Тот, кто был мной. Автопортрет (том 2)

значит ты крайний. Учти, я не люблю, когда не по-моему, усвоили, уроды? Звоните своему нанимателю, кредит оформляйте, колдуйте, что хотите делайте, новые колеса должны быть на месте старых…
Не имеет значения чем закончилась эта история, скажу только, что в конце ее с машиной было все в порядке.
-Извини, что так вышло, - сказал Геша после того как все разрешилось, - Я вспылил. Но на то были весьма серьезные причины, сам же все видел.
-Как Вы это сделали? – сгорая от невиданного любопытства, перебившего все прочие мысли и чувства, недоумевал я.
Ведь, кажется, только я и те двое испытали на себе эту силу. Причем, я - в меньшей степени.
-Тебе не надо этого знать, - угомонил меня Геша привычным мне мягким спокойным тоном, - Если хочешь, называй это внушением.
Наверное, так оно и обстояло на самом деле. Потому что этот резкий грозный тон, жестко, по-армейски: «-Вспышка!», кажется, и не думал покидать мое сознание. Честно сказать, я не ходил в армию, не прошел по здоровью, да как-то и не собирался вливаться в общую армейскую массу. Армейские будни казались мне бестолковым времяпровождением, да и не особо хотелось слышать рявканье сержантов и приказы офицерского состава. Но вот он, отрезвляющий сержантский укус, от которого дух захватывает и мурашки по коже только лишь при одном его воспоминании.
Наверное так и должно быть, однако в сознании моем остался этот памятный кусочек тех переживаний, неприятных, но, должен признать, каких-то бодрящих меня всего лишь только я слышу похожий резкий тон. Я слышу звук на физическом уровне и чувствую свет на каком-то более тонком. Нет чувства страха, вместо него другое, что заставляет встрепенуться, ожить, напоминает о чем-то очень важном, что легко забывается. Я не знаю, как это можно описать в словах. Возможно, сам Геша испытывает нечто подобное, когда пользуется своей силой, а я не сомневаюсь, что он стремится сдержать ее при первом же удобном случае. Что касается тех ребят, порезавших колеса его авто, не имею ни малейшего представления, что с ними сталось, да и как-то без разницы.

конец

Глава 33. Величайший дар на свете
Какая-то уж чересчур злобная морда, грозная эмблема в виде вилки, подобная дьявольской печати, что сверкала в свете фонаря - прежде он не встречал в своей жизни похожих автомобилей живьем. Впрочем, Стасику было плевать на марку, не за тем он остановился возле данного внедорожника среди ночи. Он хорошо знал, куда и зачем пришел. Машина была припаркована на том же месте, что и с утра, грязная, с заляпанными номерами и задними фонарями. В таком виде она простояла под окнами жилого дома не один день. И среди других автомобилей эта иномарка была самой замызганной. Если бы у машины была возможность говорить, «помой меня, я вся чешусь» наверняка стала бы единственной фразой в адрес ее нерадивого владельца.
Стасику было откровенно жаль этот несчастный и однозначно дорогостоящий автомобиль, который не заслуживал такого скотства. Именно по этой причине Стасик пришел к этому дому, не первый день наблюдая слои грязи на таком мощном красавце. Что ни говори, внедорожник его впечатлял.
Видимое отсутствие регистратора с внутренней стороны лобового стекла  лишь подстегивало желание Стасика помочь несчастному автомобилю. На улице вроде никого не было видно, поэтому Стасик осторожно опустил гладкую ладонь на капот машины, растопырив твердые длинные пальцы и совсем не беспокоясь об их отпечатках.
И вроде бы ничего необычного не произошло. Лишь сильная дрожь овладела его напряженной рукой, которая на миг намертво прилипла к грязному капоту. И Стасик не спешил пытаться отдирать от него пальцы. Позволил дрожи сойти на нет, хорошо зная ее возможности. Теплая приятная энергия наполняла его пальцы, и эти расслаблявшие мгновения искренне его радовали. Сердце Стасика забилось сильнее, разгоняя тепло по всему телу, а затем сильная волна охладила его с головы до ног. То была кульминация его коротких, но сногсшибательных чувств. Вслед за тем руку Стасика слегка отбросило в сторону.
После чего внедорожник сам собой неспешно откатился назад, как бы под воздействием инерции, оттолкнувшей его руки. Не сработала ни сигнализация, ни свеча зажигания, которая бы завела двигатель машины, ни тормозные колодки. Нет, автомобиль бесшумно выкатился из общей массы других автомобилей, как если бы у него пропали тормоза. Тормоза действительно пропали, благодаря разжатым после прикосновения Стасика к автомобилю колодкам. Внедорожник остановился на дороге, а затем, все так же незаведенный, просто покатился вслед за человеком, кажется, вдохнувшем в него жизнь.
Стасик довел автомобиль до моста через реку, находившегося метрах в трехстах от дома, возле которого было совершено оживившее машину действо. Весь путь до моста занял несколько напряженных минут, во время которых, к счастью, Стасику не встретилась ни одна машина и ни один прохожий. Свидетели оставались для него единственной проблемой, уж очень ему не хотелось сторонних глаз. Потому Стасик так рассчитывал на темное время суток. А дойдя, наконец, до моста, и спустившись до берега реки по накатанной колее, он с облегчением перевел дух. И здесь уже Стасик вновь прикоснулся к капоту, чтобы забрать ту силу, которая катила автомобиль вслед за ним.  Затем бросился наутек, желая как можно быстрее скрыться от возможного наблюдения.
Мысль о том, что его, все-таки, могли увидеть, не покидала Стасика до самой входной двери квартиры на втором этаже. Внутренний замок щелкнул сам собой, Стасику оставалось лишь опустить ручку, чтобы перешагнуть спасительный порог родного жилища. В долю секунды самостоятельно клацнул выключатель, плавно разливая мягкий глазу Стасика свет в прихожей. И этот свет убаюкивал и позволял ему засыпать в кровати. Когда-то Стасик послал выключателю свою теплую силу, накрыв его своей рукой и испытав ее дрожь, и после этого не забирал ее обратно.
И своей живительной силой он наградил практически каждый уголок своего дома. И усаживаясь, к примеру, на стул со спинкой, Стасик будто утопал в мягком кресле, стенной шкаф открывался перед ним сам собой, ящички рабочего стола услужливо выдвигались без сторонней помощи, а разложенный диван создавал эффект какого-то пляжного гамака, Стасик даже реально покачивало, стоило ему лишь закрыть глаза. Кухня так же жила наделенной им жизнью: ручка газовой конфорки поворачивалась едва Стасик подносил к ней зажженную спичку, вода из крана всегда соответствовала его намерениям либо утолить жажду, либо помыть посуду, дверь холодильника, как и в случае со стенным шкафом, отворялась по воле вложенной в нее живительной силы. При этом, из холодильника всегда вырывались вкусные душистые запахи, от которых желудок Стасика сильно урчал.
И всякий раз в момент проявления этой силы он будто становился тем или иным предметом, услужливо выполнявшем свою функцию. Стасик будто сам становился подчиненным самому себе слугой. Конечно, с той же легкостью он мог забрать свою силу, как сделал он это с тем внедорожником, оставленным у речки под мостом в надежде на сообразительность владельца автомобиля. Впрочем, там больше будет крика по поводу пропажи машины.
Стасик нес ответственность за каждую частицу в его доме, доставшемся ему в наследство от деда с бабкой. Пока что ремонта в квартире он не планировал, как и обновления мебели, которая еще не отжила свой век. После его прикосновения, выцветавшие обои, например, заиграли новыми красками. Ему было уютно быть окруженным своей силой, которую Стасик мог уверенно контролировать. Хотя, однажды превратив свое жилище в некий живой организм (просто живой, но лишенный способности мыслить, и такими возможностями Стасик не обладал), он так и не посмел отнять у него ни капли подаренной жизни. Не из-за комфорта, обретенного вследствие пользования своими возможностями, хотя тот тоже имел не последнее место. Стасику было бы непросто расстаться с тем, что стало привычным в окружавшей его обстановке. Насыщенные цвета, запахи, да элементарный минимум некоторых бытовых действий, он должен был быть благодарен своей чудодейственной силе. Он должен был быть благодарен вещам, ожившим под ее воздействием.
И он был благодарен им, доставшимся Стасику по наследству. Он не имел никакого права избавляться от них, одна лишь мысль о замене в случае фатальной поломки без возможности восстановления, или хотя бы починки, заставляла все внутри него панически трепетать. Стасик понимал, что никакая живительная сила не способна была поддерживать его вещи в рабочем состоянии вечно. Неизбежность замены пугала. Ведь тогда ему придеться обездушить то, что теперь принадлежало ему.
Может, это, конечно, вздор, однако довольно часто Стасик наблюдал легкомыслие, с которым окружающие люди избавлялись от старых, ненужных, поломанных вещей, забивая ими мусорные контейнеры у него под окнами. Порой, это легкомыслие оказывалось чересчур небрежным. Кажется, то было выражение отношения людей друг к другу. Что небрежность в отношении к вещам, что небрежность в отношении между собой, один в один все таким же простым взмахом руки летит в мусорку. Всему, оказывается, можно найти замену, а не найдется таковой, да и черт с ней: одной головной болью меньше. И Стасик чувствовал сие легкомыслие очень остро. Кажется, он видел какие-то визуальные отличия своих рук от рук других людей, в которых не было и не могло быть той жизни, что наполняла его собственные руки.
А еще он не раз слышал ругань соседей за стенкой, молодой семейной пары, у которой пока не было детей. «-А вот я, а вот мне, а у меня, да пошла ты, сам пошел…» Стандартные собственники с завышенным уровнем ЧСВ у каждого из них, который служил непреодолимым препятствием для налаженных супружеских отношений. Стасик не сомневался в наличии любовников как у супруга, так и у супруги, без видимого труда выбросивших на помойку светлые взаимные чувства, которые пылали до заключения их брачного союза, и просто ожидавших удобного момента для его краха.
-Не хочу, - комментировал Стасик каждый скандал за стенкой, рассматривая при этом собственные руки, - Не хочу, не хочу…

…без окончания…

Глава 34. Воин
Рядовой срочной службы Обручев Иван Денисович самовольно покинул территорию воинской части во время несения караула, прихватив с собой автомат Калашникова с полным к нему магазином. Вся часть была поднята на уши по тревоге, офицерский состав собрался на экстренное совещание. Было сделано несколько звонков: в ментовку, на вокзал, на автостанцию, дозвонились и родным Ивана. Естественно, что сержанты и старлей Юдин тщательно прошмонали тумбочку дезертира, а вот мне было что сказать, что могло бы помочь изловить парня. В сопровождении со старшим сержантом Арцебашевым я вошел в кабинет ротного Юдина, который с красными от недосыпа и нервного напряжения глазами изучал характеристику Ивана, зажав в дрожавших пальцах сигарету.
-Товарищ старший лейтенант, он не побежит домой, и вряд ли вообще попытается покинуть город, - сообщил я.
-Поясни, рядовой, - только потребовал ротный.
-Он болен, - вполне осознанно излагал я, понимая, что мне может влететь не меньше чем Ивану, - Мы с одного