Друнь

делал небольшой поворот и на отмели, под водой бил источник, от поднимавшейся из-под земли воды песок будто бурлил. Кастусь лег на живот и опустив лицо в воду, стал пить. Утолив жажду, уселся на берегу, некоторое время слушал ветер и тишину. Удивительно, несмотря на то, что вроде бы эти места были не так далеки от города, здесь всегда царствовала тишина. Но надо было идти. Он перепрыгнул через ручей, взобрался на другой берег, который был круче правого и через поля, минуя деревню Плятты продолжил свой путь к Топилишкам. Часа через полтора он добрался до нужного ему села. Без труда нашел дом бабушки Адели – небольшую хату, со скошенной на обе стороны крышей, аккуратным полисадничком перед ним и растущими в нем астрами. Аделька ждала Карновского на пороге дома. Она увидела его еще когда он шел по улице и решила встретить. Что-то девушка напряженно рассматривала в нем, будто пытаясь найти изъян, но когда он приблизился уже приветливо улыбалась и ласково приветствовала его:
- Добрый день, заходите в дом.
В низенькой столовой, где на окошках висели кисейные шторочки и пахло донником, усадила Аделька своего гостя за маленький круглый стол и стала разливать чай из самовара, предлагая ароматный мед с печеным хлебом. Чай пили молча. Адель, держала чашку с золотистой каймой в левой руке у самого лица и маленькими глотками отхлебывала из нее. Она смотрела на Карновского и в ее зеленых глазах Кастусь видел свое отражение. Видел себя и то как неловко он мазал тягучий коричневый мед на ломоть хлеба, капая на скатерть, как откусывал кусок за куском, а мед, растекавшийся по хлебу, снова каплями падал на скатерть. Он ел почему-то торопливо, запивал крупными глотками, обжигая горячим чаем губы, язык, глотку. Будто за ним кто-то гнался. В глазах Адельки появился смех.
- Да что это вы так спешите? - Спросила она. – За вами погоня? Или вы боитесь, что я отберу у вас чай и хлеб?
Она рассмеялась. Потом встала, поправила свое зеленое платье и неожиданно резко сказала:
- Ну хватит. Не чай же вы пришли ко мне пить. Пойдемте я вам покажу то, ради чего вас сюда позвала.
Кастусь несколько растерялся. Такая быстрая смена обстановки и настроения была ему неприятна. Но он повиновался и покорно поплелся за Аделькой. Она провела его через внутренние темные комнаты дома, обстановку которых он не успел разглядеть, в светлый, просторный зал, где имелось два боковых окна, довольно больших. Пространство зала пустовало, здесь не было никакой мебели, лишь два стула с гнутыми спинками стояли посреди. Матовые стены зала занимали картины разных размеров и величины, некоторые были почти в полстены, но на всех них присутствовал неизменно один сюжет – лес в Долине Семи Дев или лес Ночной Стражи. Лес совсем близко, так, что можно было различить отдельные деревья, написанные с большим мастерством и подробностью. Лес вдали, от Турьянки, когда он будто на взгорке, или с гряды, когда видна дорога, уходящая вдаль и теряющаяся в лесу Ночной Стражи.
- Это все ваши работы? – Спросил Кастусь
Аделька молча кивнула головой. В этот момент она стояла у одной из картин, которая несколько выделялась из всех остальных: на ней была изображена Долина в момент цветении красного клевера, а на горизонте виднелся в дымке все тот же лес. По полю цветов шли два человека, взявшись за руки. Это были мужчина и женщина, причем женщина нарисована со спины и лица ее нельзя было различить, а мужчина смотрел через плечо на кого-то позади женщины, и лицо его можно было вполне рассмотреть.
- Я конечно не специалист в живописи, но на мой взгляд вы неплохо рисуете.
- Спасибо вам конечно за комплимент, Кастусь, но видите ли рисовать я стала месяца два назад, после прочтения вашей книги. И как видите сюжеты моих картин все одни и те же: лес, лес и лес.
Такая новость несколько удивила Кастуся, но его внимание было отвлечено другим. Вглядываясь в картины, он вдруг понял, что все изображенное на них на самом деле не существует. Или точнее сказать все изображено не совсем так. Вот Турьянка на одной из картин делает поворот совсем в другую сторону, в другом месте лес Ночной Стражи смыкается над дорогой, хотя на самом деле в том месте, где дорога достигает леса, образуется большая развилка. А красные цветы, которые должны быть клевером, на картине выглядели как маки. Они сели друг против друга на диван. Какое-то время молча смотрели друг на друга. Кастусь спросил:
- А бабушка где?
- Да она на огороде. – Беззаботно ответила Аделька, как показалось Карновскому слишком деланно, ненатурально, впрочем он не обратил на это внимания
- Неужели вы раньше никогда не рисовали? – снова спросил он
Он вдруг подумал о том, что слишком много запахов и очень ярких. От самой Адели исходил очень знакомый, сильный и он никак не мог понять что это и вдруг его осенило – запах клевера!
- Нет, никогда. – Аделька отрицательно покачала головой. – Это как-будто что-то находит на меня: я беру кисть, полотно и рисую, и кто-то водит моей рукой, и получается то, что получается.
- Вы пишете с натуры?
Она не сразу поняла вопроса, лобик ее нахмурился, она как-будто что-то вспоминала, потом ответила:
- Да, я выхожу на этюды. А недавно записалась в художественную школу.
Скрипнула дверь и в комнату вошла бабушка. Она исподлобья глянула на них и сурово заметила:
- Уже поздно, Адель. Темнеет. Твоему гостю пора домой.
-. Да, да, конечно, мне надо идти. – Согласился Кастусь.
Адель как-то странно посмотрело на него, будто, что-то хотела сказать, но в присутствии бабушки не решалась. Карновский одел кепку, вышел за дверь. Было уже темно, луна плыла над горизонтом, освящая серебристым светом крыши топилишкинских домов. Кастусь на мгновение остановился во дворе аделькиного дома, вдыхая полной грудью свежий вечерний воздух. Он так увлекся этим делом, что не сразу услышал, как Адель его тихо позвала. Он обернулся, она стояла на пороге, в темном проеме едва различался ее силуэт в лунном свете. Она потянулась к нему, быстро поцеловала в щеку и едва слышно шепнула: «Не ходи по дороге через лес». Это было неожиданно во всех отношениях, но поцелуй в щеку совершенно расслабил Кастуся и он шел какое-то время еще ощущая прикосновение ее губ к своей щеке и думая о девушке. Поэтому даже не заметил, как свернул на дорогу именно через лес Ночной Стражи. Здесь он как бы очнулся от сна. Ему почудилась какая-то опасность исходящая из глубины леса. Было абсолютно тихо, впереди простиралась пустынная дорога, залитая лунным светом и на ней ни души. Хотя что удивляться, здесь и в дневное время не многолюдно. Ни ветра, ни даже каких-то колебаний воздуха, природа как будто замерла в ожидании. Только звук собственных шагов слышал Кастусь в этой мертвой тишине. Он ускорил шаг, непонятное ощущение овладело им, он даже и не сразу смог объяснить себе, что это. Похоже на панику, но он не мог понять причину ее. Наконец, Карновский перешел на бег, ему надо было во чтобы то ни стало покинуть лесную дорогу и вырваться в поле. Но тут впереди он увидел человеческую фигуру. Приблизившись он понял, что человек стоит к нему спиной, приглядевшись он радостно заулыбался, хотя никак не мог понять, как это возможно: это была Адель. Он почти в этом не сомневался, на ней было тоже платье, волосы заплетены как у нее, фигурка точь-в-точь соответствовала ее. Кастусь протянул руку, трону ее за плечо: «Ты что…», но фразу не закончил, девушка повернулась и Карновский увидел лицо её, оно отдаленно напоминало Аделькино, но, наверное, в глубокой старости. Лицо старухи, испещряли страшные морщины, как будто какой-то злой художник изобразил, чудовищный рисунок. Карновский окаменел, он не мог пошевелиться и даже не сопротивлялся, когда старуха протянула свои руки к его лицу и начала ощупывать его будто слепая. Что-то было отталкивающее во всем ее облике, мерзкое. И приглядевшись Кастусь понял, что это мерзкое ощущение создается из-за каких - то странных наростов на руках, на шее, на лице старухи. Она действительно была слепая, глаза были затянуты чем-то вроде белесой пленки. Она тянула к нему руки, как – будто чего-то прося. И тут Кастусь Карновский снова, впервые за много лет услышал голос. Он понимал, что это только у него в голове, что слышит только он, но теперь он с удивлением обнаружил, что слышит именно голос, а не голоса, как раньше, среди множества их, тогда ему трудно было определить тот, что предназначен именно ему. Теперь он слышал его ясно, и он звал войти его под покров леса, остаться там, стать его частью. Желание это было слишком сильным, чтобы ему сопротивляться, но внутренний инстинкт, инстинкт жизни, останавливал его и не давал двигаться. По мере его сопротивления голос усиливался, он звучал все мощнее, он звал, как будто зовет человек, находящийся в предсмертной муке. Образ старухи исчез. Оцепенение охватившее его спало. Он посмотрел на дорогу и уже не ощутил прежнего страха. Обычная ночная дорога через лес, каких много. И ему вдруг пришла в голову мысль, а чего ради него пропрется в город в эту гребанную гостиницу, когда может переночевать в домике, который расположен в Долине Семи Дев.

* * *

Приезд Карновского не стал неожиданностью для Лявона Смуткевича. Он почему-то нутром чувствовал, что когда-нибудь Кастусь объявится. Особенно это чувство обострилось после того как в городе произошло несколько убийств. Кто-то убивал молоденьких девушек, всего за шесть месяцев шестерых, т. е. каждый месяц по одной причем, всех в одно и тоже число – 19. Изловить преступника или преступников никак не удавалось, хотя на уши была поднята не только милиция всего города, но и района, а из области прислали группу следователей, которые и взяли на себя расследование этого дела, но пока без видимых результатов. Убийца действовал очень осторожно и хитро и не оставлял никаких улик. Самое главное было в том, что в маленьком городе, где каждый знает друг о друге почти все, никто и ничего не видел. Все убийства происходили по одной и той же схеме: убийца поджидал жертву в какой-нибудь подворотне, чем-то оглушал, затаскивал в машину, где-то за городом убивал, а труп привозил, видимо ночью, в город и оставлял на одной из городских улиц. Насилию девушки не подвергались, телесных повреждений на телах не было и все погибли одинаковой смертью – были задушены шнурком. Лявон расследовал это дело. Он обратил внимание на то, что тела девушек находили в зарослях чертополоха, а ладони были вымазаны пеплом. Потом убийства вдруг прекратились. Прошел месяц, за ним второй, маньяк никак не проявлялся, следственная группа так ничего и не выяснив возвратилась в столицу и дело зависло. Но Лявон был уверен, что на этом все не кончится и убийца снова себя проявит, он просто чего-то ждет. Но чего? И вот здесь Смуткевичу здорово помог монах Казимеш, совсем недавно приехавший в город и живший во вновь открытом монастыре. Собственно, он и был единственным насельником монастыря.
Отец Казимеш сам вышел на Смуткевича, заявившись однажды к нему на прием. Из беседы выяснилось, что некогда Казимеш закончил исторический факультет Гродненского университета, темой его дипломной работы была история культа Друникене. Он обратил внимание Смуткевича на то, что нахождение жертв в