спокойствию.
— Я, Диляр, теперь умерла для секса. Перегорела, выжжена, сожгла в себе всякую веру и все мои великие иллюзии. Саша тоже теряет свои мужские качества. Я это вижу по тому, как он меня обнимает. И чувствую — это не оттого, что он меня не хочет, ему вообще ни к чему любая женщина. Но я ему не хочу говорить об этом. Он и так задавлен комплексами, зачем добавлять еще один.
Однако, к чему бы ни относились сетования Анжелики, видела, что она оплакивает мертвого Александра, а ведь был другой, живой и счастливый. Она жаловалась, что он никогда ей ни в чем не верил. Да, он был жесток, но, может быть, это была самозащита против ее напора и воли.
И вот пока она взволнованно говорила о полноте своей любви к Александру, положила голову ей на колени и сказала: - Анжелика, я боготворю тебя.
И в ответ: -Да я не хочу, чтоб меня боготворили, я хочу, чтобы меня понимали!
Это был тот же самый крик Александра: «Хочу, чтобы меня понимали!» И там, и тут одно — жалоба на дефицит понимания и крик о помощи. Словно прожила всю свою жизнь, с самого детства развивая в себе лишь одно необходимое им качество — способность проникать в значение всего на свете; готовить себя к верной оценке всех фактов, чтобы суметь понимать все это и как следует разъяснять им.
Тут ощутила атмосферу ее разговора. Это звучало подобно завещанию или манифесту об отречении. Почему? Да потому, что она внушала мне, как должна вести себя с Александром и как не должна. Неужели она догадалась о чем-то, наблюдая мое с ним общение? Так ли уж плохо понимала она его и самое себя, так ли безнадежны были их усилия проникнуть в суть другого? Убедилась ли она, как далеко зашла наша дружба с Александром, и готова ли была отказаться от него, поняв, что разлад с каждым днем углубляется? Ее реплики, то ехидные и укоризненные, то демонстрирующие великодушие, явно направлены на то, чтобы разрушить теперь мою веру в него как мужчину, она сама ему уже не верит. Именно забота обо мне заставила ее произнести следующее предостережение:
— Сегодня вечером ты показала, насколько ты мудрее Саши. Не позволь ему расстроить твой ум. Помни, что он — прежде всего очень хитер и коварен.
Что это, женская солидарность? Пророчество? Значит ли это, что он погубил Анжелику? Но здесь разница. Они-то были любовниками.
— Но он может повредить тебе как женщине так же, как повредил мне как женщине, — он стремится все брать и ничего не давать.
Я не смогу записать в точности все события этой ночи, все, что мы говорили друг другу. Мне показалось, что Анжелика поднимается в какие-то без личностные сферы, отбрасывает ревность, что она уже примирилась с моей привязанностью к Александру и его ко мне.
Она сидела на краю кровати, распустив волосы, курила сигарету за сигаретой.
— Ты такая юная и доверчивая. И тело у тебя такое же: молодое, стройное, чистое.
Этой ночью каждое высказывание несло на себе странный груз, там были печаль, признание, горечь. Ощущала, что ее преследует некий образ: образ ее прошедшей юности и свежести, возродившийся для нее во мне. Вспоминаю одну из ее фраз, произнесенную словно в бреду: «Почему у меня такое грубое, топорное тело, Диляр, я ведь не такая.
— Но, Анжелика, Александр и любит твое крепкое, крупное тело. И я тебя люблю такой, какая ты есть. И хочу быть такой, как ты.
Она хотела выскочить из своего тела с такой же силой, с какой я хотела жить в ее теле, превратиться в нее. Мы обе отказывались от себя и хотели превратиться в другую.
С появлением подвыпившего Александра мы проговорили до рассвета. Анжелика временами вскакивала и расхаживала по комнате. Я смотрела на нее снизу вверх.
Александр сказал: «Я много до чего сумел додуматься в жизни и понять. Кроме одной очень важной вещи.
-Что за вещь? – спросила.
— Это, как ты говоришь, постижение самого себя. Твой взгляд на меня… Ты отбрасываешь все ненужные детали, не то, что она: наворотит всего и не разберешь. А ты приводишь мои поступки и весь мой опыт к правильной пропорции.
Cтала уставать от всего этого, была готова бросить все в любой момент, но прекрасно понимала, что если это сделаю, то все равно еще наступлю на эти грабли.
Изящно занавес убрав рукой
Улыбнусь почти искренне
Смотрите я честна перед собой
Во мне поёт душа.1
1. Фрагмент из песни группы «Винтаж» «Стриптиз».
ГЛАВА 13
Старик сгребает остатки только что выпавшего снега с тротуара и отбрасывает его в сторону. Витрины магазинов одежды, продуктовый, пекарня, где в советское время выстраивалась огромная очередь, чтобы купить булку еще теплого хлеба, овощной.
Люблю эти улицы, которых лишена была в детстве. В свои детские игры, обычно играла во дворе нашего маленького дома.
Детство свое вспоминаю не за чтением Фрейдовского «Предисловия к дневнику маленькой девочки», а на кухне за готовкой, в саду, на прогулке и даже в написании картин.
Александр заблудился в лабиринте своих представлений.
Пишет мне: «Провел жуткую ночь. Измученный совершенно, лег в постель около полуночи, через час проснулся и оставался в полусонном состоянии до пяти. Потом впал в ступор до позднего утра. Сны снились самые ужасные, видел свою собственную могилу с надгробным камнем и каким-то сиянием над ней.
Меня бьет дрожь. Не пойму, откуда это. Попробовал тебе позвонить, но ты не ответила. Ощущение ужасное. Еще одна такая ночь — и я свихнусь».
Давая Александру деньги на его стремительный побег в Молдову, где он планировал начать все с нуля, никак не могла представить, что в вечер накануне отъезда к нему явится Анжелика и заберет все деньги. Он написал мне еще одно сообщение на вотсап:
«Я в бешенстве, проклинаю самого себя. На помощь пришел Юрий. Вечером отправляюсь на вокзал. Ненавижу Анжелику. После последнего нашего с ней разговора чувствую себя униженным, и мне стыдно. Не знаю, зачем ввязался в это дело, наверное, из чувства вины. Анжелика остервенела. Она — за пределами разума. Подлейшие угрозы и обвинения. И все из-за того, что захотел уйти.»
В жизни он предпочитает бегство. Вот и бежит в Молдову.
На прощанье Анжелика оставила по себе не самое прекрасное впечатление. Опустошила бумажник Александра и изругала его самого.
Его задержали на молдавской таможне: показалась подозрительной ничтожная сумма денег, с которой он решил въехать туда. Допросили. Выслали назад. Одет был — хуже некуда, да еще поведал властям, что бежит в Кишинев от жены!
Мы встретились в кафе, и он сразу же начал об Анжелике.
— Мне раскрылась низость Анжелики. Сквозь ее ярость, в которой она хотела найти облегчение, увидел чудовищный эгоизм. Даже хуже. Пошлость. Уходя, она уже в дверях обернулась и произнесла: «Вот теперь у тебя разбитое корыто!»
Говорю ему. - У каждого свои уроки, которые мы проходим, и становимся сильнее и мудрее. А если не поняли, то нам повторяют их еще раз.
Выглядел он в ту минуту измученным, печальным и глубоко искренним.
Александр, слушая Анжелику, перестал быть мужчиной, который мог бы заставить ее замолчать; он превратился в следователя, обреченного выслушивать то, чем нормальный человек не может заинтересоваться.
Мы еще долго в этот вечер просидели в кафе, в разговорах ни о чем. Он был рад, что наконец-то понял загадку Анжелики и поставил точку после их многолетней битвы.
Картина, которую назвала «Загадка Анжелики» с нарисованной, уходящей из комнаты Анжеликой, оставившей на письменном столе закрытую, зеленую книгу, ушла на выставку в Барселону, и больше ее не видела.
