когда на машине разбился ее единственный сын Денис, лет пять прошло уже с того дня. Каждый год к ней приезжала его жена – Наташа, оставляла на лето Петьку – любимого внука. В присутствии малолетнего ребенка брань Кузьмича смолкала на целое лето.
Иногда Наташа оставалась у свекрови на одну-две недели, а то и на целый месяц, помогала бабе Наде в хозяйстве, бывало, вдвоем они нападали на «шикующего» деда, и он молча терпел, понимая, что для него будет лучше смолчать, и занимался каким-нибудь полезным делом. А нередко, вместе с Сашкой, курил на лавке и высказывал свою позицию на происходящее, называя свою жену «козой» или «чертовкой», а Наташу «девчонкой». Сашка молчаливо слушал стариковские стенания, кое-где даже поддакивая, и только.
По большей части, во время таких бесед, его мысли текли в других направлениях, чаще всего касающихся хозяйственных дел. Хозяйством занимался он один. Отец о доме не заботился, мотаясь по деревне на заработках по чужим дворам. Как правило, заработки были «добычей» Степаныча, и представляли собой либо деньги на «баклажку», либо саму «баклажку». За девять лет, что Сашка провел в N-ском, отец всего раз помог ему с огородом. Летом Степаныч дома не появлялся. Зато зиму и весну отлеживался дома, периодически навещая собутыльников, и почти каждый день приползал на карачках.
Баба Надя часто отчитывала Степаныча по полной программе, указывая на его сына, поддерживающего дом в одиночку. Только из этих «лекций» ровным счетом ничего не получалось. Степаныча могла исправить одна могила. Последний год он твердил, что удавится. Бабе Наде ничего не оставалось, как назвать Степаныча сумасшедшим, впрочем, ему это тоже было «по барабану».
А Сашка привык к постоянным пьянкам отца, даже не обращал на них внимания, занимаясь своими делами вместе с бабулей; два года прошло с ее смерти…. Степаныч не изменился за это время… в лучшую сторону. Он не мог измениться, даже если бы захотел; тридцать лет употреблял спиртное в «лошадиных» порциях, чтобы остановиться и взяться за ум. Так и пережил смерть матери в пьяном сне….
Углубившись в свои мысли, как и всегда в последний месяц, Сашка не заметил, как баба Надя возвращается обратно с колодца с полными ведрами.
-Давайте, я вам ограду поставлю, баб Надь, - предложил он, когда старушка поравнялась с ним.
-Сиди уж, - усмехнулась она, - У тебя и без того забот – вон сколько.
Затем поставила полные ведра и присела рядом с соседом.
-Что думаешь, Александр?
Сашка вновь затянулся, «добивая» окурок и глядя на задремавшего Махмуда. Он не любил смотреть в глаза своих собеседников, когда разговоры не требовали каких-то шуток или беспечности.
-Огород думаю, как докопать и все посадить, - через паузу сказал он, - Дом надо подкрасить, крышу в курятнике латать. Не бросать же все…. Батя, думаю, максимум, еще неделю протянет: практически не ест, все чаще спит.
-Вот что с людьми вино творит, - закивала баба Надя, - Вот так и моего дурака удар хватит, откажут ноги, руки, возись с ним. Небось, противно за отцом убирать, менять портки, простыни?
-Отец ведь, - Сашка щелчком пальцев отправил остаток окурка прочь и сплюнул под ноги.
-****ец он, а не отец, прости меня, Господи, - и она перекрестилась, - Сжил бабку со свету, лихоманец. Как один-то будешь? Хотя, уже один.
-Прорвемся, - улыбнулся Сашка, - Не мальчик. В город уеду.
Ему было неприятно говорить на эту тему.
-Женился бы ты, что ли…. На Аньке Гороховой, например. Все лучше, чем одному горбатиться.
-Я подумаю, баб Надь, - поспешно завершил Сашка и встал с лавки…
….Месяц назад Степаныча хватил удар. Отказали ноги и вся левая сторона. Таков был конец для пятидесятилетнего алкоголика, долго созревавший от бесперебойных пьянок. То, что это был конец, Сашка сообразил сразу. Состояние Степаныча в первую же ночь ухудшилось до коматозного. Через полторы недели отца отправили домой, на руки сыну. Степанычу вроде полегчало, однако прогнозы врача были неутешительными.
Находиться в одном доме с почти трупом было для Сашки гадко, если не сказать грубее.
«-Лучше бы поскорее подохнул», - иногда со злобой думал он, заходя к отцу в комнату, и находя его спящим, долго стоял рядом с ним, глядя на обессиленное тело, под легким покрывалом.
Сашка так и не привык к запахам мочи и кала, постоянно витавшим в воздухе, пропитавшим его насквозь. Но все же приходилось ухаживать за несчастным больным, и он, проклиная его про себя, кормил отца с ложечки (неделю назад Степаныч отказался принимать пищу), поил водой, пеленал, буквально подтирая за ним, и в те моменты нисколько не уставал. И не ощущал той отвратности или неприязни к тому, что делает.
-А то врачам охота заниматься такими страстями, - утешал себя Сашка, вынимая из-под больного, умирающего человека очередную тряпку, мокрую от мочи, под которой была подстелена клеенка, и обращался к следящему за ним Степанычу, - А ты думал, как? Удавлюсь да удавлюсь. Вот и удавился.
Жалости к отцу он почти не испытывал. Почти, потому что не хотел оказаться на его месте. Если суждено умереть, то только не так. Не валяясь в собственном говне, и не вдыхая почти омертвевшими легкими запах фекалий, и не слыша злобных гадостей от измотанных бессилием сиделок, и не видя их безразличия. Хотя, это уже не важно. Когда впереди смерть, и она практически неизбежна, и нет сил и желания противостоять ей, остается только ожидание. И тогда смерть приносит с собой покой, пробуждение после того, последнего кошмара, где все по-настоящему, и хочется проснуться. Смерть и есть пробуждение в какой-то другой реальности.
-Будешь Там, передавай привет бабуле, - с излишне спокойной улыбкой наказывал Сашка отцу, - Теперь сыт своим самогоном, что, прямо, вытекает из всех дырок, - с той же улыбкой высказывал он, меняя обоссанную тряпку на новую, - Может, своих собутыльников – Ваську с Ванькой встретишь. Им тоже привет передавай. Там, поди, бражка вместо воды. Во, счастья вам привалит.
Это была крайне невеселая улыбка. Но предстоящая смерть никак не пугала. Он уже знал, что подготовлен к ней….
….Он все же пошел домой. Есть уже не хотелось, а хотелось только спать. Мысли бабы Нади выбили Сашку из равновесия.
В сенцах стоял затхлый запах, хлынувший в лицо Сашки, едва тот открыл дверь. Этот запах скопился за последнюю неделю, запах тлена, запах потустороннего, напоминающий о приближающейся или уже случившейся смерти. Сашка привык к нему, даже немного наслаждался, после душного жаркого воздуха, не позволяющего легко дышать. Постоянное проветривание дома практически перестало давать положительные результаты. Затхлость, казалось, вытеснила воздух отсюда.
В доме запах стоял более плотный, более острый. Быстрыми шагами Сашка босиком прошел по холодному дощатому полу до своей кровати. Даже голод был не столь важен сейчас по сравнению с мыслью о заветном сне. Лег; но, полежав немного, вылез из постели.
Комната, в которой лежал отец, была занавешена плотной шторой. Раньше здесь спала бабуля; закуток хорошо прогревался печкой, о таком крове можно было только мечтать. Отец, как правило, дрыхнул на старом диване, которому исполнилось лет сорок, наверное; Сашке он был не нужен, только занимал место. После смерти матери Степаныч занял этот закуток, Сашка все равно не хотел перебираться туда на ночь. Тогда еще смерть ассоциировалась для него как нечто отвратное. Отвратное, потому что неизбежное….
Отец спал. Сашка окинул его взглядом, следя за слабым его дыханием.
“-Отходит батя”, - про себя решил он.
Последние полтора года Сашка вообще увлекался темами смерти.
Старенький телевизор служил ему богатейшей кладовой, в которой сполна, на его взгляд, хватало необходимого материала для увлечения.
Несколько раз он приходил к мысли, что у него «едет крыша». С нетерпением ждал он весны с ее грязью и слякотью, теплым солнцем, и началом хозяйственных хлопот. И тогда даже речи Степаныча, раздумывающего о собственном существовании в этом мире, казались Сашке не более чем пустой болтовней. За эти полтора года он ни разу не заговаривал с отцом на тему смерти. Сашка вообще мало заговаривал первым….
Он снова лег. В этот раз более удачно; сон забрал Сашку практически сразу, так смерть забирает уставшее от мук тело в более спокойный край.
Во сне Сашка видел город. Укрытый вечной ночью (или это он пришел в ночное время суток), город казался жутким, хранящим какую-то злую силу. Он не помнил, как пришел в этот город, не знал, зачем пришел; иллюзия опустила все вопросы, выдавая все новые картинки и образы. Сашка видел целую неоновую акварель, которой в реальном мире знаменит американский Лас-Вегас. Но, в отличие от шумного и живого западного центра развлечений, этот город оставался пустым и потерянным. Здесь было холодно, и холодно, казалось, от всего неонового света. Словно все это напоминало огромную, крытую игровую площадку, пустую в нерабочее время. Это было неестественным, неправильным, но именно неправильность составляла смысл иллюзии.
Еще он видел бледные, почти что нематериальные фигуры странных людей, но ему они не казались странными; Сашка ожидал видеть их здесь, и видел, делая небыстрые шаги по зеркально отражающему неоновый свет асфальту, мимо больших канделябров с огромными светящимися плафонами вместо свечей.
Нематериальные фигуры проплывали мимо Сашки, практически не замечая чужака. Это были люди с плоскими круглыми головами без лиц, и скорее служили дополнительной декорацией странному «лжеВегасу».
А он все шел и шел, глядя перед собой, вдоль ярких огней казино, игровых залов и клубов, ресторанов, выстроившихся в параллельные друг другу ряды. Словно товар на полках пустого гастронома, в котором невозможно затеряться.
Он шел и шел, пока перед ним не открылась площадь с множеством белых щитов, исписанных красными иероглифами. Нематериальных блиноголовых людей было здесь очень много. И холод, постоянный холод, только усилился.
Ноги сами понесли его вперед, в самую гущу щитов.
-Здравствуй, мой друг. Рад видеть тебя в своей скромной обители. Поскорее обнимемся, уж давно мы не виделись. Это все для тебя, я давно подготовился, чтобы ты отдохнул, подышал, поиграл, успокоился, - услышал он странный ласковый шепот, заговоривший с ним через миг.
Сашка остановился на секунду, но только чтобы обернуться назад и увидеть все те же щиты, потухшие и помертвевшие. Наверное, это они передавали свою энергию и затухали, исчерпав силы….
Сашка проснулся в семь вечера. Снаружи ритмично ухало техно. Согнав остатки бесформенных холодных картинок, он на мгновенье прильнул к окну.
У самого дома Славки стояла пара автомобилей. Вечером должен был приехать Максим – единственный его сын, «оттарабанивший» в армии «от звонка до звонка». Максим обещался приехать еще дня три-четыре назад, но застрял в Москве. Но раз возле соседского дома собиралась молодежь, значит, этот долгожданный день наконец-то наступил.
Всех ребят, которые находились в его поле обозрения, Сашка уже не помнил. В основном, это были друзья Макса, еще не служившие в армии. Из тех, кого не забыл, Сашка видел Олега, тот, как раз, стоял возле машины с играющим техно, облокотившись спиной о тонированное стекло, и зажав в пальцах сигарету. Олег
