бессвязность ее речей, что она рассказывает о совершенно другом Александре, не о том, которого знала.
У нее глаза ворожеи и острый, стремящийся вперед профиль.
Обе мы уже хорошо выпили, и Анжелика принимается рассказывать о некоем человеке из Воронежа.
- Очень благородный и очень красивый мужчина.
-Так ты что, влюблена в кого-то? - спросила у нее.
Тут она начинает мяться, произносит каждое слово, будто сдает врагу позицию. «Неужели боится, что я выдам ее Александру?»
- Мне так и не встретилась большая любовь, а встречались только большие эгоисты, старавшиеся использовать меня для себя! Я ждала от Саши, что он сотворит чудо из моей жизни, моих рассказов, моих друзей, поднимет их, прибавит им многое. А он вместо этого их принизил, сделал все убогим и безобразным…
Ну да, она хотела войти в литературу, как характер, во всем своем великолепии, богатстве и дикарстве.
— Я создам из тебя великолепную Анжелику. Мой портрет тебе очень понравится. – ответила, вспомнив о картине, заказанной у меня Александром.
— Когда я приехала сюда из Воронежа в первый раз, думала, что ты, конечно, стала уже его подругой, изображаешь любовь ко мне, чтобы выдать меня ему.
Вспомнила сказанное мною Александру: «Если я когда-нибудь выясню, что Анжелика вас не любит… Ну, а теперь?» и взглянула на нее. От чувства вины у меня навернулись слезы.
Анжелика приняла их за слезы умиления, это ее растрогало, и она положила свою руку на мою.
— Теперь я тебе верю. - И начала сбивчиво и бессвязно рассказывать о двухлетней связи с тем самым Игорем, красивым, как бог, но лишенным основательности. - Я до безумия хотела его полюбить, да полюбить, и не могла. А Александру, как бы то ни было, я была нужна. Он без меня просто бы сгнил.
Что же это, эхо большой любви или же всего лишь живучей, неизлечимой одержимости, охватившей их обоих?
— На днях Саша, разговаривая со мной, делал какие-то бессмысленные, дикие жесты, дергался, как марионетка. Но я не спрашивала, что с ним, меня это теперь не волнует. Как-то он говорил, что все мои жертвы придали столько величия, что на благодарность рассчитывать нечего.
«Не со злорадством ли она ведет все эти диалоги, подчеркивающие его бестактность?» Подумала и тут вспомнила о его предостережении: «Она тебя попробует против меня настроить».
ГЛАВА 11
Думаю о несчастной Анжелики и все отчетливей сознаю, что от нее Александру больше вреда, чем пользы …
Микрорайон Жулдыз. Юрий, Анжелика, Александр и я сидим на кухне за накрытым обеденным столом.
Говорю, - мне снилось, будто я вся покрыта грибами.
— Ничего удивительного, — отвечает Александр, — ты ведь существо эзотерическое.
— Терпеть он не может интеллигентных и экзотических женщин, — откликнулась Анжелика.
Вспомнив о всяких трудностях моего отца, насторожилась. Впрочем, беседа продолжалась с подтруниванием, поддразниванием, с дуэлью острот, с намеками. Алкогольные абстракции.
Анжелика начала терять точку опоры — осушила чуть ли не целую бутылку дешевого Шампанского «Джульетта».
И мне показалось, что все мы понемногу сатанеем.
Александр вдруг произнес так жалобно, так по-детски: - Ты меня не бросай, Диляр.
Анжелика смутилась, Юрий что-то съязвил. А Александр между тем напился, и тряс головой, как медведь, которого вожатый заставляет танцевать. Он и вправду пританцовывал, и рычал.
Тут Анжелика пришла в дикое возбуждение и стала необъяснимо свирепой.
Разговор кончился, потому что Александр почувствовал дурноту и ему пришлось лечь.
Анжелика все не могла угомониться. Она уговаривала растянувшегося на своей кровати супруга выпить еще чего-нибудь для прояснения мозгов. Ей никак не удавалось убедить его, и тогда она сунула мне полный стакан и попросила отнести его Саше.
Подумала, что таким образом ей надо было убедиться в моей власти над ним, но теперь понимаю, что она просто хотела остаться вдвоем с Юрием.
Дав Александру выпить и возвращаясь на кухню, увидела сквозь стеклянную дверь их сблизившиеся головы, а войдя, услышала, как они отпрянули друг от друга.
Анжелика сидела, широко раздвинув ноги, помада размазана по губам, юбка задралась до колен, бретельки спустились с плеч и грудь обнажена.
Больно видеть было ее такой: разлохмаченной, взъерошенной, неопрятной, с лицом, сразу погрубевшим от выпитого. Смотрела на нее с укором.
Она почувствовала мою боль и быстро спрятав грудь, забормотала: - Диляра, Диляра, я люблю тебя. Ты умная и безжалостная, все вы умные и безжалостные, потому я и напилась. Я жутко пьяная.
Анжелику кинуло в мою сторону, едва успела подхватить ее. Глаза у нее наполнились слезами. Повела ее к кровати. До чего же тяжелой она мне показалась (забавную, должно быть, картину представляли мы с Анжеликой, почти лежащей на мне). Доковыляли до комнаты. Александр очнулся и помог уложить ее. А она хохотала. Потом заплакала, и ее тут же вырвало.
Положила мокрое полотенце ей на лоб.
Она сорвала его и швырнула в меня. И опять забормотала: - Я всегда хотела напиться, пьяной, Саша, так, как ты напиваешься. Вот теперь я пьяная. Я отобрала у тебя твое пьянство.
Но на самом деле она была не настолько пьяна, чтобы ничего не соображать. И осознавала свои страхи, сомнения, подозрения и выплескивала их наружу вместе с самоосуждением и детским призывом о помощи и защите.
Тут хлопнула входная дверь. По-видимому Юрий, осознав свою ошибку, ушел.
— Саша, Диляра, опачки, какие вы оба умные и жестокие. Умные и жестокие. Я вас боюсь. А где Юрий? Юрий!
- Он ушел! - ответила ей.
- Тебя я нисколько не боюсь, Диляра. Я очень больна. Я насквозь прогнила. Оставь меня. Не подходи ко мне. Я ужасно больна. И устала. Мне хочется отдохнуть. Покоя хочется. Почему ты меня не успокоишь, Диляра? Оботри мне лицо. Дай холодное-холодное полотенце. И уходи. Отвратительно. Отвратительно пахнет.
А меня с души воротило: хотела освободиться разом от всей своей жизни, от всего, что слышала, видела, от моих иллюзий, фантазий, от приключений, от выпивок, разговоров, оргий, от всех ощущений.
Анжелика приняла мою серьезность за упрек, за моральное осуждение, но это было не так. Это было отречением от грязи. От нее, в черном шелковом платье валявшейся во рвоте. Грязь и пустота. Тоска от пустоты. Ее тошнило, а я чувствовала, что меня рвет всей моей жизнью. Вином, что мне приходилось пить, телами, прикасавшимися к моему телу, всеми поцелуями, всеми кафе, поддельными восторгами. Я тоскую по той комнате, которую вижу сквозь открытые окна разлинованной книжными полками, парящей над жизнью. Там никогда и никто не свяжется с подонками и не совершит вынужденной посадки.
Анжелика видит в моей печали суровое осуждение, но это не так. Снова кладу холодное полотенце на ее лоб. Успокаиваю, и говорю, - я вовсе не жестокая, я люблю тебя.
Она уже похрапывает. Тогда молча ложусь рядом с ней на кровать не раздеваясь.
Александр утром приносит нам кофе. Анжелика пьет его медленными глотками. Уже светает.
Она спрашивает: -Ты придешь вечером?
Молчу. Хочу к своему одиночеству, к своему миру, в красоту моего дома; хочу снова обрести свою легкость и радость экстаза без похмелья, без тошноты.
Анжелика пошла проводить меня. Она купила мне букетик каких-то необычных полевых цветов, которые я позже выбросила.
– Знаешь, я придумала Игоря, из-за того, что в отличие от тебя у меня ничего интересного не происходит. Хотелось похвастаться… - попыталась Анжелика оправдаться.
- Я вечером не приеду. У меня просто нет сил! – ответила ей. Не могла объяснить, что рвусь к своей очередной работе, чтобы написать новый образ Анжелики, вульгарной и грязной представшей вчера предо мной.
Она усмехнулась, услышав, эту новость, и взяла мою руку, прижала к своей груди. Ели выдержала ее натиск, жутко хотелось отдернуть руку.
На следующий день вернулась в Жулдыз, но там не осталась. Мне этого не вытерпеть. Видеть Александра, безвольно принимающего то, что выкидывает Анжелика, сторониться ее штучек, сравнивать их обоих — нет уж! Хочу впустить их в свою жизнь, но не жить их жизнью. Не могу больше видеть, как они рьяно крушат друг друга.
Александр говорит, - Анжелика ты до встречи со мной была неразборчивой бабенкой, мучившей меня и разрушившей романтическую веру и любовь. В тебе было столько наглости, самоуверенности, бессердечия. Ты как раскаявшаяся грешница, которую я поднял с панели.
А она утверждает, - до встречи с тобой, Саша, я была романтичной и незапятнанной, близко к себе мужчин не подпускала. А в том, чему научилась от тебя, быстро превзошла, и поднялась на голову выше тебя самого. Ты хотел видеть во мне лишь девочку, женщину, шлюху и не признавал за мной никакого интеллекта. И мне пришлось искать спасения от твоей, Саша циничной болтовни о сексе, от похабства в твоих же историях о фантастических приключениях. Так что это твой натурализм бросил меня в вымысел, заставил бежать от вульгаризации и опошления всего.
- Давай, давай, отпускай меня, как ты любишь — это делать! – возмутился он, - Особенно за моей спиной.
Анжелика была в ясном состоянии духа и говорила спокойно, - Саша, ты хотел моего достоинства и никогда не признавал моего влияния на тебя. Я служила тебе своим редким по ценности опытом, а ты не сумел понять его и воспользоваться им.
Тут до меня дошло, что Анжелика не может понять ни Александра, ни самое себя, а также что они оба не осознающие себя существа и действуют по большей части инстинктивно, вслепую. Верно и то, что Анжелика временами проявляет исключительно острую и глубокую интуицию, а порой ее разум просто помрачается, так что ее действия надо перевести на язык символов, но, к сожалению, символика эта непонятна Александру.
Знаешь Александр! – Продолжила, - Ты весьма мало знаешь себя и именно в этом корень твоего недостаточного понимания мира. Потому и жил всегда, руководствуясь только своей реакцией на действия другого человека и никогда своим категорическим императивом; на отталкивании.
Анжелика одобрительно кивала на мои слова.
Александр: - Ну вот, теперь мы поговорили.
- Ты постоянно то страшно переоценивал, то недооценивал себя и свою жизнь. А самопознание всегда лежит в основе мудрости. Александр, ты исказил образ Анжелики из-за своей невропатической любви к матери и твоего отвращения к ней, из-за своей нужды в женщине и в отталкивании от нее.
Но в ответ Александр только отпустил голову в пол, словно провинившийся ребенок.
ГЛАВА 12
Все началось с разговора о человеке, бегущего впереди самого себя. Он накапливает, я это вижу, слишком много фактов, и их груз мешает ему разглядеть реальность. В нем полно диссонансов.
Александр отправился на встречу с другом детства, и мы с Анжеликой остаемся вдвоем.
Она сказала, -Ты была великолепна, я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так разговаривал с ним: без промашки, попадая ни слишком высоко, ни слишком низко; ты разъяснила многое и для меня тоже.
Словом, все отрывки наших разговоров, все наши краткие встречи, все мимоходом оброненные реплики слились в монолог, который всегда мечтала услышать от Анжелики: без истерики, даже без слегка повышенного тона, спокойный, мягкий, сдержанный, ясный и здравомыслящий.
— Я немного удивлена твоему
