Казань, этот честолюбивый и амбициозный, колоритный и динамичный город, помпезными зданиями и дворцами районы, где когда-то торчали трущобы. Казань, утратившая обаяние патриархальности, город, в котором сделан неплохой «евроремонт». И почти каждый год я, хоть на пару деньков, стараюсь наведаться сюда, чтобы «свои ладони в Волгу опустить»…
Впрочем, я что-то отвлекся.
Наконец, повернув со Жданова на Свердлова, поехали по деревянно-резной, зеленой и захолустной Суконной слободе. Остановка «Театр кукол». Справа красивый, исполненный в стиле сталинского ампира кинотеатр «Победа», слева, чуть ниже по Лукомского, сам кукольный театр, располагавшийся, в то время, в здании бывшей церкви. Ближе к пересечению с улицей Свердлова к нему примыкал Приволжский районный военный комиссариат, сокращенно, райвоенкомат. С весны и осени у его ворот в течение нескольких недель постоянно толпилась галдящая, шумящая, поющая, не всегда трезвая призывная братия в телагах и робах, с рюкзаками на спине. Одевались всегда похуже – незачем хорошую одежду в дороге марать, всё равно по прибытии в военные части обмундируют по уставу. Вместе с призывниками стояли провожавшие их кореша, отцы, матери и подруги. Вид этой колоритной разношерстной толпы вызвал у венгров сильное удивление и неподдельный интерес.
Посовещавшись между собой на венгерском, Томаш спросил:
— Петья, Андрэй, а кто эти люди?
Ответили не сразу. Подумалось: а зачем им говорить правду? Что-то объяснять, растолковывать. Служба в Советской армии всегда была чем-то общественно важным, значительным и, в то же время, глубоко личным событием в жизни каждого бывшего призывника. Последуют дальнейшие вопросы, служили ли мы сами, если не служили — почему? Что, военная кафедра университета, офицеры запаса? А что это такое? И так далее. Словом, лишняя для венгров информация.
И я решился на последнее «театральное» представление или, как у нас выражались, «поездить по ушам». Думаю, Ширш тему схватит мгновенно, еще и подыграет.
— Ты, Томаш, название остановки слышал? – спрашиваю.
— Да, «Театр для кукол».
— Не «для кукол», а просто «кукол» — театр кукол. Кукольный театр по-другому, у вас в Будапеште такой есть?
— Конечно есть, я туда в детстве ходил с мамой.
— Так вот. У нас в Татарии очень популярен театр для кукол, пардон, театр кукол, он дает представления не только для детей. Люди приезжают со всей республики, билетов не достать, поэтому и стоят в очереди по нескольку дней.
На лицах венгров — крайнее изумление, почти потрясение: надо же, какой прелюбопытнейший факт! Только Жужанка, опять не «въехав», продолжала лучезарно улыбаться.
— А почему они, э-э-э, с мешки? — допрос продолжился.
— Не «с мешки», а «с мешками». — поправил я.
— Иген-иген, правильно, «с мешками», творительный падеж. — исправился Томаш.
Я продолжил «езду по ушам».
— Видишь ли, они стоят в очереди не один день, в мешках, правильнее, в рюкзаках — запас еды, зонты, если пойдет дождь, теплые вещи, если похолодает. Пока стоят, одеваются похуже, но на спектакль, конечно же, нарядятся. Ну и заводятся знакомства, люди общаются, шутят, смеются, немножко выпивают — в общем, заполняют досуг в процессе ожидания покупки билетов. Вы же заметили, какие у нас в Татарии общительные и жизнерадостные люди?
Причем толкал я эту туфту с таким каменным, «противотанковым» лицом, что у венгров не возникло ни малейшего подозрения, что их разыгрывают. Хотя Ширш, друг называется, не подыграл. Заслышав мои «разъяснения», он, резко отвернувшись, принялся якобы что-то внимательно рассматривать в противоположное окно троллейбуса, но я заметил, что уши у него тут же покраснели, а тело стало немного подрагивать от смеха.
Рядом стояла пара пассажиров, они слышали мой «гон» и, поняв, что мы сопровождаем иностранцев, тоже тут же «въехали в тему». Один из них, закусив обе губы, стал часто-часто покашливать, другой, как и Ширш, резко отвернулся. Хорошо, думаю, что рядом не оказалось очередного случайного правдоруба, еще и, не дай бог, призывавшегося с этого военкомата.
Наконец, конечная остановка «Кольцо». Тот пассажир, что, как и Ширш, отворачивался, выскочил из троллейбуса и, забежав за угол, захохотал. Правда, венгры этого не увидели — мы немножко придержали их в салоне. Вышли. Ширш с пунцовым от старательно подавляемого смеха лицом шумно выдохнул и попытался успокоить дыхание.
Кстати, троллейбусы, издававшие характерный поющий звук, по бывшей Свердлова больше не ходят. От перекрестка с улицей Артёма Айдинова по нынешней Петербургской вдоль фасадов невысоких домов, стилизованных под Питер, и далее по улице Баумана тянется пешеходная зона. А на месте «круга» с диспетчерской, где когда-то разворачивались «рогатые», стоит модерновый «Гранд отель «Kazan», тянущий ввысь свои многочисленные этажи.
Через день последнее занятие и, наконец, прощальный ужин... Мы тепло простились с экс-курсантами, а с нашей четверкой обменялись адресами. У наших красавиц-«баб» («куколок», по-венгерски), Жужанки и Юдит, даже блеснули слёзы на глазах. Уж не знаем, что они расскажут у себя про невероятную популярность в Татарстане казанского кукольного театра. Сейчас он находится в новом прекрасном сказочном здании неподалеку от старого, освободив церковные площади для использования их по прямому назначению. Военкомат, к слову, тоже переехал.
Через месяц после их отъезда я получил письмо от Юдит. Она писала, что сама из города Веспрем, фамилия Надь, восемнадцать лет, занимается гимнастикой (фигурка у нее действительно была прекрасная). Наша «баба» сняла также несколько текстов песен «Омеги» с подстрочным переводом, я напеваю их на венгерском до сих пор. Вспоминала, как ей было хорошо в Казани, и какими полезными оказались курсы. Сообщила, что на днях посмотрела фильм «Москва слезам не верит», вынеся свою оценку: «Я считаю, что это шедевр». А в конце написала: «Петя, ты мне очень понравился, хочу еще тебя увидеть, если будешь в Венгрии давай встретимся». Я был приятно удивлен этим неожиданным признанием. Конечно, некоторая прямолинейность изложения проистекала от недостаточного знания языка, но всё же. А заканчивалось письмо и вовсе обескураживающе: «Не женись на твоей девушке, она с тобой не подходит». Как говорится, «точка». Кстати, насчет моей тогдашней студенческой подруги Юдит действительно оказалась права. Да и ревнивый Насибулла на своей Ирочке тоже так и не женился.
Я ответил. Написал, что рад весточке, но развивать тему «любви и дружбы» не стал. Что всё было замечательно, что «ребята вы — отличные», поблагодарил за тексты «Омеги» и так далее. Словом, завязалась переписка, продлившаяся более года, хоть и нечастая, но регулярная.
Почему не дольше?
Через год я окончил университет, получив госраспределение недалеко от «Прародины венгров» на Оби, под Новосибирск, как оказалось, «город, где судьба меня ждет», во Всесоюзный НИИ молекулярной биологии, режимную закрытую организацию. На базе моего ВНИИ МБ впоследствии был учрежден ныне широко известный вирусологический центр «Вектор». На второй день после приезда написал Юдит, поделившись впечатлениями о своем новом месте пребывания. Письмо бросил в почтовый ящик нашего кольцовского отделения связи. Через день меня пригласили в первый (режимный) отдел. На столе сотрудника отдела лежало адресованное Юдит письмо. Меня попросили написать объяснительную записку. Я изложил, мол, так и так, просто интернациональная студенческая дружба. Поскольку в тот момент я еще не успел сдать экзамен в первом отделе, подписаться под ворохом инструкций и положений о моем новом статусе работника режимной организации («почтового ящика»), меня простили. Одно из жестких требований гласило: любые связи с иностранными гражданами запрещены. Точка. Что ж, всё понятно…
На момент поездки в Венгрию я уже почти четверть века не работал на «Векторе». Перед отъездом благоразумно решил не пытаться отыскать Юдит, хотя ее адрес сохранился: тридцать пять лет небытия — срок более чем приличный. Проезжая через полстраны, созерцая поля и виноградники, костёлы и домики под черепичными крышами, погрузился в воспоминания: молодость, Казань, университет, лето, курсы, студенты, «зеленые уроки», песни, «куколки»-венгерки — эх, счастливые безмятежные времена… Но куда я пропал, почему столь внезапно оборвалась наша переписка, моя венгерская «баба» так и не узнала.
2024 год
