основания их мятущегося от ужаса разума.
Надо признать, Алексей Николаевич, тебе это удалось! Читателей напугал основательно. Тем не менее, поведение Анны от этого не стало ни понятнее его читателю, ищущему сколь-нибудь обоснованный смысл самоубийства, ни разумнее для самой героини!
Помню, я дважды перечитал весь роман и несколько раз его финал, но так и не смог оправдать спонтанное самоубийство Анны, да еще столь нелицеприятным способом. Как говорят теперь, очень уж всё притянуто! Но не стану ругать за это человека, еще при жизни признанного гением, ибо мои слова могут истолковать, как стремление поставить себя выше гения! К этому я не стремлюсь даже в самую последнюю очередь! Видимо, до Толстого я просто еще не дорос!
О чём это я? Ах! Пожалуй, до решения этого вопроса я тоже пока не дорос!
Но жизнь между тем как-то продолжалась.
Уже на второй-третий день пребывания в кардиологии тебе полегчало. Давление сбили, оно стало даже несколько ниже нормы, перебоев в работе сердца поубавилось, хотя ты по-прежнему оставалась совсем немощной. Тем не менее, беда от нас отодвинулось настолько, что ту незавершенную тему я больше не вспоминал.
Теперь опять меня более всего занимало твоё состояние. Валентина Владимировна к моим расспросам относилась серьезно, но в дебри медицинских подробностей меня не впускала:
– Да что тут скажешь, Александр Федорович? Это инфаркт миокарда! И этим всё сказано! Большой и очень запущенный инфаркт. А вы так меня спрашиваете, будто вам интересны наши профессиональные термины! Если хотите, то – пожалуйста! Блокада передней ветви ЛНПГ, Q-изменения в передне-перегородочной области ЛЖ с распространением на верхушечную неопределённого срока давности. Значительные изменения по з. Т. в боковой области ЛЖ. Одиночная желудочная экстрасистолия. ЭОС резко отклонена влево. Ну и как? Этого вам достаточно или продолжить? – улыбалась она, наблюдая безуспешность моих попыток что-то понять. – Потому и говорю, не путайте вы себя этим напрасно! Наступит время выписки, тогда я всё подробнейшим образом опишу и вам лично выписку вручу! Будете лет через пятьдесят читать это со своей милой супругой и посмеиваться, вспоминая давно пережитое!
Я действительно укрепился в мысли о благополучном исходе нашей с тобой болезни и под напором твоего беспокойства обо мне, через несколько дней стал уже во второй половине дня оставлять тебя на попечение медперсонала, чтобы как-то поправить свои собственные дела. Хотя бы отоспаться, хотя бы что-то приготовить съестного, ибо моя хроническая язва за последние дни стала меня добивать.
Более тяжело стало, когда я вышел на работу, поскольку ежедневно продолжал прибегать к тебе, чтобы покормить, успокоить, просто посидеть рядом. Занятия в университете отнимали почти весь день и сильно ломали мои планы по времени, ведь четкого рабочего дня у меня нет, всё определяет студенческое расписание. Пытаясь успеть везде и всюду, измученный тяжелым для меня ритмом и больным желудком, я стал во всех делах притормаживать, а потом и вовсе почувствовал, что вот-вот не выдержу этой дьявольской гонки по большому кругу.
В итоге так оно и случилось. На одной из лекций мне сделалось дурно. Всё вокруг меня принялось вращаться по часовой стрелке, будто помещенное на огромный вертящийся круг. Поплыла любимая мною лекционная аудитория, выполненная амфитеатром, поплыли ее сверхвысокие окна и студенты, сверкающие пятнами изумленных лиц… Инстинктивно я устремился за ними, но никто и ничто в реальности не кружилось, потому я кренился и кренился в сторону, пока не оказался на полу. Но головокружение не прекратилось, лишь потемнело в глазах и…
Всё правильно! Острое нарушение мозгового кровообращения! Доигрался! Инсульт!
Спасибо моим прекрасным студентам! Они не только не растерялись, не только немедленно вызвали «Скорую», но и догадались позвонить своим знакомым, обучающимся в нашем же университете, на медицинском факультете. Потому, прежде чем студенческая инициативная группа дождалась у входа городскую «Скорую», меня плотно взяли в оборот свои будущие кардиологи и неврологи. Моё «Спасибо» им всем за то, что не упустили случая на мне попрактиковаться!
Вот так с тяжелым инсультом, практически потеряв ориентацию в пространстве и то, что называется сознанием, я очутился на больничной койке. Жаль, что не в твоей больнице. Еще обиднее, что утратив работоспособность, я не мог помогать тебе. Правда, сам я, когда приключился этот паршивый инсульт, ни о чем не мог не только сожалеть, но и элементарно держаться на ногах. Говорят, врачи в приемном отделении сразу оценили моё состояние как безнадежное. «Ну, вот! Еще один транзитный бедолага!» – пожалел меня кто-то из них.
Таким оказалось продолжение моей личной истории после столь значительных для нас с тобой событий. Но и продолжение стало лишь началом совсем иной, почти неизвестной нам до сих пор жизни, тесно завязанной на современную псевдомедицину! Да, очень много неизвестностей ждало нас впереди.
*
Врачи, поставив мне диагноз «ишемический инсульт», по основным симптомам находили его весьма нетипичным, потому и стандартное лечение, которое мне назначили поначалу, в моём случае оказалось неприцельным. Оно не воздействовало на болезнь, как было желательно, – сильно и точно, а, скорее, как придется, наугад. В общем, из-за существенной неопределенности того, что происходило в моём мозгу, даже у врачей не было уверенности в выздоровлении и они пробирались к возможному финалу на ощупь, не зная, что из этого выйдет. По крайней мере, лечение било не по болезни, а пальцем в небо!
Но и оно как-то меня поддерживало, как-то укрепляло, что-то во мне разжижало и насыщало, чему-то способствовало и прочее... Хотя, – не более того! Потому важнее оказалось то, что я сам изо всех сил сопротивлялся, не впуская в себя даже тень сомнения, будто не смогу подняться. Я должен подняться, чтобы помогать тебе. Именно такой позиции в совокупности с оговоренным лечением и оказалось достаточно, чтобы я задержался среди живых, чем удивил врачей.
Теперь я с усмешкой вспоминаю, как иной раз приходилось слышать от них изумленное: «Вы знаете! Он не умер лишь потому, что очень хотел жить!» Но в этих словах совершенно не учитывалось самое главное – для чего этот «он» хотел жить?
По собственному опыту, наверно, вы знаете: кто-то живёт для своего удовольствия и всю жизнь тлеет, заботясь лишь о своём благополучии, а кто-то ещё и чадит, усложняя жизнь нормальным людям. Уход первых не огорчает; вторых – тем более. Но встречаются пока люди, которые в беде никого в одиночестве не оставят. Им почему-то особенно хочется добра.
Насколько роскошная мысль? – усмехнулся я. – Прямо, как у господа бога, решающего на распутье, кому куда направляться! А меня-то самого, как прикажешь, – спасать или нет? Как считаешь? Ты, именно ты, для страны больше полезен или больше вреден?
– Ха-ха! – сейчас в мой адрес могут усмехнуться. – Так для тебя в этом сложном вопросе и сомнений не возникает? Конечно! Ведь это касается тебя самого! Ты же у нас единственный! Ты у нас непогрешимый! Значит, тебя и надо, по-твоему, спасать в первую очередь! Но тогда потрудись нам это обосновать!
Ладно, попробую: может, в своей прежней жизни я не всегда был последовательным и наворочал немало такого, о чем теперь жалею. Было такое, не спорю! Но по большому счету, если судить меня непредвзято, винить себя мне не в чем! Стало быть, обязаны и меня спасать! Это, если по справедливости! Но это лишь теория, а на практике не очень-то действенно меня спасали, и не умер я лишь потому, что не мог даже вообразить, что пришла и моя чёрная пора. Я не верил, что уже обязан умирать! И потому, на пару со своим организмом, я боролся за своё право остаться в жизни, полагая, что должен еще немало принести пользы и для страны, и для людей. И эти слова не считал высокопарными, хотя с некоторых времён совесть и честь в нашей стране расцениваются как глупость, а люди, до сих пор не сумевшие избавиться от столь мешающих в жизни качеств, воспринимаются как не слишком умные! Но я, что со мной не творите, продолжаю следовать прежним принципам! Разве это не аргумент, чтобы меня спасать?»
*
В палате у меня оказалось столько свободного времени, необходимого для самых неопределенных моих размышлений, что раньше я о подобном и мечтать не мог. И потому использовал новые возможности на полную катушку, вспоминая и анализируя, что угодно, отгоняя от себя лишь самые жуткие мысли о случившемся с тобой.
Я был уверен, что мои мозги в любой ситуации, даже после инсульта, должны работать напряженно и непрерывно. Работать в любом направлении, ими самими и задаваемом. Пусть они что-то вспоминают, как-то упорядочивают, домысливают, прорабатывают, выстраивают или аргументируют, будто готовятся к публичному выступлению. Всё это и есть работа для мозга, а она, и совсем уж не отдых, как мне казалось, обеспечивает мозгу жизнь. Стало быть, обеспечивает ее и мне!
Но моя спокойная и «вдумчивая» жизнь вдруг изменилась – среди ночи появился сосед, доставленный сюда после основательной работы с ним хирургов. Первые сутки после операции он жутко храпел, иногда тяжело стонал и часто вскрикивал, при этом обязательно задыхаясь и откашливаясь. Наблюдать такое было жутковато.
Вокруг соседа часто и подолгу сновали озабоченные хирурги и наши врачи из отделения. Иногда всё это меня сильно отвлекало от собственных мыслей, тогда я слегка злился на него, в общем-то, совершенно невиновного. Но иной раз, признаю, его стоны меня даже радовали, поскольку напоминали, как совсем недавно и я пребывал между небом и землей. Пребывал в столь же беспомощном и незавидном состоянии, но сегодня-то, слава нашей тщедушной медицине, вроде бы поправляюсь! Это прогресс! Как ему не порадоваться!
Спустя день сосед ожил и несколько окреп. Я замечал, как временами он заинтересованно вертел головой, изучая палату. Обнаружил он и меня, не желавшего вступать в диалоги, поскольку я хорошо понимал, что он, вполне возможно, еще не совсем верит своим глазам, не сознает, что ему действительно суждено вернуться в жизнь, и на это осознание ему потребуется немало времени, вот я и не мешал человеку полностью освоиться.
Но я соседа нисколько не интересовал. Он даже заговорил первый раз не со мной. Когда около него стала колдовать наша молоденькая медсестра, я впервые услышал от него нечто внятное:
– Девушка, вас зовут Таней?
– Это так! Но откуда вы знаете? – удивилась медсестра. – Я ведь с вами еще не дежурила!
– Известно откуда! Тот, кто побывал там, тот о жизни знает всё! – усмехнулся мой сосед. – А теперь, Танюша, признайтесь мне, как на духу, вы, в любовь с первого взгляда верите?
От нежданного поворота темы девушка рассмеялась:
– Я во всё хорошее верю!
– Я и это знаю! А ещё, Танюша, я не скрою, мне нравится, что вы, как и я, сразу поверили в нашу любовь! – спокойно и внушительно, не улыбнувшись своей шутке, произнес сосед. – Пару сердец не обманешь!
– Да, ну вас! Многие здесь, едва очнутся, заигрывать начинают. Это побочный результат действия анестезии. А стоит в другое отделение перевестись, так даже не здороваются при встрече! Такие у нас
