Что ж, мы его встретим. Нападем ночью, мне надо беречь людей.
Печенег, пятясь задом, выполз с ханской кибитки. Не поднимая глаз, на всякий случай. Хоть и смеялся хан, но его настроение переменчиво, словно ветер. И двум рослым богатурам, охраняющим ханский покой, ничего не стоит сломать хребет по капризу Кури.
Спала дружина, мокрая и голодная, на Днепровских порогах. Спала, изнуренная трудной дорогой и стылой зимовкой в надежде, что печенеги уйдут. Спала тревожным и чутким сном воина, обложенного со всех сторон. Привел печенежский хан Куря многотысячную конницу встретить Великого князя. И на каждого руса привел по десять поганых - Куря ведь не дурак, иначе не был бы ханом. Не должен князь уйти живым, никак не должен. Зная его нрав, так решил и потер жиденькую бородку Куря. Ведь если Святослав уйдет, станет степь мала для хана, станет земля гореть под ногами - изыщет его князь потом и за все спросит. А княжий спрос лют и мучителен; и ему, Куре, неохота проверять, мечом ли князь спросит, огнем ли.
Раздался свист стрел - и на заспанных русов обрушились печенеги. Воя и гикая, со всех сторон. Дружина в доспехах резво вскочила.
- Прощай, брат Онисим.
- И ты прощай, Яромир.
Русы обнялись и встали коробками. Высунув мечи с-под закрытых щитов, ждали плечом к плечу. Печенеги, глупые, понадеявшиеся на огромное превосходство, прыгнули из темноты. Сворой бездомных собак - и тут же легли. Раз, второй, третий - бездоспешные, не привыкшие к пешей рубке, хлипкие, набегали они и ломались. Русы сразу ухлопали несколько сотен, сами потеряв с десяток, и то от стрел. Да и что их кривые сабли против княжьих мечей? Трава, да и только.
Все вдруг стихло. Печенеги отступили в ночь, оставив своих под ногами русов. Затрубил княжий рог, и воины, пригибаясь, потянулись на рев.
- Все целы? - Спросил коротко князь.
- Почти, княже, - ответил кто-то.
- Стоим, братья.
Снова темень разрезал визг - и черные псы навалились. Видать, хан в ярости приказал зарубить десяток трусливых - печенеги бросались в бой смелее и прытче. Куря отправлял в драку все новых и новых, будто кидал в пасть упрямого Святослава. Русы, шатаясь, рубились. Сколько их, боги, сколько - лезут и лезут, как тараканы. Мельница мечей русов крошила черное стадо. Разрубала, вязнув во вражьем тесте.
- Десятый, - устало шептал Яромир, выдергивая меч с печенега.
- А я... сбился, - вторил ему со спины Онисим; воины рассмеялись, сипло, с одышкой. Их окружили - братья, всадив наседавшим мечи в животы, упали друг возле друга, заколотые.
- Хан, скоро русы сдадутся.
- Ты много болтаешь, Кучум, - нагайка хана клюнула наискосок, и на лице богатура взорвалась лиловая полоса. - Иди туда и принеси мне голову Святослава.
Кучум, взревевший от гнева и нестерпимой обиды, ринулся в ночь. Туда, где по колено в крови и трупах еще стояли железные русы. Стояли, наваляв горы обрубков из печенегов. И сами таяли - Никита выпустил меч, поймав глазом стрелу. Ярослав осел, продырявленный тремя пиками. Владимир замешкался, выдергивая топор с плоти - и в спину ему врезалась сабля. Он еще попытался обернуться - тщетно. Новые сабли упали сверху. Олексий, Мал, Олег и еще сотня-другая бойцов - все захлебнулись в предсмертном рыке. Затрубил рог Святослава - и поникшие русы воспряли. Князь жив! Жив - и русы, хромая, спешили к нему. Вырезая попадающих под ноги печенегов, перерубая ненавистные рожи, русы с последних сил - Откуда взялись? - пробивались на княжий клич. Каждый знал - их убьют, слишком много на них поганых. Но каждый хотел умереть рядом с князем, каждый хотел забрать с собой на тот свет побольше крыс. Рука уже не держала меч, ноги, ватные, подкашивались - но сам Перун будто дал сил на чуток. И горе было степным псам приблизиться на длину меча руса. Лишь испуг перед бешенным ханом гнал их вперед. Черное кольцо все сужалось, окружая серебрянных воинов князя.
- Что вы там возитесь, стадо паршивых баранов? - Визжал сизой пеной свирепый Куря. - Русов же мало-о-о...
- Они бьются, как обезумевшие, великий хан. - Стукнул лбом в землю печенег и замер, боясь шевельнуться.
- Где этот хвастун Кучум? - Навис над ним хан.
- Убит русами.
- Его счастье. Засыпьте русов стрелами, мне надоело терять воинов. - Хан топнул ему в спину сверху, печенег выполз с кибитки.
Святославу пот, перемешанный с кровью, застилал глаза. Князь еле успевал выкидывать меч - печенеги, выскакивая из темноты, как несметные демоны ночи, все прибывали и прибывали. Будто сама земля их рожала, кидая на неутомимого руса. Боги, видать, решили их проверить на прочность, перед тем, как забрать к себе. Краем глаза, боковым зрением прирожденного воина, князь замечал, как тает его дружина, растворяясь в черном облаке печенегов. Тает, затопленная морем визга, сабель и стрел. Тяжко, княже, невыносимо тяжко - тут и там падали русы, чтоб больше не встать никогда. Не будет ничего больше, не будет - сей бой последний. Хоть и ясно это было, но все равно горько. Не пойдешь ты опять, Святослав, в походы, не поведет твой рог, взревев, русов на новые города.
Поганые печенеги да лживые ромеи всему виной. Обида, жгучая и раскаленная, захлестнула мозг, придав силы. Святослав отсек руку с саблей бросившемуся на него печенегу. Еще двое, с кустов, прыгнули, тыча пиками - князь мягко присел на колено и полоснул по ногам. Чисто, будто срубил березки - упавшие печенеги взвыли. И некогда их добивать - пущай орут, теперь они все равно что трупы. Сбоку шарахнул противный визг - князь краем щита раздробил в щепки скулу печенега. Хорошо, что они так орут, надеясь устрашить врага и подбодрить себя, внезапно подумалось. Хорошо - тем себя обнаруживают, и в темноте не спутаешь. Хорошо...
Две стрелы ударили князя, в плечо и грудь. Будто гвозди забили в тело - он выпустил щит. Ни к чему. Не нужен щит - дай, Перун, силы не себя сберечь, дай поганых забрать побольше. Дай. Любо ли тебе, богу воинов, смотреть на все это? Князь поднял уставший взгляд в небо. И попросил жестко и властно, требуя:
- Дай!
Хмурое сиреневое предрассветное небо смолчало, но увидел князь вспыхнувшую звезду, что висела с краю, далеко, там, где была Русь. И вздохнул, успокоенный, сломав стрелы. Лишь наконечники, застрявшие в мясе, противно кольнули. Пустяки - князь не заметил боли. И почувствовал вдруг себя свежим и бодрым, будто и не было пол ночи рубки. Он оглянулся и затрубил. К нему слепыми хромыми призраками заковыляли русы. Кто-то полз со стрелой в спине. Десятка два русов, опершись на мечи, встали в кольцо.
- Братья, пора к Перуну. Кличет он нас, - промолвил князь, обводя родные, перемазанные грязью и кровью лица.
- Куда скажешь, княже, туда и пойдем.
И кровожадный свирепый Перун сжалился над своими детьми. Хватит сечи и боли - те, кто стоял и лежал вокруг князя, давно доказали Богу, что достойны войти в царство его. И злой Бог улыбнулся, скупо и хмуро, позволив стрелам поганых упасть прямо в русов. Сжалился, дав своим детям быструю смерть. Только князь успел поднять свой тяжелый меч и треснуто-хрипло, срывая ненужный более голос, взреветь:
- За Русь!
Черные псы все поливали русов из луков. Осталось пять тех, кто стоял. Князь, утыканный иглами, швырнул наугад меч. И улыбнулся, краем онемевших от боли губ - меч вошел в пасть орущему печенегу. Улыбнулся за миг до того, как его накрыл вечный холод и чернота.
Горстка русов, шатаясь, упала. Прими, Перун, лучшие из бойцов стучаться к тебе. Прими - а плата за вход беспримерная храбрость и горы трупов корявых всадников хана. Лети, княже, к отцу своему, богу воинов.
Нахлынувшие печенеги при свете огня смотрели на них, как на заговоренных - как, как было можно так биться? Каждый рус был нашпигован ранами и стрелами, каждый - и по десятку. И там, и здесь разбросаны дружно склеенные коробки русов - и они, спокойные, будто спали в обнимку. Печенеги с ужасом смотрели на валы из своих, окутавшие рвом эти коробки, и шептались, словно русы могли вскочить и опять замахать мечами. Рвы вокруг коробок русов были вдесятеро толще самих коробок.
- Где золото русов? Где их большая добыча, о которой мне пели ромеи? - Прищурился хан колюче.
- У них не было золота, хан, - обреченно ответил Кизяк, обыскавший весь лагерь русов.
- Удавить, - кивнул хан на него богатурам. - Мы рисковали напрасно. Лживые византийские крысы, ну погодите.
Орда, ободрав мертвых русов и своих до нитки, схлынула. Схлынула и растворилась в степи - русская рать, стальной змеей спустившаяся к порогам, с горьким стоном кинулась к павшим. И страшно-надрывно кричали мужи, не стесняясь слез, - не успели! Не успели - и просили прощения, глядя в безмятежные лица братьев. И гладили головы - в засохшей комками крови. Не успели, чуть-чуть - костры поганых еще не остыли. Не успели.....
Не плачьте, братья, все проклиная - пустое. Стерпите - дружина князя летит к Перуну. Летит домой, к предкам. И смерти не отнять славу князя, а лишь преумножить ее. И тебе, мышь печенежская, Куря, не отнять, хоть убил ты князя и с его черепа сделал чашу, думая, что доблесть Святослав перейдет к тебе по степному дурацкому поверью. Не перейдет, Куря. Не надейся - героем надо родиться и быть, доказывая это на поле брани. И кто сейчас знает имя твое?
Пройдет лет пятьдесят, сто - и печенеги станут песком в степи, исчезнув навсегда из истории, сожранные такими же дикими племенами. Да и сынок князя, Владимир, крепко прижмет поганых - и его дело продолжат другие правители Руси. И он же, Владимир, ромеям воздаст сполна - приведет под стены города Корсунь тысячи русов и возьмет его на копье. И отдадут ему, варвару-русу, дочь и сестру самих императоров византийских, в чем было отказано императорам германским и франкским. А куда деваться - вон, под стенами, грозные дюжие молодцы, что вмиг изрубят любое войско. И прекрасная Анна уедет в далекую Русь, и будет нести Единого Бога, окрещая воинственных русов. И засияет Христос на иконах. Вера предков уйдет потихоньку, теснимая православием. Но русский дух никуда не денется. И миру уже спалось неспокойно - смелая сильная Русь шевелилась. Пора расплатиться, ромеи, за все. Пора - Русь без спроса, с ноги выбив двери Европы, пришла, чтобы взять свое. Так что не жмитесь, ромеи, и подвиньтесь - новый игрок свеж и молод, зубаст и крепок.
Будет, все это будет. И возвысится Русь, и стоять будет твердо. Где там Хазария, печенеги и Византия? Где? То-то - а Русь стоит. И посмеивается, глядя на это, князь Святослав, сидя в Перуновом царстве на самом почетном месте со своею лихою дружиной.
А что там остальные, где они, после смерти Великого князя? Цимисхий спустя пять лет будет отравлен - такова Византия. Варда Склир всю жизнь пробегает по ссылкам, бунтам и тюрьмам, лишь в старости обретя покой. Блистательной Феофано, постаревшей и растерявшей свою красоту, разрешат вернуться из ссылки домой, и то затем, чтоб она всю жизнь оплакивала несбывшееся. Германский император Оттон Первый умрет спустя два года после смерти князя, всю жизнь проведя в войнах. И достоверно неизвестно, но по неким историческим данным сын Святослава Владимир убьет Курю и сыновей его, споймав тех на грабеже Руси.
А смешные русские бутузы-пятилетки, сражаясь на деревянных мечах, будут взахлеб слушать легенды о князе, геройском отважном князе. О том, как ходил он в походы и разбивал
