Ответ неверный. Написано почему-то не мелом, а углем. При этом узкая ладонь с нервными длинными пальцами пианиста выдвигалась из-под белой манжеты и, подведя косую черную черту, - уголек осыпался от нажима, и тлёй садился на манжету, - посылала слепящий сноп алмазной запонки... Точка. Запах гари. Дубликат ответа выжигался в размягченных от алкогольных паров мозгах. Мозги желтели древесиной, на которых увеличительным стеклом выжигалась очевидная истина.
Возле Селенгинского моста его задержали. Он послушно подул в стеклянную трубочку алкотестера. Трубочка изменила цвет. Эта «Плиска» никакое не бренди, а бред, обычное пойло бывшего соцлагеря, мелькнуло у нарушителя. Однако уже второе задержание за год. Так и права отберут. Бассаров подумал про Лори: а ведь машина будет нужна позарез. И инспектор незнакомый – не Маркаков.
Он полез в карман за мелкой взяткой.
Его отпустили без протокола.
Маркаков бы не отпустил.
Пленка 08с. Серенус. Отдел клинической эпидемиологии
Две женщины, одна молоденькая, белый халат ей был великоват, другая постарше, плотная, в синем халате, семеня и отдуваясь, тащили по коридору стол.
Бассаров промаялся на должности зама по АХЧ меньше месяца. На большее не хватило – мешали рамки бюджетной организации: ни дать взятку, ни взять. Время такое, продажное. А вот помочь Центру – это можно.
- Мужчина, вы не могли бы помочь? – К Бассарову обратилась та, что помоложе, по виду медсестра. Она запыхалась.
В пустой комнате на подоконнике громоздились папки. Пахло свежей известкой. Бассаров с детства любил этот запах. Об этом и сказал.
- Правда? – обрадовалась медсестра. – Я тоже, представьте! Прям обожаю…
- Это значит, что вы еще растете, организм просит кальция, - изрек диагноз Бассаров.
- Хм… Не такая уж молодая, - метнула на Бассарова гневный взгляд девушка, худенькая, руки-ноги как ветки топольков, торчавшие в окне.
Выяснилось, не медсестра, а врач. Интерн? На вид студенческого облика. Нет, заведующая отделом клинический эпидемиологии, образованного всего месяц назад.
- Главврач так и сказала: новый отдел пускай возглавит новенькая.
Когда Бассаров с женщиной в синем халате - завхозом, занесли третий стол, новоиспеченная завотделом тщетно пыталась прибить к стене большой календарь. Громко ойкнув, она подула на большой палец.
- Э, так это не делается, - Бассаров забрал у врача молоток и спросил у завхоза дрель.
Заодно сделал еще несколько отверстий для настенных полок.
- Татьяна Санжиевна, а шторы у меня темные, в химчистку сдала, – сказала завхоз.
Бассаров отвлекся от водружения полок и представился. Хозяйка назвала свою фамилию.
- Бассаров, два «эс», - шаркнул ногой гость. – Борис, можно без отчества.
- Даже не знаю, как вас благодарить, Борис… - любуясь на полки, промурлыкала Татьяна Санжиевна. – А шторы надо светлые, лучше розовые, я видела недавно… Спасибо, Борис.
- Дык, Санжиевна, он же нашенский человек. Почти! – заметила завхоз по имени Ирина. - Он же нам и с лабораторией помогал, и шприцы доставал. Можно сказать, наш добрый ангел. Мой бывший шеф!
- Погодите, сейчас будем пить чай, - захлопотала обрадованная девушка.- Я из дома пирог принесла…
- Спасибо, Таня, но…
- Татьяна Санжиевна! – рассердилась заведующая отделом. И резко выдернула вилку вскипевшего чайника. Бассаров испугался, как бы хозяйка в гневе не ошпарила себя.
Тут Бассаров сообразил, что завотделом Т.С. Ильина, может быть полезной. И без церемоний сел за стол пить чай. Завхоз Ирина уже нарезала пирог с брусничным вареньем.
Татьяна Санжиевна весной закончила мединститут, и ее хорошенькая головка с короткой прической была полна планов и идей.
- ВИЧ – болезнь совершенно неизвестная, коварная, и подходы к ней тоже должны быть нестандартными, - прихлебывая чай, врач воодушевленно посмотрела в окно. Бассаров тоже посмотрел в окно - и ничего не увидел, кроме голых ветвей и дощатого, с темными потеками, забора. Чего-то на заборе не хватало…
– СПИД разрушил все прежние представления об инфекции, - откусила порядочный кусок пирога завотделом. – А мы работаем по старинке. Взять, к примеру, аутрич…
- Как? «Аут» - это я понял, - отметил гость. – Все остальное вне моего понимания. Тут я аут.
Татьяна Санжиевна зачем-то встала.
- У нас в НСО…
- Татьяна Санжиевна, вы опять говорите загадками. Где, говорите?..
Заведующая отделом Ильина покраснела как брусничное варенье:
- Ну, там… в научном студенческом обществе… Короче, это американский термин. У них эпидемия началась раньше, ну и опыта больше, - она стряхнула крошки с кофточки. – Так вот, outreach переводят как «переходить предел», но я считаю, что перевод неточный. Скорее, reach тут как «достигать чего-то вне правил»… Я писала об этом в реферате … - зачем-то встала заведующая.
- Ой, Санжиевна, пойду-ка я, спасибо … - с шумом поднялась из-за стола завхоз.
Бассаров неожиданно понял, чего не хватало на заборе - похабного слова.
Отпив чайку и прожевав кусочек пирога, он изобразил крайнюю степень заинтересованности.
- Прекрасная трактовка!
- Да, да, да! – села врач. – Аутрич часто путают с «равными консультантами», понятно? Участие равного консультанта как знатока целевой группы делает работу более осмысленной и эффективной. Но это не то…
- Ага, самое то, – поддакнул Бассаров. - Любому да каждому не дадут возглавить целый отдел.
Татьяна Санжиевна опять покраснела.
- … тем паче, молодому специалисту…
Татьяна Санжиевна нахмурилась:
- Мне уже двадцать пять! Будет...
- А интересно, - поспешил перевести стрелки гость, - чем будет заниматься отдел клинический эпидемиологии? Есть же клинический отдел…
- Нет! – твердо молвила заведующая. – Никакого дублирования. Кроме прочего, в задачу отдела входит отслеживание цепочки заражения.
Бассаров вспотел. Возможно, от горячего чая.
Дождавшись, когда завхоз, с грохотом сунув инструменты в ведро, ушла, он придвинул стул хозяйке.
- А я, собственно, Таня… Татьяна Санжиевна, по поводу Арпиульевой…
- Кто такая? Первый раз слышу, - потянулась за вторым куском пирога врач.
- Больная…Диагноз подтвержден.
- Больных у нас нет! – отрезала Ильина. – Есть ЛЖВ. Лица, живущие с ВИЧ. Я сегодня говорила на планерке, что пора вводить новые статусы, как это принято во всем мире. А мы все еще работаем по старинке. Да, ЛЖВ! Но, заметьте, живущие, пусть с ВИЧ, жи-ву-щие!
- Да, да, как я вас понимаю! Живущие – жующие. Пирог классный…
- И что вы понимаете? Учтите, разглашать ВИЧ-статус больного… простите, ЛЖВ мы не имеем права. По закону. Даже близким родственникам!
- Да мне этот статус сто лет в обед как известен! Нам бы цепочку контактов...
- Еще чего не хватало! – возмущенно вскочила собеседница, роняя крошки пирога на стол. – Вам еще базу данных подавай!
- Ха. – Бассаров хмыкнул. - Вся ваша база данных вон, пылится на подоконнике… Папки, скрепки, канцелярский клей… Работаем по старинке? А еще хотите одолеть чуму двадцатого века!..
Девушка-врач села.
- Тут вы правы… Компьютеров почти нету… даже по одному на отдел. Только в клиническом и на регистрации. Даже в бухгалтерии нету.
Татьяна Санжиевна вздохнула и отодвинула тарелку.
- Вот, аппетит пропал…
- А хотите, я вам его подниму, аппетит? Я как раз пробиваю компы для Центра. «Эпл Макинтош», пойдет?
Заведующая отделом пискнула, захлопала в ладоши, как девчонка.
- Гарантирую, что один из них попадет на ваш стол.
- А вы и впрямь добрый ангел, Борис! Я даже где-то завидую вашей девушке… как ее фамилия, говорите? Какой путь заражения, половой, инъекционный? - Хозяйка ринулась к подоконнику к стопке папок и скоросшивателей. Чихнула от известковой пыли. Раскрыла и отложила верхнюю папку.
Татьяна Санжиевна закусила нижнюю губу.
- Нет, Борис. Не имею права. Сожалею.
Бассаров молча пошел к двери.
- Постойте…- окликнула визитера заведующая отделом. – Я тут подумала… вы же нам помогаете… могу дать телефон знающего человека…
- Аутрич? – усмехнулся Бассаров.
- А вы быстро учитесь, Борис. Вот… - Татьяна Санжиевна черкнула на настольном календаре, оторвала листок. – Скажете, от меня… Все, что могу.
- Спасибо, Таня.
На этот раз заведующая отделом клинической эпидемиологии не возмутилась.
Пленка 09с. Бассаров. Кирзавод
Когда вышел из ванной, она еще спала. Моя Бабочка. Я называл так мою сожительницу мысленно – ей не нравилось это обращение. А мне – да! А как ее называть? Женой она не была. Моей Женщиной или, того хуже, Моей Любимой – пафосно. Сожительницей – грубо. А Моя Бабочка – как раз. Оптимально. Два в одном. Имя плюс мое неравнодушное отношение.
Последнее время Моя Бабочка стала много спать. Сперва я радовался, потом встревожился. Лори жаловалась на слабость.
На цыпочках, оставляя на полу мокрые следы, в одних трусах пробрался на кухню, волоча за собой телефонный провод, крутанул диск, набрал номер, указанный Татьяной Санжиевной.
На том конце провода послали на три буквы. И эти буквы были далеко не ВИЧ.
День начинался не лучшим образом.
Я заварил растворимого кофе и вспомнил, что забыл купить молока. А кофе без молока как ложноположительный результат.
«Бывает, - подумал я. - К примеру, человек с похмела». И набрал номер еще раз.
- Алле. Мне бы Гендоса, - говорю, - я от СПИД-Центра.
- Мужик, ты че, не понял, в натуре? – На том конце провода надсадно задышали. – Пшел ты, усек!..
- Усек. Уже в пути.
- Понятливый, ишь ты… А че хотел-то?
- Мне б справку. Гендос, это вы?
Абонент взял паузу. Сиплое дыхание.
- Допустим, Гендос я буду. У тя бабки-то есть, мужик? Справка денег стоит, так, не?
- Допустим.
- Ну, валяй.
Мне назвали адрес в районе Кирзавода.
Когда-то здесь был кирпичный завод, но местные говорили, что название района – от слова «кирять». В смысле «бухать». В смысле «выпить». И в том была сермяжная правда.
В окне «тойоты-камри» возникли темные деревянные бараки, переполненные мусорные баки, залежи рванья и много битых бутылок. Кое-где выбиты стекла, кое-где в окна вставлены фанера и намокшие листы ДВП с разводами. Пейзаж эры перемен. Эти бараки строились еще в эпоху первых пятилеток. Нормальные граждане давно унесли отсюда ноги, и в разные годы там селилась колоритная шушера, начиная с периода бериевской амнистии. Горожане избегали посещать этот район.
Пасмурный день поздней осени не добавил шарма Кирзаводу. Для начала мою «тойоту» обхаяли местные псины.
В лобовом окне солнце ныряло в пепельные облака, будто обожженные и исторгнутые гигантской печью. Птицы летали низко и молча. Редкие тополя, облезлый асфальт, разбитые фонари, сизые стены промзоны, дома с проплешинами шифера, собаки – все было серым. На миг солнце высунулось из-за пурпурно-черного занавеса, но тотчас кануло, удушенное
