы твои дела были нашими делами, но это ведь не так. Ты пришёл по какой-то странной, несуществующей дороге, просишь нас переправить тебя на какой-то неведомый берег... Пощади наш разум, не заставляй нас разгадывать загадки, в которых нет ни крупинки смысла. Ты вот назвал нас выжившими из ума, а сам в него так и не вжился. Ты спросил, что тебе делать? Умнеть - вот что.

  - Ты меня совсем запутал, старик, у меня голова кругом идёт. Вот отдохну - и уйду. И забуду вашу водянистую мудрость, как страшный сон.

  Старик взял полотенце, висевшее на стене, вытер руки и передал его мне.

  - Опять неразумные речи. Ну, куда ты пойдёшь? В лес? Или вдоль озера?

  - Да хоть и вдоль озера. Я не знаю... Или вернусь...

  - Куда?

  - Туда, откуда пришёл.

  - А откуда ты пришёл?

  - От «опеля» своего... Он сломался... Стоит на дороге...

  - На какой дороге?

  - На той, что ведёт в Гаммельбю.

  - Значит, твой товарищ по имени Опель сломал ногу, и ты пошёл в Гаммельбю на свадьбу к брату? И после этого ты называешь нас безумцами?

  - Нет же, «опель» - это машина моя...

  - Это ещё кто такая, машина? Жена, что ли?

  - О, Боже! Ладно, оставим в покое машину. Вообще-то я из города, из большого города, Осло называется...

  - Теперь понятно, почему ты такой маленький, - послышался голос Пауля, входящего в комнату.

  - При чём здесь город и мой рост?

  - А я не о росте твоём говорил. - Пауль сел за стол. - Я говорил о твоём крошечном разумении...

  - Но и вы живёте в большом лесу, на берегу большого озера, значит, и вы маленькие?

  - Конечно, - кивнул старик. - Очень маленькие. Но мы малы по сравнению с деревьями и озером, а ты мал сам по себе, потому что неразумные люди запретили тебе расти, чтобы ты мог вместиться в их представление о тебе. Чтобы ты не перерос их неразумие. Понимаешь теперь?

  - Кажется, начинаю понимать.

  - Это хорошо, - улыбнулся Пауль. - Значит, умнеешь потихоньку.

  - Но послушайте, вы же, как я понял, никогда не были в городе - как вы можете судить о нём и горожанах? И вообще о жизни в Осло?

  - Судить? - удивился Пауль. - Что такое «судить»? Дед, может, ты