Свет. Глава 3

пенсионеры. Гойко инстинктивно выбрал то, где стояла их сотрудница – чернявая девочка не старше двадцати.
При его приближении девушка заметно заторопилась и, прежде чем тот успел подойти вплотную, спешно бросив на тарелочку деньги, быстрым движением спрятала в рукав покупку – тонкий цветной коробок. Вместе с тем, она как-то испуганно и насторожённо покосилась на Гойко и, несомненно, от смущенья, хмуро буркнула в его сторону: «Привет...»
– Ма, не прошчалисе ешчо..., – не поднимая глаз и глядя в витрину, почти виновато улыбнулся ей в ответ художник.

По возвращении на склад, на самом пороге погрузочной, Гойко уже ждал Максим.
– Чё так долго-то? Брандашмыга нет – твоё счастье...
– Ты сегодня ничего не находил? – вместо ответа, с отчаянием, почти набросился на него Гоислав.
Макс попятился.
– Деньги что ль потерял??
– Ма, не!..
С нетерпением тот взмахнул рукой и, сорвавшись с места, побежал дальше, наверх, до раздевалки.
Проводив его взглядом, Макс растерянно огляделся по сторонам.
– Мужики, никто ничего не находил? – без особой надежды бросил он в дымящую на помосте табаком толпу грузчиков.
– А чего? – спросил кто-то.
– Да, не знаю... Гоген чего-то потерял...

Время шло к полудню. Близился обед. У туалетной комнаты на балконной галерее на втором этаже собралась очередь за нуждой. Облокотившись о перила, уныло и безучастно, Гойко ждал свой черёд. Не знал покоя только Макс. Он уже успел опросить и поставить в известность об утрате целый склад.
– Ну, подумай. Не мог ты её оставить дома? – уже второй или третий раз спрашивал друга Максим.
– Била е мени у карману. Немой мене делати сумашедшим, Макс!
– Ну, вот когда ты её видел в последний раз?
– Када ишел на работу!
И, перейдя на шёпот, Гойко продолжал:
– Ма, знашь ти что то значит, Макс? Я проклет и од Господа и нема мени больше спаса. И если я сейчас издахнем – я будем ишел у пакао... Будем ишел у ад! Знашь то, Макс? Я не могу больше ни прочитати молитву... Знашь, что то значи, Макс? То све знакови! Све то знакови проклетства... То е смрт!
Перевесившись через перила, горестно вздыхая, одну за другой, Гойко ронял слёзы на бетонный пол первого этажа.
Максим повернулся к бортику спиной.
– Ну, я не такой суеверный, в отличие от тебя, – задумчиво проворчал он.
В это время в очереди в туалет нарастало недовольство.
– Ну, кто там, бля, засел-то?..
– Может, там нет никого?..
– Да, бля, прикинь, открываешь – а там никого... Го-овно был человек!.. – слышались возгласы из группы рабочих возле туалетных дверей.
– Да Катерина там закрылась!
– Катька! Открывай!
– Колбасни меньше жрать надо...
Гойко оторвался от перил и повернулся к очереди из недовольных.
– Ма, што ви ебете человека?! То е женска! Оне другачие од нас устроене! Оставите ню в покое! – с неожиданной силой и требовательностью в голосе отповедовал он.
Очередь оборотилась.
– Чё говоришь? По-другому устроены, говоришь?
– А ты чё? Видел, как устроены?
Прокатился гогот.
– Да, правда! Пошли за угол! – тут же созрело рациональное предложение в толпе.
– Слава те, яйца... – вздохнул свободнее Максим.
– Слушай, дай одемо дальше. Може, мешаем человеку!
С такими словами Гойко оттащил Макса к раздевалке и там они снова устроились ждать.
Максим бросил взгляд на часы.
– Скоро за твоим сундуком придут, – заметил он. – Ты ключи им оставил?
– Све как било договорено!.. Это толко ти своя обечаня не исполняешь!
– Какие обещания? – с искренним недоумением вскинулся Максим.
– А ти не помнишь? Что ти мени обечал сказати, кад закончимо овай... гроб?
Макс ухмыльнулся:
– А... ну да... Ты... это... отлей сначала. Он щас Катька выйдет...
– Что ти то значи - «отлей»?? Что я ти пес, да ти мене дразнишь, как собаку!
Макс искоса посмотрел на приятеля, фыркнул, усмехаясь...
– Что то теби смешно?
Макс покачал головой и рассмеялся снова.
– Заебавашь?!
– Не... Вспомнилось... Не могу, прям, представить, как она от тебя через окошко десантируется... Командос, блин... тоже мне...
Гойко закрыл глаза и отвернулся. Максим, перестав хихикать, задумался.
– Вообще-то, да, что-то в ней такое действительно есть...  – продолжал он, не обращая внимания на реакцию приятеля. – На кошару дикую похожа... Не! Не на кошару... Это я неправильно сравнил... Взгляд такой, как будто щас в горло тебе вцепится... О! Знаю, на кого она похожа! На мангуста! Зверёк такой, ма-асенький – змей жрёт... Рики-тики-тави, блин!...  Я б с такой вообще не рисковал на твоём месте...
Гойко насторожился и, со всё большим напряжением, ловил слова. На последней фразе, он  резко и зло оборвал  рассужденья:
– Я не спрашивам тебе за савет! Мене не интересирует твое мнене! Ти обешчал мне расказат! И ти не држишсе своег слова!
– Ну, а чё рассказать? – Максим пожал плечами. – Пересказывать Лехины домыслы?.. Ну, говорила, как та через окошко прыгала. Это что-то новое для тебя?? Нет! А  уже говорит о многом... между прочим... Вспоминать она о тебе не вспоминает. Не говорит и не думает... Ленка предполагает, кто-то располагает... Леха вообще большой романтик, сколько я её помню... В походы вместе ходили всю жизнь... Говорит, что та венок твой не выбросила до сих пор... На окошке, сушёный у неё лежит... Ну, Леха делает из этого, конечно, соответствующие выводы... Но это тоже не факт... Может у той  руки не доходят... Или держит как трофей... Может она чай себе заваривать собралась из него!..
Макс снова фыркнул и, с деланным безучастием, отворотился в сторону, глядя в складской потолок. Но было заметно, что он хорошо чувствует устремлённый на него взгляд приятеля  и,  даже не глядя,  догадывается сполна обо всех объёмах произведённого сообщением впечатленья.
Глаза Макса исполнялись всё большим лукавством. Наконец он обернулся:
– Ну вот, я те всё и рассказал. Дальше уж сам, как знаешь...
И, хлопая застывшего в полном онемении  приятеля по плечу, он как бы подвёл черту под своим выступленьем:
– Надежды только мёртвые не имут!
Как итог и как ознаменование окончательного завершения беседы явился звук отодвигаемого засова туалетной двери. Из проёма показалась Катя. В руках у неё была чайная чашка. Похоже, нарочно распущенные волосы, закрывали лицо...
– Иди первый, – толкнул всё ещё пребывающего в растерянности товарища Максим, а в следующую секунду он уже набросился на Катерину.
– Катерин, стой! Стой! Ну, подожди!
– Чего тебе?..
Из-под пушистой чёрной чёлки хмуро глянули красные опухшие, исплаканные глаза. Максим, запнувшись, слегка помедлил.
– Ты чё, Катьк?.. Уринотерапией занимаешься? – спросил он, указывая на чашку в её руке.
– Ты чё, блин? Дурак?
Катерина оторопело уставилась на простака.
– Да, ладно, извини. Это я так... – оборвав самого себя, продолжал Максим. – Это не по делу... Слушай, Гоген иконку сегодня потерял. Маленькая такая, карманная... С Богородицей. Не находила? Не слышала, чтоб кто-нибудь находил?
При упоминании самого предмета,  обоим парням показалось, что в глазах девушки мелькнуло что-то вроде испуга или какой-то другой непонятной искры... Вслед за этим, снова нахмурив брови, она только покачала головой.
– Нет. Не знаю ничего, – бросила она и шагнула к своему кабинету.
– Катьк! Ты если чего узнаешь, ты скажи! – окликнул следом Максим.
– Ладно... – снова буркнула Катерина и скрылась за дверьми...

Гойко зашёл в тесную кабинку. Подняв рундук, собрался, было уже, расстегивать ремень на джинсовых штанах. Взгляд его напряжённо скользил по окружающим предметам, стенам туалетной комнаты. Он остановился. Наклонясь над полиэтиленовой  мусорной корзиной, аккуратно подцепив кончиками пальцев, извлёк из-под бумаги полосатый коробок. На его фасаде было написано по-немецки...  Нахмурившись и задумчиво повертев с минуту в пальцах находку, Гойко взял ёршик и, выцарапав им в использованной бумаге ямку, сунул картонку обратно и тщательно  прикопал.

Ноги не пожелали идти в раздевалку. Пока Максим пропадал в туалете, Гойко спустился в погрузочный зал. Он обошёл его и, пройдя до холодильной камеры, ещё раз внимательно осмотрел всё свободное от ящиков пространство.  Ничего не обнаружив, он начал заглядывать под пирамиды из настилов, на которых покоился разгруженный в начале рабочего дня товар. В какой-то момент у себя над ухом он услышал вежливый голос:
– Доброе утро!
Гойко поднялся с колен. Перед ним стоял мужчина с папкой в руках.
– Добро ютро... – поздоровался  Гоислав.
– Игоря Геннадьевича я где могу найти?
– Он ешчо не приехал... Он уехал на молокозавод.
– Я экспедитор. Мне бы ему накладные передать...
Экспедитор начал копаться в своей папке. Гойко же, растерянно глядя, как человек выуживает документы, усиленно соображал, что сейчас от него хотят...
Они  остановились под лестницей. Рядом располагалась дверь в бухгалтерию. Из-за двери неслись голоса беседующих за обедом бухгалтеров.
– Да, пидорас, чё ты мне говоришь-то? К бабке не ходи! Чё за мужик: не пьёт, не курит. Химия, мелирование, бирюлечки на волосах. Девушкам на зависть!.. Да ладно! Художник! От слова «худо» он художник! А Максим – такой парень хороший! Уцепился за какую-то грязь! Едет в Россию всякая нечисть! У себя, небось, не пригодился – сюда прикатил!
В высказывании явно присутствовал ответ на чьё-то робкое возражение.
Голос экспедитора привёл Гойко в чувство.
– Вот. И товар мне бы забрать сейчас надо....
Приняв документы из рук сопроводителя, Гойко толкнул дверь в бухгалтерию и шагнул внутрь. Молча, исподлобья он окинул враз притихших счетоводов, на пару секунд остановившись на той, чей голос только что гремел на всю контору. Пройдя в конец комнаты, показал кассиру документы.
– К Игорю Геннадьевичу с погрузкой, резюмировала кассирша, взглянув на бумаги.
– Онай ешчо не приехал!
– Тогда Иваныча спроси куда поставили и можно ли грузить?
– Где мени его найти?! – с отчаянием воскликнул Гоислав.
Без лишних слов женщина поднялась и, увлекая за собой парня, полетела вместе с ним на поиски заведующего хозяйственной частью.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, она сказала:
– Ты не обращай внимания на Ольгу. Она вообще вздорная, а сейчас ещё и нервничает. Ребёнок болеет, муж пьёт, со свекровью проблемы...  Уже и так наказана...
– А мене это не касатса! – отрезал молодой человек.
Кассирша заглянула в одну из контор:
– Катюш, Александра Ивановича здесь не видели?
Катерина сидела за столом с телефонной трубкой около уха:
– Да здесь где-то шастал! Датый уже... – пробурчала она, не переставая записывать в журнал заказ.
Кассирша помедлила и аккуратно прикрыла дверь.
– Ой, что это с Катюшей? В слезах вся... Не знаешь?
Гойко медленно покачал в ответ головой .
Навстречу им из подсобки вышел искомый завхоз. Это был высокий, средних лет мужчина в золочёных, с тонкой оправой очках. Его движения и взгляд и манера держать себя лучились нескрываемым аристократизмом. На пару метров от него разило крепким алкоголем.
– Вот он, пожалуйста, – заключила кассирша, передавая документы в руки чинного завхоза.
– Угу, – сосредоточенно и понимающе выдал тот.
Из-под очков он поглядел на прохаживающегося по нижнему этажу сопроводителя, а затем на наручные часы.
– Благодарю... – пробормотал он себе под нос, отпуская грузчика на волю, и неторопливым шагом направился к лестнице на первый этаж.
С сомнением, сзади, Гойко наблюдал за заведующим.