привычных знакомых ему границ. Надо иметь достаточно воображения, чтобы достичь тех широт, которые он видел в своем мозгу. Может быть, и были такие широты, а Костик лишь открывал некую дверь, чтобы попасть туда за одну-две секунды.
Например, сейчас сознание перенесло его в, казалось бы, давно знакомое далеко, где однажды Костик провел много времени, и которое звало его снова. Он помнил (должен был помнить) то наваждение, оставшееся далеко позади, отпустившее его в этот мир; наваждение, которое приятно вспоминать с тоскливым стеснением в груди, за возвращение в которое можно не пожалеть расстаться с жизнью. Он помнил Далеко почти во всех деталях.
Он помнил много желтого, даже немного оранжевого, песка всюду, насколько хватало сил окинуть взглядом ту бесконечность. В этой бесконечности Костик помнил десяток крошечных домишек, раскинутых латинской «W», и образующих целое селение как остров в безграничном песчаном океане. Костик не знал названия этого селения, не знал и названия самого места, где находился. Зато мог различать фигуры людей, перемещающиеся между домишками. Да, Там еще было круглое озеро, единственный среди песка источник влаги. Вода в нем словно источала прохладу, всегда чистая и свежая, несмотря на постоянное солнце, пропитавшее жарой воздух, не говоря уже о песке. Даже ночью не становилось прохладнее. Но каждое утро приносило неописуемый восторг и наслаждение; каждое утро освежало, обновляло уставший от жары воздух, наполняло золотым и розовым блеском восходящего солнца каждого из тех, кого видел Костик, а в первую очередь, его самого. Каждое утро было красивее предыдущего; каждое утро придавало песку необычный красочный оттенок, и оттого Костику казалось, что песок одухотворяется. Иногда он мог сказать, что видит дыхание каждой песчинки.
Еще Костик помнил широкую черную ленту, разделявшей селение на две равные половины такой же бесконечной в обе стороны магистрали, по которой проносились частые грузовики. Бесчисленное множество раз они останавливались, чтобы их водители, в красивой красочной униформе, с кепками на головах, и в темных очках, могли запастись канистрой-другой воды из озера. Костик сам наполнял, вместе с другими фигурами, большие полупрозрачные емкости, бросаемые ему очередным водителем, набирал в них воду, и вешал на огненную стальную дверь кабины. Он всегда обжигал пальцы, но всегда освежала вода из озера….
-Апчхи! – неожиданно фыркнул Костик, вернувшись из того, приоткрывшегося, как и обычно на несколько мгновений, мира вечной свободы и таинств бесконечности на лестничную площадку, - Твою мать.
Шмыгнул носом, с большой неохотой отрываясь от кадров наваждения. Даже если Костик помнил о том Далеко, оно все равно оставалось за пределами строго прочерченной реальности, частью которой он являлся. Возможно, что эта излишне правильная структура была таким же Далеко для того строго прочерченного пассажа, и Костик на самом деле спал, разменяв реальный мир на бесконечную весну. Чем закончится этот сон, и каким наступит пробуждение в родном Далеко, он не мог себе представить. Да Костик никогда и не обращал внимания, и не думал, что такое может быть, даже если с ним случилось Наваждение.
Он быстро забыл видение, расчихавшись. Но образ пустыни с домиками и асфальтом магистрали, по которой мчались грузовики, какое-то время после исчезновения все еще оставался в памяти. И даже подбросил знакомый мотив на восточный манер. Костик направился вниз, насвистывая его на ходу.
Ладонью толкнув дверь наружу, он, вдруг, почувствовал, как встрепенулось, сбилось на миг, до этого исправно выполнявшее свою функцию сердце. В лицо пахнуло и задышало прохладным чистым запахом наступившей весны. Этот запах качественно отличался от того, что был в подъезде, и перенес воображение в далекие жаркие пески с размытыми фигурами тех, кого Костик не знал, или, возможно, не помнил….
-А не пошли бы вы все в задницу? – и Костик шагнул на улицу.
Он сделал несколько шагов по оживленному тротуару, перепрыгивая мелкие прогалины, ступая на появившийся в редких местах сырой асфальт.
Зазвучала незатейливая музычка вызова.
-Ну ты идешь или нет? – негодовал Саня с явным раздражением.
-Не кипятись, - Костик обогнал шедшую впереди женщину в сером пальто, - Чего с тобой с утра? Ловэ нашел, что ли?
-Нашел, нашел, чтоб я еще кому одалживал таким макаром.
-Ты только не кипятись, - кивнул Костик, выходя к перекрестку, - Приду, все решим, о’кей?
-Ты поршнями шевели, твою мать.
-Быстро только кошки, и то слепых.
-Да пошел ты…, - под хохот друга Саня прервал разговор.
Услышав частые гудки, Костик запихнул сотовый в карман джинсов.
То, что у Сани наконец-то появились деньги, не могло не порадовать. Нет, не зря Костик прогуливал сегодня занятия. Он представил себе, что в эти самые минуты его родная группа “парится” в тесной аудитории (все-таки аудитория была тесной), ломая языки тупой басурманщиной. Сам Костик английский не любил, хотя знал его на твердое “хорошо.” В своем воображении он осмеивал сейчас своих одногруппников, в то время как сам он находился на свободе, вне стен за которыми пролетает самое лучшее время, неиспользованное во благо себе. Конечно, кто-нибудь наверняка еще не пошел на занятия, помимо него. Так уж заведено: у некоторых в календаре вместо одного выходного дня целых два, а то и три, и четыре, и обязательно один из них приходится на субботу. Счастливчиков с не учебной субботой в группе Костика хватало. Раньше, еще будучи учеником средней школы, он частенько устраивал себе выходной в субботу, особенно в восьмом-девятом классах, за что однажды был вызван на педсовет. В техническом училище Костик избавил себя от этой привычки… на осенне-зимний сезон.
По асфальту перекрестка текли ручьи. Костик на миг представил как как-нибудь городской «Шумахер», не снижая скорости, ради потехи промчится сейчас, пока у перекрестка ожидают пешеходы, рассекая ручей, и будет долго смеяться, окатив их водичкой. В своей жизни он видел немало подобных сцен, а пару раз и сам становился жертвой глупой забавы. Переминаясь с ноги на ногу в ожидании разрешающего сигнала светофора, Костик неотрывно смотрел на залитый ручьями асфальт. Зеленый «глаз» наконец замигал, обрезая движение автомобилей, и Костик первым зашагал через дорогу. Теперь он был вне досягаемости бесшабашных «шумахеров».
И его мысли снова коснулись техникума. На ум вспомнилось известие от Аракчеева о классном руководителе – Саныче. Сергей Александрович – маленького росточка, тощий как спичка преподаватель физики – в группе авторитетом не пользовался, хотя с ним всегда можно было договориться по любому вопросу, не касающемуся, конечно, самой физики. (Как преподаватель Саныч не знал пощады: засыпать студента для него не составляло труда, причем под натиском этого преподавателя сдавались даже самые одаренные отличники.) Он не умел уговаривать, заставить, в общении с ребятами подопечной группы нередко мямлил, будто в чем-то оправдывался. И только вместе с Лехой Аракчеевым представлял силу, только стараниями старосты в группе поддерживался порядок. Поэтому для Костика было бы лучше договориться с одним классным руководителем. Фантазия его уже вовсю работала, стараясь найти наилучшее оправдание сегодняшнему прогулу. Самый лучший вариант – поездка с родителями на свадебные торжества – пропал вместе с дурацким звонком Аракчееву….
-…козел! – мысли Костика прервало яростное негодование женщины за спиной.
Она стояла у кромки городского шоссе, намереваясь перейти дорогу, а сейчас отряхивала свой плащ. Очевидно, ее обрызгала вон та белая иномарка, мчащаяся прочь. Все было понятно без слов.
-Весенняя шизофрения, что ли? – продолжала ругаться несчастная женщина, -….
Он быстро потерял к ней интерес, хотя потерпевшая долго не унималась.
Весной и впрямь обостряется что-то еще, кроме привычных гормонов. Наверное, за зимний сезон организм ослабевает и физически и нравственно, слепо подчиняясь элементарным потребностям в пище, физическом отдыхе, тепле. И с наступлением весны, когда внешняя среда обогащается солнечным теплом и светом, пробуждающими все живое, ослабевший за зиму, он дает некоторые сбои в развитии. Именно весной, наряду с игрой гормонов больше всего хочется сделать нечто из ряда вон выходящее, неожиданное и безумное. В этот момент весеннего пробуждения человек напоминает малолетнее дитя со всеми его шалостями. Как искренне он рад весеннему Преображению, весеннему Оживлению и Расцвету, так с той же, по-детски глупой и веселой простотой он готов озорничать и забавляться, не желая задумываться ни о последствиях своих проделок, ни о том, что подобное может произойти и с ним самим….
-Брат, закурить есть? – прямо перед Костиком неожиданно вырос сильно нетрезвый парень, от которого несло перегаром, - Бля, если не в лом, дай пару сигарет.
Окинув сильно нетрезвого парня в приличном кожаном прикиде и со свежим фингалом под правым глазом взглядом спокойствия и недоверия одновременно, Костик выудил из кармана куртки вчера начатую пачку, открыл, и протянул просившему. Тот честно взял две сигареты.
-Спасибо, брат, - парень чиркнул фирменной зажигалкой, - Да ты постой со мной…. У-у, бля, башка трещит. Постой, брат.
Вроде бы Костик унял недоверие, проявил к парню даже сочувствие. Курить не было желания, но он все же зажал сигарету в губах.
-На, подкури, брат, - парень протянул Костику зажигалку, подождал пока последний затянулся, - хоть кому-то не по хую…. Все для этой суки, понимаешь, брат? А она, видишь, печать мне, - он пощупал синяк и скривил рот в злую усмешку, - Морда это херня. Я дембель не отгулял еще. Она мне писала, вернусь – поженимся. Поженимся, брат, веришь? Специально из-за этой суки хотел в самоволку…. Сидел бы сейчас на «дизеле» за побег, и из-за нее, да? Приехал, эта сучара – прости, Виталик, у меня другие интересы: Па-а-а-аша, - скрипуче растянул он, скривив лицо, как неудачный пародист, - Пару зубов вышиб вчера этому Паше…. Все они сучки, правда?
-Не повезло тебе, - солидарно поддержал Костик.
-Это Паше не повезло, - Виталик даже повысил голос, - Эта тварь покрутит перед ним мандой и пошлет подальше. Я же ее, суку, насквозь вижу…. Но я ее любил. Любил, веришь? И сейчас люблю, вина во мне литра три, потому разорвать ее готов…. Да пошла она на ***, сука эта, - Виталик выхватил изо рта сигарету, смял ее в кулаке, но в то же миг неожиданно сжал руку Костика, - Прости, брат. Это просто я с утра напился, не спал ночь. Не обижайся, брат, хорошо? Пойду домой спать….
И он побрел прочь, что-то бубня себе под нос. А Костик неожиданно вспомнил ту женщину, обрызганную каким-то долбочесом. Бросил недокуренную сигарету на тротуар, прямо в сырую кашу.
А ведь к пьяному Виталику он не испытывал ни сочувствия, ни жалости, пробившихся совсем недавно. Еще один горемыка, отвергнутый горе-возлюбленной. Вполне нормальное явление: пацан пришел со службы, а тут такой облом. Будь Костик на месте того несчастного солдатика, тоже набил бы морду Паше, которого никогда в глаза и не видел, и о котором узнал только что, но только чтобы уравновесить несправедливость. У человека всегда должна
