своем вещем сне и выводе, который он сделал на основе тех образов – высота была не его стихией, в которую Рома сунулся в погоне за деньгами.
И это было только начало, и стоило Роме привыкнуть к тому, что с ним произошло, вроде оставивший его на целый месяц сон с разбивавшимся о землю самолетом посетил его снова. И тогда пол под ногами Ромы наяву оказался еще дальше. И вот Рома уже паниковал. Он, конечно, ожидал подобного развития своей напасти; ожидал, что отдаление пола под ногами не окончится так просто. И в его голове уже неоднократно возникала мысль о принуждении его к ползанью по земле. Как в старом анекдоте – доктор, я высоты боюсь. Но так оно и происходило на самом деле. Как ни старался Рома успокоить себя внушениями, что это такие галлюцинации в нем развились, что сработало какое-то нечто внутри него, какой-то механизм включился до того как он полез на строительную туру на высоту, которую должен был избегать по природе своей, сами инстинкты его призывали Рому встать на четвереньки для улучшения его ходуном ходившей опоры. И со стороны он выглядел и смешно, и нелепо, и трагично. Про себя он уже давно проклял тот день, с которого все началось.
Роме требовался хороший врач, однако про себя он понимал, что ни один специалист ему не поможет. Он прикупил трость, чувствуя некоторое облегчение при передвижении с ее помощью. По крайней мере, трость притупляла дрожь в тонких и длиннющих ненадежных ногах. Он ничего не мог с собой поделать, был не в силах перебороть обозреваемую реальность здравым смыслом. И поэтому всерьез подумывал об инвалидном кресле каталке.
Новое и окончательное падение с совсем близкой к земле высоты, если быть более точным, с двенадцати метров, произошло спустя еще два месяца. И именно до двенадцати метров удлинились его ноги в последний раз. И даже привычная и надежная трость теперь представлялась тонкой трубой, не способной удержать Ромин вес, готовой переломиться сразу в нескольких местах в любой момент. Пред глазами его все плыло, голова кружилась и тянула куда-то в сторону. С грязными матами, опираясь на трость и стенки, Рома кое-как добрался до туалета, чтобы просто не обгадиться в кровати. Так уж вышло, что Машка с утра уехала в контору, чтобы навести порядок в бухгалтерских отчетах перед выходными, Рома был в доме один. Конечно, она приготовила ему завтрак, однако сейчас ему было ни до еды.
Он должен был упасть. Он надеялся, что ему удастся избежать увечий, однако так больше не могло продолжаться. Смысл происходивших с Ромой мучительных странностей заключался именно в падении. Как тут не верить в судьбу: разве не за этим он поехал с Лехой на заработки? Он упал возле кровати, не спасла и трость, лишь свободной рукой Роме удалось ухватиться за матрас. И вроде Рома просто завалился на пол, но удар оказался слишком ощутимым для него, слишком сильным в его сознании. Соприкосновение с полом могло сравниться с ударом подбитого самолета о твердую мерзлую землю, с ударом тела о бетонный пол при падении с двенадцати метров. Как будто это он находился на той высотной туре, которую перекатывали легкомысленные гастарбайтеры среднеазиатской национальности. Пестрый узорчатый палас комнаты приближался к нему совсем медленно, темнел по мере сокращения расстояния до пола, превращался в черную перекопанную массу. И хоть Рома и ухватился за кровать, он того практически не почувствовал, охваченный огнем ужасной боли, охватившей его всего с головы до ног. Зато почувствовал и услышал хруст собственных ломавшихся при этом соприкосновении с полом костей…
конец
Глава 3. Маршрут
…Как мне рассказывал Колян по дороге, Ваня – прежний его напарник грузаль – плакал когда уходил. У него не было другого выхода, но если бы не болячки, Ваня оставался бы на своем рабочем месте, наверное, до конца своих дней.
-Поверь, ты тоже будешь плакать, если вдруг придеться уйти, - загадочно улыбнулся Колян, - За этот маршрут многие в нашей конторе глотку готовы друг другу перегрызть. Поэтому договоренность ездить по очереди. Шесть улиц, убираются два раза в неделю. Так что три раза в месяц точно будешь в шоколаде. Но сразу говорю, этот конкретный маршрут оплачивается лишь в половину рабочего дня.
Это он притащил меня в организацию «…», занимавшуюся уборкой мусора в одном конкретном районе города. Работа, как говорится, не бей лежачего, знай, швыряй себе пакеты и мусорные мешки с отходами в лодку. После работы на складе строительных материалов такая деятельность казалась мне отдыхом.
Данный маршрут выдался мне на второй день работы. Поэтому я был в курсе ограничений по поводу того, что должен был собирать в качестве бытового мусора. Впрочем, все ограничения часто стирались уже по ходу работы, лишь бы не воевать с жителями частного сектора, по которому лодка каталась каждый день. И на многих улицах я прежде никогда не бывал, даже не знал, что такие вообще были у нас на районе. Маршрут, о котором я хочу рассказать, пролегал за пределами городской черты, в частном секторе на самой окраине города, даже выходил за его пределы. Сектор был разделен напополам густым лесным массивом и дачным поселком, за которым начинались дома людей с материальным достатком. Именно там были проложены те шесть улиц, указанных мне Коляном. Признаюсь, я был впечатлен домами, высившимися за заборами из дорого кирпича или выложенными вручную из камня.
-Хочешь секрет? – поделился со мной Колян на подъезде к коттеджам и особнякам, - Всего полгода назад здесь даже намека на какое-либо строительство не было.
-Как такое возможно? – только спросил я.
-Не имею ни малейшего представления, - пожал плечами Колян.
И это действительно было каким-то чудом, в которое с трудом верилось. Но я верил Коляну, зачем ему было обманывать? Просто, глядя на все эти коттеджи в два этажа, самые настоящие хоромы, в которых имело смысл жить большими семьями, я бы ни за что не догадался, что это место можно было превратить в целый законченный поселок всего за шесть месяцев. Чистый ровный асфальт, бордюрчики, фонари – даже в городе не везде можно было встретить подобный порядок. Ну если только на площади вокруг зданий административного центра. Я видел несколько иномарок, таких же чистых и ухоженных, припаркованных возле некоторых гаражей. Там были и цветочки в клумбах. Единственное чего я не видел, так это ни поста охраны на въезде в поселок, ни элементарного шлагбаума, который блокировал бы свободный доступ в этот тихий спокойный уголок. Выскочив из машины для работы, я сразу же вдохнул знакомый мне с детства приятный речной воздух, какой бывает лишь в деревне, перемешанный с запахами скошенной травы поутру. Классное чувство, что ни говори.
Возле каждого коттеджа стояла передвижная пластиковая урна с крышкой. Многие из урн были целиком заполнены продовольственными полупрозрачными пакетами и непрозрачными черными мешками. В отличие от большинства жителей на других улицах, которым было, как говорится, в падлу или просто проблематично эти самые пакеты и мешки элементарно завязать (и этот момент стал для меня откровением), в указанных мной урнах я не увидел ни одного открытого пакета или мешка. Но самый ступор овладел мной, едва я понял, что именно находилось внутри каждого из них. В первую очередь, еда. Много еды. Запечатанные консервы, запаянное в вакуум мясо, завернутые в заводские фантики и обертки сладости, соки, фрукты. Продукты будто специально собрали прямо с магазинных полок и накидали в мусорные бачки, практически их не распечатав. Своего рода, новогодние подарки детям, наполненные конфетами и шоколадом. Только вместо ярких цветастых коробочек продовольственные пакеты, которые я уже видел, стоя в очереди в продуктовом супермаркете в пятницу вечером. И все посмеивался над теми, кто набирал еды как будто завтра ядерная война. И естественно, что первые же два-три таких пакета я закинул в кабину мусоровозки, то же самое сделал и Колька.
-Да, здесь все именно так, - с улыбкой закивал он в ответ на мой недоуменный взгляд, - Манна если не небесная, то подножная.
-Совсем, суки, зажрались, - только смог прокомментировать я, - Жратву выкидывают.
-Они за это платят. Они выкидывают - мы собираем.
Но для меня это было все равно как-то дико. Но разве не было для меня диким отношение людей к той работе, которую я начал день назад? Всего за несколько часов моего с Коляном маршрута вчера, я был постоянным свидетелем простейшего неумения, простите (хотя нет, не собираюсь просить прощения), срать по-людски.
Они за это платят – фраза, которой можно оправдать обычное человечье скотство. За один только вчерашний день фразу «мы платим» я слышал не единожды. В нашем с Коляном тандеме водитель нес куда больше ответственности чем грузчик, поэтому именно я старался помалкивать в то время как он вступал в споры с тем или иным «умником», желавшем вместе с бытовыми отходами сбагрить мешок с автомобильными запчастями или с гипсокартоном, а то и с дровами.
«-Уважаемые, у вас все из лодки летит.
-Потому что завязывать мешки надо.
-Почему я должен это делать? Я плачу за ваш мусор…»
Или:
«-А этот мешок почему не забираете, ребят?
-Потому что унитаз не является бытовыми отходами. У нас не примут его на свалке.
-Да что вы такое говорите? А за что я плачу по … рублей каждый месяц? Я буду звонить вашему руководству…»
Или вообще обвинения в вымогательстве – якобы, экипаж требовал определенную мзду за вывоз мусора, выдаваемого жильцами за бытовой.
Недопитый кефир, каша, винегрет, размороженные креветки – вот то, что я наблюдал, бросая раскрытые пакеты с мусором, откуда буквально текло ручьями. Да, работа далеко не престижная, но не настолько, чтобы меня самого считали свиньей. Я прекрасно знал куда шел, и что мне предстояло делать, уже одно мое согласие убирать, должно было бы стоить благодарности. Так что про себя, под маской возмущения, я был благодарен этим охуевшим толстосумам за «мусор», что подбирал в их поселке. Подбирал, а про себя негодовал и ужасался еще больше: вот оно – работа за еду.
-Да ладно тебе париться, - успокоил меня Колян, - Ты же не бесплатно это делаешь. Бабки здесь отдают вовремя. Бабки, я считаю, нормальные, по крайней мере, моя зарплата меня устраивает.
Да, насчет суммы я тоже был доволен. Пусть пока это были лишь обещания, но меня они радовали. По крайней мере, из конторы редко кто уходил по собственному желанию, только при необходимости.
И будто в подтверждение Колькиной невозмутимости, в одном из пакетов, уже на выезде из поселка, оказалась черная потрепанная барсетка, набитая бумажными купюрами в тысячу рублей каждая. Не скажу, сколько в общей сложности там было, но много. Своего рода, послание мне, обнаружившему эти деньги, казалось, брошенные в мусорку нарочно. Я, конечно, в силу своего характера, подумал о какой-нибудь проверке, которую я не прошел, и в следующий раз, именно по моей вине, такой халявы здесь больше не будет.
-Могут предъявить.
-Ты слишком мнительный, - заметил Колян, убрав в карман ветровки половину поделенной между нами суммы, - Те, кто здесь живет, поверь мне на слово, даже заморачиваться не будут по поводу этих копеек.
-Нихуя себе копейки! – выпалил я.
-Для них
