страшный - крушение всей устоявшейся привычной жизни. Именно из-за этого страха большинство людей не идут на преступление, а вовсе не потому что они хорошие. Следующий раз тоже страшен, потому что там время идет по-другому. Три года прошли, словно десять, в тяжелейших условиях. Даже мысль о том, чтобы повторить подобное кажется безумием. Именно из-за этого многие не идут на преступление после первого срока. Остальные считают, что они исправились, урок пошел впрок, поэтому все действительно как надо. Значит чем человеку там хуже, тем лучше исправление. Это не верно, не всегда так получается. Если не вышло, то человек преодолевает следующий барьер, где-то из-за внешних обстоятельств, где-то из-за отсутствия страха и становится рецидивистом. Он все больше уходит в другой образ жизни с другой моралью, с иными ценностями, где когда-нибудь он покажет на себя и скажет: «Я – вор в законе». И он не станет отрицать того, что преступление совершено именно им, потому что теперь он - другая каста. Общество со своими представлениями о жизни уже не имеет на него влияния. Они теперь злорадствующие лилипуты, которые не признают этого самим себе.
Изменение привычного, сложившегося годами распорядка позволяет взглянуть на самого себя и на жизнь под другим углом. Это виделось на примерах. Это приводит в некоторых случаях к очень серьезному изменению человека, вплоть до неузнаваемости. Изменение может быть обратимым, если человек потом вернется в прежнюю колею, или необратимым, например, в случае, когда инсулиновые комы ничем не помогли, а хирургическое вмешательство в открытый мозг, не оправдает себя. Теперь будет высказаны самые еретичные вещи, которые, естественно, будут названы полным бредом. Все верно, так и должно быть, если было бы иначе, то… было бы иначе. Самые глубокие переживания и наиболее сильные изменения сложившегося жизненного уклада случаются, при наиболее резких переходах из привычного в какое-то другое состояние, отличное от предыдущего. Самым противоположным состоянием, переход к которому будет наиболее резким, является, естественно, нечто полностью противоположное. Было, но теперь нет. У попа была собака, он ее убил. Да и нет. Жизнь и смерть. Именно поэтому, люди пережившие резкие перемены в привычной жизни, потерю близких, любимых, родных переживают это чрезвычайно болезненно, как будто теряют часть себя.
Это именно так и есть. С листа стирается: любимая жена, …дцать лет проведенные душа в душу, понимая друг друга с полуслова, смысл всей жизни, единственная и неповторимая, первая и последняя, ангел, посланный небом, спасти его, двое изумительных детей. Стираться это может очень грубо и нанести повреждения и задиры на поверхность листа, вызвав, например, инфаркт или сопор (это не запор). Очень многое зависит и от того, что будет написано на старом месте, вместо того, что было стерто. В данном примере это может оказаться что-то типа: не вылеченная гонорея, осложнения в виде аденомы предстательной железы, импотенция, жена – баба ягодка опять, застал сразу с двумя, теперь рогонос, позор, развод, потому что она шлюха, месть жены, позор среди коллег по работе, за спиной называют оскорбительной кличкой, напоминающей о слабости и личном горе. Другой вариант: жена – баба ягодка опять, застал с двумя, УРА! Теперь можно без проблем получить развод, заплатил двум обещанное, развод, потому что она шлюха, одинокий, состоятельный, в самом расцвете, секретарша, массажистка, секретарша массажистки, другие женщины, девушки и проститутки, отпуск, поездка в Таиланд, но не будем об этом, правильно вылеченная гонорея, нет осложнения в виде аденомы предстательной железы, нет импотенции.
Любое знание, которое появляется в человеке, само по себе ничего не значит. Что такое «пеителоруневарочегарино»? Никто не знает. Даже тот, кто это слово только что написал. О нем ничего не известно. Тем же словом для человека были бы «голод», «болезнь», «боль» но про них знает каждый, потому что в той или иной степени пережил сам. Про слова «тюрьма», «психушка», «инвалидность», тоже известно всем, потому что кто-то пережил, а другими что-то прочитано, что-то услышано, что-то увидено. Этим другим, кто не переживал на себе, просто есть с чем сравнить, с чем-то, что они знают по своему личному опыту. Оттого у них рождается свое отношение, построенное из кирпичиков уже известных им самим. У кого не было, то тому и не хочется, чтобы случился «пожар», пока сам куда-то ушел. Потому что знакомы другие ощущения – «не хватает денег», «исчезло необходимое», «нет нужной вещи», «вынужденный труд», а если вообще плохо, то «негде спать», «на улице мороз». С кем не случалось, то и не хочет, чтобы его «избили». Потому что знакомы «боль», «неспособность что-то сделать», «несправедливость», если совсем плохо, то «прием лекарств», «не хватает денег». Так же сюда включается «инвалидность», которая складывается, если еще неизвестна, из своих уже известных кирпичиков. Но в этом ряду уже известных вещей, особое место занимает «смерть». Ее абсолютно не с чем сравнить. Вообще.
Нет никаких ощущений, никаких похожих переживаний, потому что их и в принципе не может быть. Умрешь и умрешь. Как уснуть. Но сон и рядом не валялся. Многие считают, что это уснуть и не проснуться. Все не так просто и намного хитрее. Все засыпают, каждый день, но никогда не ложатся с уверенностью, что больше уже не проснутся. Все слышали, всем известно. Не будет больше ничего, никаких ощущений. Все что знал и любил тоже исчезнет. Поэтому смерть это очень плохо. Нужно избегать ее, как можно дольше. Лет через пятьдесят, через десять, через год, но не сейчас, не в эту минуту. Поэтому каждый знает, что такое смерть. Каждый сталкивался, видел, у каждого кто-то умирал, приходилось хоронить. Но естественно, что никогда это не был он сам, иначе как можно было бы знать что-то или говорить. Поэтому смерть остается именно таким загадочным словом. Видел, слышал, читал, знаю, но никогда не переживал. Потому что как бы тогда видел, слышал, читал и знал? Сравнить тоже совершенно не с чем. Нет вообще ни одного кирпичика, чтобы хоть как-то ощутить, что-то почувствовать, ни малейшей зацепки. Полное отрицание, ничто. Но человек устроен именно так, и всегда составляет все без исключения из уже известного. После смерти молодой человек не склонит свою к аналу, не увидит, не сделает, не получит, не дождется, не переживет, не ощутит, не раскается, не развеселится, не заплачет. Это именно те кирпичики, которые известны, потому что сам наблюдал, но сравнить все равно не с чем. Поэтому смерть это величайшее зло, страшное, чудовищное и ненужное. Отсюда появляется слово, которое идеально ее характеризует. Дает полное описание, что же такое смерть на самом деле. Это слово - «пеителоруневарочегарино».
Отсюда другая жизнь после этой. Не важно какая именно. Следующая, райская, адская. Если нет того, что будет потом, то… «Да пошел ты! Как это нет? Есть и все.» Это тот же страх смерти. Неумолимый, чудовищный, жуткий. Когда готов на то, что раньше представить не мог, чтобы остаться в живых. Это природа, инстинкты, ничего необычного.
На самом деле это выражено очень слабо. Большинство верующих верят не из-за страха умереть. Это их жизнь, ее уклад, их так воспитали, так сказали или они сами прочитали и к этому пришли. Когда люди стареют и приходят к вере, объясняя растущей духовностью, то они в это искренне верят. С возрастом они попадают в особое течение, сами не ощущая прямого страха, видимых причин. Это уже поток, который просто увлекает за собой, как и всех. Именно поэтому строят коммунизм или демократию. Волна появляется, а после этого постепенно стихает или усиливается, становясь течением. Но это течение порождено именно так. Если верующий верит, не для того, чтобы не умирать, а верит смолоду, то это по причине глубокой убежденности в истинности. Но эту убежденность приобретают от других, слушая и принимая. Причины могут быть совершенно разные. Но порождены они именно этим, поэтому приближаясь к концу, человек становится абсолютно невосприимчивым к тому, что говорит разум. А чем еще ближе, тем еще упрямее он становится в своей вере. «Как так дальше нет дороги? Она есть! Иначе я помру, перестану жить. А я только и делаю, что живу и ничего больше не знаю. Так что не неси мне хуйню». Так человек становится фанатиком. Слепо и безоговорочно утверждая, что все только так и никак иначе. При этом ему никогда ничего не доказать, никогда ни в чем не убедить. Он безапелляционен, потому что если он таким не будет, то просто умрет и все.
Ученые, исследователи, писатели и все прочие не исключение. Они подливают масла в огонь, но это только создает путаницу. Невозможно разобраться в намешанной теологической каше. Все в любой стране, в каждом обществе твердят свое, приводят свои доводы, подключают науку, подгоняют природные аномалии, случайные совпадения, но все это игры медведей. Если бы нашли, что угодно, что могло бы реально, ощутимо что-то значить, доказывать или подтверждать, то это тут же стало бы достоянием всех. Как дважды два - четыре, пять на пять - тридцать шесть, и тычинка с пестиком. Наука беспристрастна, поэтому и нет этого. Поэтому и пишут в учебниках истории, что летоисчесление идет от предполагаемого рождения Иисуса. Именно «предполагаемого», потому что нет никаких подтверждений этого. Дипломированные историки, тоже не знают точно. Знают только христианские историки и доказывают, причем успешно. Но факт от этого не перестает быть фактом. Хуй кто-то что-то доказал. Но верующие не перестают быть верующими. «Говоришь, что после смерти ничего нет? Кто туда попал, не видели? Ха! Вот ты и пиздобол! Кто туда попал, не говорили так же, что и не видели. Поэтому есть и все».
Тогда становится понятно, почему верующие так рьяно защищают свою веру, при этом настолько, что сами отступают от нее же в полную противоположность, призывая с экрана взять оружие и убивать иноверцев, совершая смертный грех против своей же веры. Потому что прихожанин может спросить: «А почему именно эта религия. Мне такой рай не по кайфу. У исламцев в раю обещают не только девушек, но еще и юношей». И пойдет в мечеть. Но тут дело не в бобосе. Людей много, бобоса хватило бы. Дело совершенно в другом. Если верной является другая религия, то человек из патриарха, равви или муллы превратится в язычника. Превратится в изувера. Тогда уже не другим, а ему придется умереть, или пиздовать в ад. Поэтому, зная все это, духовники зашорив глаза продолжают утверждать в один голос, что только наша религия, наша вера истинная, а все остальные заблудшие овцы или «неверные», которые будут наказаны. Поэтому пять миллиардов умрут и попадут в ад, потому что родились не в той стране.
При этом человека подвязывают эмоционально. Тут бесполезно спорить, убеждать, доказывать. Что тут скажешь? Религия, бля, она и есть религия. Мама может любить сына олигофрена, водить его за руку в туалет, и он будет самым лучшим для нее. Только надо ему сопельку под носиком вытереть и слюнку, которая висит из открытого ротика, на носочки капает, и он снова любимый мамин сынок. Ути-пути, мамина маковка. Это хорошо, эмоции это великая сила. Здесь не было иронии,
Читать - с монитора, неформатно - сложно.