ничтожности, с которой он наблюдал свершившуюся казнь. Он ничем не отличался от тех, кого уничтожил только что. Та же плоть, та же кровь, те же мясо и кости. Тьма показывала все без прикрас. Лишь голую правду. Тьма опустошала. И никакого раскаяния за убийство Кристины. Без нее ничего бы не получилось. Тьма выбрала время, наиболее подходящее для свершения его возмездия, все рассчитала, дождавшись момента, когда несчастная красавица Кристина окажется в той яме. И потом он, как бы случайный свидетель, лишняя пара глаз и ушей.
Почему он? Женя уже ответил себе на этот вопрос, слишком рано повзрослев и кое-чему научившись. Да, кровь и плоть, ничего больше. Голое мясо.
конец
Глава 40. …когда быть мне кошкой
Из показаний Полянского Олега Олеговича (фамилия имя отчество изменены):
…-Да что я могу сказать. Не двор у нас, а какое-то казино открытого типа. Как суббота – так карточные баталии. Как говорится: «рубятся как собаки», часов с трех-четырех дня и до темноты. Приходят даже из соседних домов. И на деньги играют, и на всякий хлам, и на желания. Кто кому должен и сколько, с трудом можно разобраться. Там только под запись, под расписку. Естественно, что и до драки дело могло дойти…
…Нет, сам я в этих играх участия не принимал, я с картами не особо дружу…
…Ну, двадцать пятого, что-то около семи вечера, плюс-минус пять минут, Максим пришел ко мне. Он сказал, что на нем висит карточный долг общей суммой в шестьдесят тысяч рублей, однако у него есть идея, чтобы не платить. Короче, он предложил пари своим оппонентам на вот эти шестьдесят тысяч, что съест живую крысу. Как какую? Какие в подвалах водятся, на помойках, обычную крысу, с хвостом. Дело в том, что Максим уже употреблял крыс и мышей в пищу, однажды он это сделал при мне. Ощущение наблюдать, мягко говоря, не из приятных. Он сказал, что это у него потребность такая, что врачи ему не помогут. Я не врач, я не уточнял. Сказал Максиму только, что его желание на людях продемонстрировать свою особенность, а на самом деле, физиологические отклонения, на людях ни к чему хорошему не приведут. Я пытался отговорить его от такого способа избавиться от всех долгов, думал самому занять эти деньги, чтобы помочь рассчитаться.
Максим сказал тогда, что шила в мешке все равно не утаить, что рано или поздно все равно кто-нибудь узнает о его «рационе». Мол, выполнять кошачью работу ему даже как-то по душе. Так и сказал, что «по душе». Все равно, дескать, кошек уже приучили ко всем этим искусственным вискасам и тому подобной чертовщине так, что от животин лишь когти и клыки остались. Не хищники, а так, декор в квартире, для красоты. А крыс с мышами все равно надо кому-то ловить. Это же инфекция и зараза.
Из показаний Красильникова Станислава Ивановича (фамилия имя отчество изменены):
…-Так вот, пришел Максим ко мне двадцать шестого вечером, часов в пять. Предложил мне выкупить свой долг в двадцать тысяч рублей. Сказал, что готов съесть крысу живьем. Конечно я не поверил, кем надо быть, чтобы поверить в такое предложение? Я сразу подвох почувствовал, думал, меня облапошить собираются, чтобы долг не отдавать.
А у Максима и правда в руках была клетка с крысой, не знаю, откуда он ее приволок. Максим сказал, что поймал ее на помойке. Он сказал, что готов проглотить крысу прямо сейчас. Максим был не один, пришел вместе с Олегом Полянским, это хороший друг его из четвертого подъезда. У Олега была пара пивных бутылок. Одну Маским хотел использовать как запивку, другую предложил мне. Тут мне даже интересно стало. Ну ладно, говорю, давай посмотрим, как ты крысу живьем заглотишь. Понимаете, парню почти тридцатник, а идеи в голове как у самого настоящего малолетки. А мне-то что, за такое шоу не жалко и двадцатку заплатить, почему нет?
Максим открыл клетку, взял крысу в руки, а затем откусил ей голову. Чем-чем, зубами, конечно же. Меня чуть не стошнило в этот момент. Олег вообще отвернулся, наверное, знал, что так будет. До сих пор этот звук в ушах стоит. Ну, когда перегрызаемая кость хрустнула. Я не мог на это смотреть, бросился в туалет, думал не добегу, прямо на полу обделаюсь…
Из показаний Полянского Олега Олеговича (фамилия имя отчество изменены):
Максим отгрыз крысе голову, затем сунул кровоточащую тушку целиком себе в рот. Он не особо и разжевывал, но я слышал его чавканье, видел как работали его челюсти. Как будто кот за обедом, который добычу грызет. Я видел кровь на губах Максима. Это была крысиная кровь. Зрелище просто жуткое. Еще хвост торчал. Фу, блять.
Потом Максим запил крысятину пивом, выдул бутылку одним залпом. Ну да, тут я уже не выдержал, как ни пытался сдержаться, срыгнул прямо на лестничной клетке. Вернулся Стас, велел Максиму убираться ко всем чертям и не показываться ему на глаза. Кажется, у Стаса руки чесались врезать Максиму за то, что тот устроил. Стас назвал Максима долбоебом конченым, по которому психушка плачет. Мол, из-за Максима Стас теперь к мясному не притронется.
А ведь у Максима и подруги-то никогда не было. Он сам не хотел. Гигиена и все такое, ну вы понимаете. Конечно, он делал все, чтобы не оставалось запахов изо рта; когда мы общались, я не чувствовал никакой гадости, которая могла бы намекнуть на крысятину, принятую им недавно. Но я знал, что он мучился из-за своих физиологических отклонений. Что бы Максим ни говорил по этому поводу, как бы ни отшучивался, какую бы выгоду ни старался извлечь таким мерзким образом, он страдал. Сильно страдал…
Из показаний Полянского Олега Олеговича (фамилия имя отчество изменены) без протокола:
…-Страдал потому, что не был готов отличаться от большинства. Вот знаете, кому-то по силам быть не таким как принято, а кто-то просто не выдерживает. Вот Максим однажды не выдержал бы сам. Я бы не удивился, если бы узнал, что он сунул голову в петлю или бы с крыши прыгнул. Я прекрасно понимаю, что он чувствовал в момент употребления этой мерзости. И я понимал это когда стрелял в него. И я ни разу не винил Максима за его слабохарактерность. Это обычный естественный отбор, определяющий жизнеспособность новых видов.
Да, я убил Максима, хорошего, в общем-то, человека, надежного друга, которого еще поискать. Я понимаю, что должен отвечать за содеянное, я готов отвечать по всей строгости закона. Я раскаиваюсь за свое преступление, я хочу просить прощения у матери и отца Максима, хотя их возможное прощение сына им уже не вернет, да и вряд ли поможет.
Единственное, о чем я бы хотел просить правоохранительные органы, определить меня в такое место, где водится как можно больше крыс и мышей…
конец
Глава 41. На дне морском.
Они пришли со дна морского. Холодные, скользкие, от осознания которых неприятная дрожь в ногах и в груди тот же неприятный холодок. Похожие на рептилий, с твердой чешуей, неподвластной законам суши и неба, они будто пробудились от давнего сна, и голод гнал из-под казавшихся бесконечными толщ воды. Как будто было мало привычного им пространства. Но повелитель их вел за собой своих верноподданных. И покорно вышли они на твердь, непохожие на людей, как в страшных легендах сгорбленные, с когтистыми лапами и хвостами, большие и малые чудища.
Но были они в диковинку, и страшные и уродливые тела их приводили в восторг род людской. Сияли тела их разными цветами, играли на солнце красками, завораживали и застилали глаза нескончаемыми оттенками. Но не все были обмануты. И под хрустящим и чарующим блеском морским оставалась хищная зеленая с мрачным бурым твердая чешуя. И была отвратительна, и была совсем бесполезна. И те, кто видел ее, были оболганы и осмеяны, а чудища морские обернули против них свое морское могущество.
Отвернулся род людской, ослепленный морским блеском, от земли, от солнца, от единства с мирозданием, от природы своей. Устремился род людской на дно морское. И нет на дне морском границ, лишь хищники и их жертвы. Хрустящий цветной блеск повсюду, лишь он имеет значение, ему всеобщее поклонение.
Убивали морские чудища оставшихся на суше людей, такой была альтернатива дну морскому. Ради порабощения, ради власти над всем мирозданием.
И не с пустыми лапами вышли чудища не морской берег. Принесли они с собой послабления людскому труду и удовольствия, были свои познания у них обо всем сущем, и все было создано из того же хрустящего морского блеска. И оградился род людской друг от друга на дне морском, отделенный от чистого яркого солнца и синего неба, от щебета птиц и от шелеста деревьев. Слишком чарующим был блеск, слишком настойчивым. Не отпускал он сознание людское, пропитал насквозь, шлифовал память о былом: будто всегда так было, будто не должно быть иначе. Радовался род людской, когда умирали те, кому на суше под солнцем было роднее.
Так велел ему предводитель морских чудовищ, повелитель дна морского, повелитель хрустящего блеска. Разрешил он роду людскому ненавидеть, обещал прощение самым мерзким поступкам, в обмен лишь просил от рода людского жертвовать блеском во имя его милости. Поверил род людской в могущество морского царя, за спиной которого стояли все те же морские звери.
И стали теперь люди ненавидеть друг друга еще больше. Нормой стали для них ложь, насилие, корысть. Простит же повелитель морской. Кажется ради выживания, но нет, выживал хрустящий морской блеск из них все то, что делало на суше человека человеком. И были довольны чудища, и лишь сильнее отделяли людей друг от друга. И пока грызлись человеки между собой на дне морском, умирала суша, Родина их, от рук чудовищ.
Кормила суша людей с самого их начала. И не было жизни морским чудищам пока род людской пахал и сеял, чтобы жить и продолжаться. Столько богатств хранилось в земных недрах, столько можно было забрать на свои нужды. И ничего-то глупый род людской не понимал, паша землю, сажая и сея. Вот она – власть над родом людским во имя вечности морских чудовищ, зарыта в земле. Все просто в море: сожри первым, кто сильнее – тому все. Не нужно пахать, не своими руками добывать себе на пропитание, не нужно горбатиться.
Но и этого было мало того чудищам. Надумали они еще больше хрустящего блеска роду людскому навязать - давать в долг с возвратом с процентами. Чтобы ни о чем другом оскудевший умом род людской думать не смел, только о долге. Но и без того людской ум, иссушенный непрерывным хрустом в карманах и головах, утратил возможность к развитию. Жестоки были морские чудища. Все на свете должно было принадлежать только им. Лишь они имели право на изучение мира, лишь они могли развивать науки и заниматься искусством, все ради хрустящего блеска, захватившего и отравившего людское сознание. Не должно остаться никого на суше, кто посмел бы думать и воплощать идеи в реальность. Задача рода людского – труд на благо морских чудовищ, ради хрустящего блеска. Именно так и устроено мироздание.
Как можно больше морального разложения, как можно больше умственной деградации, должен род людской забыть о прежних традициях, о своих предках, приученных к труду, любивших окружающий мир, уважавших солнце и небо, уважавших родную землю, почитавших отца и мать. Подменили морские звери историю суши, переделали на свой лад. За хрустящим блеском не видел людской род обмана, да и не хотел видеть…
Эта же история
