«они с Поволжья, как и мы»? Наверное, так и окажется без ответа исторический вопрос: почему ханты и манси остались на месте, а родственные им мадьяры, в то время, еще тоже оленеводы, начали кочевать на запад? Непостижимым образом оказались подхваченными общей стихией переселения народов в пестрой «компании» гуннов, сарматов и скифов? Или то было принципиальное решение их безвестного могущественного вождя? Ведь это настоящий, по Гумилеву, пассионарный импульс: вот так взять и безвозвратно сняться со своих родных мест целому народу! На границе лесов и приволжских степей венгры сменили оленеводство на коневодство. Кстати, предки волжских татар, булгары, тоже прикочевали с юга, осев в средне-волжском регионе уже навсегда.
Было обнаружено, что несколькими веками раньше булгар в наших краях уже кочевали древние мадьяры. И в этом, помимо усердий «АнПеОла» в распространении среди них, мятежных, «великого и могучего», тоже заслуга Казанского университета, а именно профессора Альфреда Халикова, изучавшего древние захоронения. Зачастую они являются единственными источниками сведений о материальной культуре давно исчезнувших народов. Он обнаружил в нескольких захоронениях сенсационные находки — золотые пластины с изображением оленя, причем олень походил на северного! Была выдвинута гипотеза, что могильные курганы принадлежали бывшим оленеводам. Профессор Халиков предположил и впоследствии, по другим дополнительным признакам, доказал: это захоронения древних венгров, установив приблизительные границы обширного района их кочевий, позже названного «Магна Хунгария» («Великая Венгрия»). Венгры встречали его на белом коне, как национального героя, пролившего свет на значительный период их истории. Профессора удостоили высоким званием почетного члена Венгерской академии наук, а руководитель братской страны Янош Кадар, многократно горячо облобызанный нашим «дорогим» Леонидом Ильичем Брежневым, вручил Халикову высший венгерский орден.
Волга-реченька, Волга-матушка – не пустые для венгров звуки: память о ней отложилась у них на генетическом уровне. Татарстан воспринимался нашими курсантами как исторический потомок Магны Хунгарии, и визит в Казань, помимо углубления познаний в русском языке, представлялся ими еще и возможностью взглянуть на свою древнюю этническую прародину. Кстати, зная написание некоторых венгерских слов и слыша как они их произносят, я заметил, что венгры еще и «окают», как настоящие вОлжане — ну кто б мог подумать?
Программа пребывания включала также прогулку по Волге на речном «омике», которая привела венгров просто в неописуемый восторг от созерцания величественных волжских пейзажей. Особое настроение, с помощью «АнПеОла», вновь помог создать Высоцкий: «Как по Волге-матушке, по реке-кормилице, Всё суда с товарами струги до ладьи...» Ответственно заявляю: их «прекрасный голубой» Дунай, увиденный мной через много лет, фактически оказался довольно неказистой не очень широкой рекой с серо-зеленой водой, рядом не стоявшей с нашей «красавицей народной, как море полноводной». Хотя «прекрасным голубым» Дунай, возможно, и был во времена написания Иоганном Штраусом своего знаменитого вальса. Но, как говорится, «был да сплыл».
Кстати, песня «Из-за острова на стрежень», не раз исполнявшаяся слушателями курсов на венгерском, оказалась очень популярной в Венгрии. До сих пор помню её начало: «Валлавол, а Волга ментью, эш эдьереш киш леань...» и так далее. «Киш леань» переводится «молодая девушка», ну та самая несчастная, на которую Стенька Разин, в итоге, не променял своих соратников-казаков. А сам типаж героя – своенравного и свободолюбивого, крутого и решительного казака – венграм, потомкам воинственных вольных кочевников, видимо, внутренне очень близок и понятен, несмотря на его жестокий поступок, воспетый в этой песне.
А «одиссея» мятущихся венгров, впоследствии сместившаяся далеко на юго-запад от бывшей Магны Хунгарии, продолжилась. Покочевав еще пару веков в степях северного Причерноморья, они, под давлением враждебного Хазарского каганата, были оттеснены к Карпатским горам. И вот, наконец, многовековой «дранг-нах-вестен» в самом конце IX века завершился для них «обретением Родины» («хонфоглалаш», по-венгерски): перевалив Карпаты, мадьяры расселились в районе междуречья средних Тисы и Дуная. Финиш!
В те времена раннефеодальные государства только-только вставали на обломках некогда могущественной Римской Империи. Слабая Моравская держава не смогла противостоять нашествию воинственных кочевников-венгров, уступив им большую часть своей территории. Местное население было частично истреблено, частично ассимилировано – именно тогда началось активное кровосмешение венгров и славян.
Последующие почти сто лет лихие мадьяры продолжили заниматься тем же, что и раньше: набегами и грабежами – их легкая конница наводила ужас на соседние народы. Но в итоге, их неизбежно бы постигла та же судьба, что и почти всех кочевых народов Европы той эпохи – аланов, яссов, печенегов, половцев и других – венгры бы исчезли. Но на их счастье родился на рубеже второго тысячелетия князь Иштван, первый король Венгрии – личность, несомненно, пассионарная. Он осознал неминуемость и важность эпохального выбора: не осядем, не примем христианство, не начнем развивать ремёсла, торговлю и земледелие – бесследно канем в лету в течение века, а может и ранее. Иштван Первый сломил сопротивление племенных князей, не желавших менять привычный образ жизни, и пригласил миссионеров из Ватикана крестить венгров, за что впоследствии был канонизирован католической церковью, войдя в историю как «Иштван Святой».
Вот так, осев и «остепенившись», попав в круговорот исторических событий Европы, и превратились бывшие оленеводы и степные кочевники в обычный европейский народ. Почвы и климат в Венгрии благодатные, это самая распаханная страна Европы. Процветает садоводство и виноделие. И только язык свидетельствует об их насыщенном историческом «вояже» с тундро-таёжных просторов западной Сибири в центр Европы.
Я пристально вглядывался в лица своих подопечных курсантов в поисках мало-мальских монголоидных черт, но не находил их: древний угорский генетический компонент в результате многовекового кровосмешения ушел глубоко в рецессив. Думалось: да-а, ребятушки, а ведь всего каких-нибудь сорок-пятьдесят поколений назад ваши предки с гиканьем носились верхом на конях по просторам Европы с луками и копьями. А вот теперь, погляди-ка на них! Кстати, когда я активно сыпал историческими терминами на венгерском, они выражали удивление и искреннее восхищение, повторяя: «Петья, тебе обязательно нужно побывать в Венгрии!» На что я, не без подкола, с улыбкой отвечал им: «А вам — в Ханты-Мансийске, «Мадьяр ёшхазе»!».
* * *
Занятия, тем временем, шли полным ходом.
Подошел черед следующего «зеленого урока». Что можно сказать? Молодцы, венгры! По приезду на Лебяжье, в салоне автобуса, кстати, венгерского «Икаруса», задержалось несколько крепких мужиков: «Мы сэйчас! Идытэ!» Все двинули в сторону уже знакомой полянки у озера. Сзади раздался до боли знакомый сладостный звук, когда одна полная бутылка стукается о другую: четверо курсантов пёрли несколько огромных сумок. Все заулыбались, кроме немного напрягшейся Эмилии Агафоновны, ибо сценарий «зеленого урока», похоже, несогласованный с руководством, предугадывался безошибочно.
В этот раз присутствовавших было больше: мы с Насибуллой прихватили своих подруг — обе Ирины, обе учились в одной группе биофака двумя курсами младше. Ширш, к тому времени, успел надеть на шею хомут супружества, его беременная жена-однокурсница Лидочка находилась в Лениногорске, в академическом отпуске. Появление двух симпатичных девушек было встречено венграми очень радушно.
Мы смотрели на тяжеленные баулы, сглатывая слюнку: наверняка тот заманчивый перезвон происходил не от бутылок с пресной минералкой. Кстати, ящики с ней, убогой, тоже сиротливо стояли в проходе автобуса, но на этот раз нетронутыми уехали назад.
На импровизированные скатёрки, развернутые прямо на траве, стало выгружаться содержимое сумок. М-м-м… Тут вам и острый венгерский шпик, и салями с паприкой, и различные паштеты, и овощные консервы «Глобус», и, главное, вина – «Токайское», «Бычья кровь» и «Рубин». Сие изобилие венгерского пищепрома органично дополняли бутылки с русской водкой и казанским пивом. На полянке вскоре весело затрещал костерок.
И «зеленый урок» стартовал! Начался он с тоста в честь советско-венгерской дружбы. Лицо Эмилии Агафоновны красноречиво выражало явное неудовольствие, но за такой знаковый тост и начальнице КРЯ пришлось что-то пригубить. Впрочем общеизвестно, «кто платит, тот и заказывает музыку». Думаю, даже Главному Идеологу не удалось бы воспрепятствовать веселому возлиянию, хотя «Инструктор» из песни Высоцкого «Про загранкомандировку» наставлял: «Будут с водкою дебаты, отвечай: Нет, ребята-демократы, только чай!» Правда, на крепости интернациональной дружбы колоритная загородная вакханалия, в итоге, отразилась самым лучшим образом. Но ведь если разобраться, это же бардак: венгры тостуют и поят русских! На нашенской-то территории!
Преподавательницы, тем временем, организовали какие-то подвижные языковые игры — венгры с энтузиазмом в них участвовали: кричали по-русски, бегали, смеялись, визжали, как дети. В паузах вновь выпивали-закусывали. «Йо-о-о!» (хорошо-о-о, по-венгерски).
Сунул руку в озерную воду — за время с предыдущего урока, она чуток прогрелась. «Международный заплыв!!!» – громко скомандовал я, снимая штаны. «Нет, Петр! Нет! Нельзя! Прекрати!» – протестующе возопила Эмилия Агафоновна. «Зеленый урок» точно пошел не по сценарию. Но было поздно: рядом со мной уже стояло пятеро бравых поддатых разгоряченных венгров в трусах. «Что ж, – подумал я. – Слово пацана! Как принято в Казани, «за базар надо отвечать»!» И первым вошел в достаточно прохладную воду, градусов восемнадцать, не более.
Слава богу, заплыв на другой берег Лебяжьего и обратно завершился благополучно, я пришел первым. На берегу уже ожидали восторженные болельщики со стопариками водки и закусью в руках. «Победила дружба!» – громогласно объявил я и, крякнув, хлопнул стопку. Весело пляшущий костерок оказался как нельзя кстати. «Петр, очень прошу тебя, не надо больше…» – умоляюще всхлипнула Эмилия Агафоновна. «Хорошо-хорошо!» – успокоил ее.
Тем временем, бухарик Ференц демонстрировал «мастер-класс»: он виртуозно открывал бутылки с пивом о пряжку ремня или чиркнув крышечка об крышечку. Потом создавал такое мощное отрицательное давление в ротовой полости, что содержимое со свистом вылетало из бутылки в течение трех секунд. Кстати, это он на первой встрече пощадил зубы Ширша, подав ему открывашку для бутылки.
Мы обнаружили, что качество общения на любом иностранном языке находится в прямой зависимости от количества «залитого за шиворот». Уровень русского у венгров резко подскочил, ну и мы, гиды-общественники, что-то бойко балакали на языке Петефи и Кальмана. Наши филфаковки, казалось, смотрели на нас с
