ме: ты имаш семью. Семья – это подержка. Это родные люди. Я не говорим о любави: то ти должна сама решит для себе, и вместе с человеком, коега ти любишь! Я говорим о жизни. Просто о жизни. Понимаешь?
– Да, Гой, ты знаешь, я скоро уже и сама поняла, что мне не доехать дотуда, – говорила Лариска, когда, войдя в подземный переход, они начали спуск в тоннель по неровным цементным ступеням. – Я еле до вокзала-то добралась! Хорошо, что ты меня отговорил!
Гойко нёс в правой руке Ларискину, а в левой – свою собственную сумки.
– Ты сама то хотела од мене, – ответил он, перекидывая ремень её сумки через плечо, дабы облегчить себе тяжесть ноши. Но сделать это не успел.
Чьи-то грубые руки, вцепившись сзади в её материю, рванули так, что Гойко развернуло в половину оборота и, он чуть было кубарем не скатился по ступеням лестницы в проход. Уже падая спиною, он успел зацепиться за поручень, идущий вдоль целой стены и, ударившись об него со всего размаха затылком, окончательно удержался от паденья, закинув ещё и другую руку за металлическую трубу.
Лариска ахнула и в следующую секунду, адресуя всю силу и разнообразие русского мата столь неожиданно налетевшему сзади парню, бросилась помогать растянувшемуся на лестнице спутнику.
– Бля-а-а-адь!!! С-су-ука-а-а!! Ты пидор ебучий!... Гойко, вставай, слышишь?.. Да ты чуть человека не угробил!! Опять... Да ты вошёл во вкус!
Вцепившись в поручень, не в состоянии распрямить ногу и пошевелиться, Гойко только дрожал, крепко зажмурив глаза.
– Да помоги ж ты, мудила, ёб твою мать!!! Брось этот грёбаный баул! – снова заорала Лариска на застывшего в растерянности на лестнице мужа Алексея, так как это был именно он.
– С какого хуя ты вообще сюда свалился, падла?! – причитала Лариска.
По лицу Алексея можно было понять, что мордобития с расчленением, он отнюдь не планировал. Отставив сумку, он тут же приступил к пострадавшему и, обхватив его за подмышки, постарался помочь ему подняться на ноги. Однако, следуя ярко выраженному желанию молодого человека сесть, Алексей опустил его на ступень.
От удара головой о поручень лопнула и слетела с волос заколка. Она укатилась в проход и валялась под лестницей в сточном желобке.
Лариска с напряжением и тревогой, не обращая никакого внимания на мужа, следила за художником. Она пыталась увидеть его лицо, которое скрыли рассыпавшиеся без заколки волосы. Присев на корточки, Лариска со страхом отвела рукою одну прядь. Глаза Гойко были закрыты, веки дрожали, и это состояние напоминало полуобморок.
Лариска с ужасом отпрянула и ею окончательно овладела истерика. Потрясённая женщина, судорожно обхватив голову, завыла:
– Бля-а-адь! Одни несчастья от меня! – убито скулила Лариска. – С какого хуя, который раз я всё суюсь не в свои дела-а-а! Таких отстреливать надо после рожденья-а-а!!! Убива-а-ать!!!
Повалившись на колени, она уткнулась головою в мокрый, грязный бетон.
Насмерть перепуганный Алексей, на трясущихся ногах, еле переводя дыханье, спустился, чтобы подобрать улетевшую сумку художника. Подтащив её к сидящему в полузабытьи Гойко, осторожно поставил с ним рядом на ступень.
Затем, немного успокоившись и оставив того самостоятельно приходить в себя, обернулся к Лариске. Крепкими руками подняв с колен жену, развернул к себе, слегка встряхнув со словами:
– Вставай. Ну всё, Ларк, всё вставай. Слышь, кто это? Кто он такой?
– Какая, на хуй, те разница кто он, сука? – ещё бушевала Лариска.
– Это тот пацан, что вас с Анюткой рисовал в городе? Это он, да?
– Да, блядь!!!
– Тихо, не кричи!
Между тем Гойко начал выходить из шока. Он подтянул к себе левую ногу и, согнувшись пополам, трясущимися руками начал расстёгивать сапог. Это ему удалось.
Приметив движение, чета Демидовых вполне согласованно мгновенно приостановив разборки, вновь переместилась к пострадавшему.
Гойко не слышал, о чём спрашивали его Алексей и Лариска. Молча, он растирал руками в сапоге ногу, пытаясь привести в порядок повреждённый сустав.
Наконец, не обращая внимания на реплики и увещевания, сыплющиеся на него с обеих сторон, Гойко застегнул обувь и, подтянувшись на поручне, поднялся. Его тут же под обе руки подхватили Демидовы. Они хотели вернуть его на такси домой
Освободившись из рук доброхотов, закинув на плечо сумку, крепко держась за поручень, Гойко начал осторожно спускаться по лестнице.
– Ну, не дойти же ему! – простонала Лариска, когда была потеряна всякая надежда по-хорошему вернуть упрямца.
– Знаешь что, – решил Алексей, – ты иди такси ищи, а я сам пойду с ним поговорю!
– Стой, блядь!!
Обеими руками Лариска вцепилась мужу в куртку. Глаза её горели чёрным адским огнём.
– Чё ты ему хочешь сделать-то, сука?!!
Несколько секунд Алексей с удивлением, а потом и восхищением и любопытством созерцал явление фурии, вместо, обычно, мягкой и покладистой прежней своей жены.
– Ёб твою… Точно вампирша! – пробормотал он, широко ухмыляясь. И, отнимая её руки от своей одежды, сколь мог, убедительно постарался заверить:
– Да ничего я не стану ему делать. Попробую вернуть. Иди, давай, найди машину. Шоб не таскаться лишний раз! Может у него трещина или перелом? Давай, чеши уже!
И с этими словами Алексей бросился догонять уже скрывшегося за поворотом перехода художника.
С недоверчивым напряженьем Лариска ещё некоторое время следила за припустившимся вдогон мужем. Затем, подняв со ступеней сумку, медленно, всё также, с сомнением оглядываясь назад, поплелась вверх по лестнице на привокзальную площадь, искать, как было указано, подходящий извоз…
***
Для Анны этот день выдался тоже куда как неспокойный. Начался он и вовсе даже весьма странно. Анна проснулась в начале пятого часа утра и больше не ложилась. Едва очнувшись ото сна, она села. Быстро включила ночник. Некоторое время что-то соображала, оторопело глядя в одну точку. Затем, выбравшись из-под одеяла, утопая в, явно не своего размера ночной рубашке, доходившей почти до щиколоток, прошлёпала к письменному столу. Недолго думая, вырвала из середины рабочей тетради двойной лист. С ногами забравшись на стул, принялась что-то записывать.
Она писала, чиркала и снова принималась за письмо. Закончив писать, подперев голову руками, некоторое время пялилась в текст, перечитывала, продолжала вспоминать.
– Скажи ему... Сама ему и скажешь..., – шептала она, сосредоточенно хмуря брови и кусая нижнюю губу. – Ты его знаешь... Знаю... Кого знаю? Ему сказать... Ему... Домовинка...
Пожав плечами, покачала головой. Снова взявшись за ручку, начала теребить её в пальцах. Затем, чувствуя холод, натянула на плечи, висящий сзади на спинке стула фланелевый халат и, завернувшись в него, съёжившись, затихла.
– Капитолина Никифоровна, – одними губами проговорила она, наконец.
В своём отделении Анна появилась гораздо раньше положенного времени.
Дежурная спокойно спихнула ей свою смену: было похоже, что у Анны разом отнялись и воля и язык и она забыла как можно сопротивляться и возражать. И, что уж совсем оказалось невероятным и странным, в то утро девушка даже забыла заглянуть на пищеблок!
Появление в девятом часу в отделении Лариски действенно привело Анну в чувство.
– Не ждали?! – реагировала Лариска на удивлённый взгляд: Анна смотрела на неё как на привидение.
– Чё ты так зыришь-то на меня? Совсем плохо выгляжу, да?
– Чё? Трамвай что ль без тебя уехал? – прищурилась Анна, предчувствуя забаву.
– Да… Демидов, сука, на станции отловил…
В глазах Анны блеснул огонёк. Он разгорался всё ярче и ярче. Рот всё шире растягивался в самой что ни на есть весёлой и зубастой ухмылке. Анна крякнула. Раз, другой, третий… И, наконец, расхихикалась, всем своим видом выражая несказанные радость и удовлетворенье.
– Ну, поколышись, поколышись, авось, полегчает, – совершенно беззлобно проворчала Лариска.
И, позволив Анне слегка позубоскалить в свой адрес, приступила к делу:
– Давай-ка мне, скажи, где у вас здесь травматология? Рентген надо сделать.
– Чё? Встреча закончилась в пользу команды гостей? Хе-хе-хе-хе-хе… Ступеньки считали или шпалы? – схохмила Анна.
– Нет!! – наиграно выразительно всплеснула руками Лариска. – Головой с разбегу искали мягкий вагон! Рисуй! Деньги капают: такси ждёт внизу!
Похохатывая, вразвалочку Анна потопала за писчей бумагой к своему посту.
Когда она вернулась, Лариска разговаривала с доктором.
– Долго рассказывать, Сергей Иваныч. Вон Анька вам всё расскажет, – услышала Анна слова подруги.
И сразу же поймала на себе колючий прищур патрона.
– Анька? Анька расскажет… Она мне много сегодня чего должна рассказать. И это расскажет тоже…
Выхватив из рук Анны план следования и мельком взглянув на него, спешно попрощавшись, Лариска покинула отделение.
Доктор обернулся к Анне:
– А вот тебя, звёздочка моя ясная, я в кабинет прошу. Пожалуй-ка…
Тон патрона не предвещал ровно никакого добра. И ни выбора, ни отсрочки разговора не предвиделось:
– Шнелле, шнелле! – подбодрил он замявшуюся, было, протеже.
Под пристальным взглядом Сергея Ивановича, словно под дулом пистолета, Анна была препровождена во врачебный кабинет.
Доктор хлопнул на стол историю болезни. Анна покосилась на подшивку и снова перевела взгляд на патрона.
– Итак, – начал тот, – фамилия Бойцов о чём-нибудь говорит?
– Гастроэнтерология из четвёртой палаты. Завтра выписывается – неторопливо, с ленцой отчеканила Анна.
Её глаза смотрели ровно, бесстрастно, и в бесстрастности этой сквозили не просто покой и уверенность, но решимость камикадзе…
– Выписался уже, - проинформировал доктор. – Знаешь куда?
Анна исподлобья смотрела на патрона.
– В урологию. Недержание ночью случилось. Появилась резь в области мочевого пузыря. Ты не знаешь с чего это?
– А мне откуда знать? – хмыкнула та.
– Откуда знать? А мне что-то подсказывает, что кроме тебя больше знать некому, – наступал доктор. – Кто колол его вчера вечером?
– Я колола.
– Как ты его колола?
– Чем написано, тем и колола, – отрезала Анна.
– Я не спрашиваю тебя «чем», я спрашиваю «как». Заметь!
– В жопу. Пятимиллилитровым шприцом.
Доктор всё больше раздражался.
– Это называется ягодица, дорогуша! – с неудовольствием поправил он свою воспитанницу.
– Ладно. В ягодицу. Пятимиллилитровым шприцом, – не сдавалась Анна.
– А вот и не в ягодицу ты его колола, а в крестец. Откуда такой извращённый выбор? Что за опыты ты с ним проводила?
– Никаких опытов. Сделала подкожную инъекцию папаверина.
– Почему в крестец? Почему инъекция? Папаверин вводится перорально.
Анна замолкла.
Доктор настойчиво повторил свой вопрос.
– Нефиг руки распускать, – мрачно, наконец, выдала Анна.
– Та-ак, – удовлетворённо протянул Сергей Иванович. – Дальше давай. Чего ты хотела ему сделать? Паралич организовать? Чего ты хотела добиться?
– А шоб дрочить больше никогда не смог! – яростно блеснув глазами полоснула Анна.
– А! Акупунктура! Волшебная точка! – догадался доктор. – Да? И что за точку ты ему проткнула?
– Какую-то не ту явно...
– Что? Рука дрогнула?
– Нехватка знанья...
– Да ты понимаешь, что тебя могут привлечь за это?
– Пусть привлекают. Им ничего не доказать. И я вообще не виновата. Это всё от простуды у него. Он за одно моё дежурство пачку скуривал. Ему десять раз говорили, чтобы на улицу курить
