города призывались, даже с одной улицы.
Я знал Ваньку как строгого, но дюже правильного пацана, на которого, тем не менее, можно было положиться в случае неприятностей. Он, конечно, старался держаться от них как можно дальше, и всегда пасовал, когда речь заходила о чем-нибудь серьезном, вроде махача с ребятами из соседнего района. Однако, если дело касалось чужих секретов, язык Ваньки можно развязать если только нешуточным страхом смерти. Молчать он умел.
С другим же Иваном Обручевым я познакомился в тот день, когда Васян «Джек», приехавший к деду с бабкой на лето, приволок с собой новенькую воздушку с огромным количеством пулек к ней. Во дворе частного дома он немедленно устроил настоящий тир, приспособив в качестве мишеней всякий хлам, включая пару картонных коробок с наклеенными на них самим Васяном изображениями зомби.
Ванька был одним из первых ребят, решивший опробовать на рисованных мертвецах свой глазомер. И тогда разительная перемена овладела им. Ванька целился зомби в голову, специально заняв позицию метрах в десяти от мишени. По одной лишь его стойке было понятно, что этот малый, как минимум, имел дело с огнестрельным оружием, не говоря уже о том, чтобы пустить его в ход. Твердость его рук, жесткий упор приклада в плечо, ровное дыхание, палец, плавно и четко, нажимающий на спусковой крючок, и выстрел, аккурат между ударами сердца. Но самое главное – взгляд, более чем просто хладнокровный, какой-то огненно ледяной. Больше того, в тот момент холодный огонь накрыл его с головы до ног, на миг Ваня даже сам стал покойником. Меня охватила мысль, будто он хотел, чтобы те рисованные мертвецы ожили, чтобы он без труда пустил им пулю в лоб. Впрочем, с тем же мертвым хладнокровием Ванька целился бы и в живых людей.
Это был даже не он, но кто-то очень сильно на него похожий внешне. Разве что жуткие темные пятна, из которых веяло мрачным жгучим холодом, далеким от адского пекла, искажали внешние Ванькины черты.
Он сделал несколько выстрелов, ни разу не промахнувшись, и буквально изрешетив головы зомби пульками. Неудивительно, что Васян «Джек» пребывал в диком офиге и восторге от таких снайперских возможностей. Похоже, никаких визуальных странностей, подменивших подлинного Ивана на его жуткого клона, он не замечал. И все с тем же хладнокровием Иван поразил практически все подготовленные для стрельбы мишени. Как будто всю свою жизнь он только и делал, что спускал курок.
-Ничего не помню, - поделился он впечатлениями, - Все как на автомате. Только враг, которого надо остановить.
Дома у него был мощный ПК с несколькими неплохими игрульками. Ванька удалил их все до единой, но установил «контру», в которую окунулся с головой, набивая руку в одиночном режиме, чтобы потом попробовать свои силы в Сети. Однако, никакой «Контр Страйк» не мог сравниться с живой стрельбой, а потому Иван все лето провел во дворе Васяна «Джека», с которым здорово так скорешился. Очевидно, что воздушка захватила все его сознание, будто пробудила какое-то существо внутри Ивана, желавшее пострелять. А спустя несколько месяцев после тех памятных каникул, практически под Новый год, Ванька купил-таки собственную воздушку.
Он хотел в армию, будучи уверенный в том, что ему дадут настоящий боевой автомат и патроны к нему. И эти мысли уже попахивали какой-то нездоровой манией, когда Иван выражал их, покрытый отвратными темными пятнами на лице. То, что он испытывал во время этих пострелушек по мишеням, приятно щекотало его изнутри, и явно не шло ни в какой сравнение с виртуальными баталиями по той же «сетке».
Его нашли в лесополосе через сутки после побега, спящим у ствола дерева. Автомат был крепко сжат в руках, магазин был полностью опустошен. Рядом не оказалось ни одной стреляной гильзы; в кого или во что Иван разрядил весь боезапас, оставалось только догадываться. Лишь бы не в живых людей, и это было главным опасением командного состава части.
Ивану всыпали так, что мало не показалось. Военная прокуратора потребовала провести психиатрическую экспертизу. Дело могло обернуться и тюремным сроком. Ваня, однако, был на хорошем счету, разборку и сборку автомата Калашникова он проделывал чертовски быстро на радость командованию. И вообще прекрасно ладил с боевым оружием, что так же устраивало офицерский состав. Огневая подготовка рядового Обручева была практически идеальной, что не могло не отразиться на нем во время этого внезапного ЧП.
Кроме того, Ваня полностью признал свою вину перед командирами и военной прокуратурой и раскаивался в содеянном. Так что командир части генерал Четков, по прозвищу «Четкий» с негласной припиской «пацанчик», добился того, чтобы Ивана оставили в армейском лазарете до конца расследования инцидента. Насколько нам было известно, пока что не поступало ни одного сигнала о стрельбе из «калаша» с конкретным номером по гражданским лицам.
Тем не менее, в медсанчасти Ване пришлось несколько часов провести наедине с психиатром. Общение проходило как в присутствии генерала Четкова, так и без него.
-Я потомок воинов, - рассказывал Иван уже мне, - В сознании вижу самые разные образы: мой отец, мой дед, мой прадед. Какие-то подлинные и фантастические, неземные. Каждый раз я знаю свое имя, и знаю, что оно связано с моим собственным. И оружие в руках будто открывает мне еще одну пару глаз. Это здесь и сейчас я держу АК-47, а там дело доходит до самых сложных конструкций: какие-то смерчи, вихри, что-то похожее на смещение времени и пространства, все, что возможно и невозможно вообразить. И я всегда умираю в конце, сраженный вражеским снарядом. Всегда, - повторил Иван, и в этом слове для него была заключена какая-то гордость, какое-то величие, вновь искажавшее его лицо мертвым узорами пятен, - Умираю, как должен умирать настоящий воин: лицом к лицу перед врагом. Тогда я не боюсь смерти, наоборот открываю себя перед ней насколько возможно. Это в крови, в генах. То, что всегда отличало мой подлинный род. И это захватывает с самого первого раза, стоит лишь прикоснуться. Как будто историю всей своей жизни в руках держишь… Я не смогу остановиться, понимаешь? Я не хочу, чтобы это прекратилось, понимаешь?
В тот момент я понял, что это другой Иван говорил со мной, используя тело как средство общения, как инструмент, с которым он мог обращаться как угодно.
...без окончания…
Глава 35. Я здесь
…Его разбудила возня, доносившаяся из кухни. Позвякивание посуды больно громыхало внутри отяжелевшей с похмелья головы. Будто где-то в середине ее располагалось крайне неприятно гудевшее нечто, пустившее столь же неприятно вибрировавшие корни во все стороны. Боль была сильной, во рту находилась самая настоящая Сахара, даже сглотнуть слюну не получалось, настолько был иссушен горевший от обезвоживания рот. Иссушенным казалось все его нутро. И такое случилось впервые, хотя все было как и обычно, и лишнего он не глотнул.
Еще ему очень хотелось в туалет, слить вчерашний алкоголь (вместе с мозгами, конечно, да ну и *** с ними). Вот только тело, просто залитое за последние две недели водкой, почему-то не слушалось. Тем не менее, Илья попытался спустить исхудавшие ноги на пол. Поднять с дивана остальную часть такого же исхудавшего тела оказалось намного сложнее. Все мысли его сейчас были сосредоточены только на одной этой процедуре и стремлении добраться до двери туалета. В подтверждение тому смолкли все звуки, доносившиеся из кухни, смолкли вообще все звуки, даже его дыхание.
-Здрасьте, баба Шура, - не глядя в сторону кухни попытался сказать он, открыв дверь заветного санузла, но полноценного голоса у него не получилось.
Опорожнив мочевой пузырь, Илья испытал неимоверное облегчение, целый заряд бодрости, чуть унявший головную боль и придав прочности ватным ногам. Он перевел дух и несколько мгновений оставался недвижим с приспущенными трусами. Ну все, теперь воды. Много воды, холодной, из-под крана. И он совершенно не стеснялся пожилой соседки бабы Шуры, опекавшей его с начала его запоя. Это она прибиралась в его квартире, готовила еду, стирала ему вещи, контролировала всех его гостей, отсекая возможных собутыльников и прочих сомнительных личностей, всегда оказывающихся там где алкоголь правит бал.
На кухне, однако, рулила не его соседка. Вместо нее Илья встретил молодую женщину, миниатюрного росточка и телосложения (совсем как Машка), с ухоженными темными волосами (совсем как у Машки), в кухонном фартуке, в домашних оранжевых тапочках. Мощная приятная энергетика окружала ее, разливаясь по всей кухне, указывая на женщину как на хозяйку, взявшую под контроль бесхозную территорию. Совсем как Машка, для которой кухня всегда была ее царством, со своими правилами, священными даже для Ильи. И ему нравилось оставаться там как можно дольше, если супруга находилась там.
Эта женщина была определенно знакома ему, но сейчас он не помнил, где мог с ней пересечься.
-Привет, - добродушно улыбнулась она, оторвавшись от мытья тарелок, сложенных в раковине.
И голосок ее трепетно прожурчал внутри Ильи знакомым привычным ручейком. Только Машка умела так, когда была рядом с ним в присутствии других женщин. И в тот момент внутри него журчало все, приведенное в трепет мягкой доброй силой ее голоса. Голос Маши как-то по-матерински согревал, а в моменты нежности просто переносил Илью куда-то далеко за пределы привычной реальности. Голос Маши отличался от всех прочих женских голосов, Илья узнал бы его из бесчисленного множества голосов. И вот сейчас он услышал этот голос, ничем не отличавшийся от оригинального голоса, голос, который он периодически слышал во сне, сквозь слезы призывая Машку вернуться из небытия.
Он вспомнил последний миг, прежде чем проснулся, разбуженный возней на кухне.
-Я здесь, - разлилось в его сознании, пробившись через глухую стену, разделявшую физическое и нематериальное.
-Привет, - попытался ответить Илья, чувствуя, как язык его прилипает к нёбу, - Ты кто такая?
Его гостья подала ему стакан воды, Илья опорожнил его одним залпом, попросил еще.
-Меня зовут Соня, - наконец представилась женщина, - Я дочь Сударёвой Татьяны Михайловны. Она лечилась у Вас до того, как произошла эта история с, якобы, изнасилованием. Вы очень помогли моей маме, мы должны Вам.
-Да, я помню эту женщину, - кивнул головой Илья, в голове которого наконец-то начался мыслительный процесс.
Буквально через три дня после ее выписки из больницы его вызвали в прокуратуру в связи с заявлением об изнасиловании одной мадам. Илья сразу понял, под него копали и пытались убрать с дороги. Он был хорошим врачом, а у таких не может не быть ни врагов ни завистников. Вот они и ударили его в момент душевной нестабильности Ильи в связи с трагическими событиями, приведшими к смерти жены Маши, случившейся всего полгода назад.
-Честно говоря, мне все равно, но спрошу из вежливости, как ее самочувствие?
-Спасибо, намного лучше, - улыбнулась Соня, - Вы действительно помогли… А Вы как?
-Водку пью, - без стеснения заявил Илья, - Втянулся, даже получаю какое-то удовольствие… Давно ты здесь?
-Со вчерашнего вечера. Вашей соседке необходимо ненадолго уехать, она просила меня приглядеть за Вами до ее возвращения. Она оставила
