на сухом запястье.
3. ДЕВУШКА ИИСУС
И в который раз её тело было здесь, рядом со мной. На расстоянии руки. В пустом осоловевшем зеркале нас тоже двое. Так мне хочется. Я провожаю тяжелым взглядом видения прекрасной безысходности, торопясь занять опустевшее место на вокзале. Электрички выбрасывают на платформу пассажиров, гуттаперчевые дети вглядываются в ценники, шевеля бескровными губами. Через некоторое время посетители вокзала исчезают и я остаюсь один, ожидая последний на сегодняшний день поезд и не теряю надежду.
Ты утверждала что Иисус всегда рядом с тобой, что бы ни делала чем бы ни занималась. По ее уверениям всё это случилось с ней в шесть лет. Она в это время была на кухне что-то рассказывала матери и вдруг их маленькая комната засветилась спокойным ярким светом и внутри девочки образовалась некая тяжесть, болезненная, слизистая. Эта тяжесть и сообщила что отныне она Иисус и теперь будет в ней навсегда; не спрашивая впрочем согласия. В начале было трудно – жаловалась она, но потом привыкла. Только вот тяжесть внутри тебя с каждым годом росла, становилась всё больше и больше. Я не верил, я даже не делал вид что верю. Меня вполне устраивало что ты была рядом со мной, не мешала распоряжаться собственной жизнью и иногда оказывала мне различные услуги. Для того чтобы не перепутать её с другими женщинами я придумал особое имя: Иисус.
Иисус была той редкой девушкой которая не создавала проблем а решала их в поступающем порядке. С ней невозможно было расслабиться, бесконечная боль за всё страдающее человечество буквально корёжило её тело заставляя проводить всё свободное время в трудах и заботах. Соседские дети, малолетние уроды за которыми Иисус следила на время отсутствия родителей, любителей русской словесности собиравшиеся пор вечерам на свой творческий сходняк, несколько мужчин среднего возраста и брутального вида; какую роль в её жизни они играли до сих пор остаётся загадкой. Единственно что известно, все они высокоодарённые личности и в отличие от тебя, здесь Иисус делала паузу; добрые и заботливые. Каждое утро вставая с продавленного дивана она составляла график передвижения, чтобы никто не смог избежать её любви и заботы. Встретить Иисус дома было невозможно и мне часто приходилось бессмысленно долго ждать её вечером, почти ночью. Озверевшим, взбешенным, готовым убить. У Иисус отсутствовал вкус и она была почти некрасивой а перед сном читала стихи Ахмадулиной. Вслух! Это было почти непереносимой пыткой. Так она прививала мне творческое видение мира. И к тому же Иисус не умела пить. Пьяное лицо Иисуса покрывалось красными бляшками пятен и она до этого такая некрасивая становилась ещё ужасней. А потом Иисус громко блевала оставляя радужные разводы на полу. Её духовная жизнь впрочем как и личная была на редкость однообразной и на мой взгляд довольно забавной. Более несексуального существа в своей жизни я ещё не встречал. Её забота о ближнем и дальнем превращала всех потенциальных мужчин в невольных духовных братьев и сестёр без всяких шансов на взаимность. Поэтому утром касаясь её тела я испытывал муки совести как эстетические так и религиозные. И хотя Христос была и однообразна в своём выражении любовных чувств, энтузиазм и добросовестность скрашивала в целом неприглядную картину. С ней нельзя было успокоиться, с неё можно было только убиться какой-нибудь алкоголесодержащей жидкостью и прийти домой где на раскладушке лежало существо женского или мужского пола заботливо укрытое пледом. А её подружки это отдельная песня о любви и покое. Эти девушки не вызывали у меня никакого энтузиазма в любом другом случае обычно срабатывающим. Ко всем многочисленным физическим недостаткам добавлялось желание петь и играть на гитаре песни советских авторов в собственной обработке. Такое сочетание убивало меня и корёжило ещё до того как они что-то начинали делать. Я тогда смотрел на Христос и её подруг особенно нежно и был необыкновенно заботливым. Эка вас угораздило – думал вглядываясь в выступающую челюсть одной из женщин, несчастные вы мои, кто кроме меня вас утешит, расскажет на ночь сказку, напоит тёплым молоком, даст пососать титю а утром разбудит и отправит на работу. Я был благодарен за это. Иисус впустила меня в мир сбежавших из передвижного цирка уродов и карликов за которыми гоняется злой Дуремар с семихвостой плёткой. Там над ними издевались, мучили, ставили безжалостные эксперименты, но и убежав женщины вынуждены прятаться по тёмным и пыльным углам чтобы не дай бог случайно не выдать себя на людях. Входя в их комнаты я чувствовал сладковатый запах тлена а из-под шкафа всегда кто-то смотрел и шевелился. Ежедневно Иисус куда-то исчезала из своей комнаты и я оставался один, перебирая старые фотографии, раздолбанные игрушки, засохшие крошки хлеба, несвежее постельное бельё, тела погибших до меня мужчин, высохшие хлопья спермы и капли вина, надписи на стенах и дверях, книги издательств «Северо-Запад» и «Университетская книга». Разбираясь в этом хламе я пытался что-то понять, может быть даже простить но не находил повода. Перечитывая письма, пыльные и неряшливые как ты сама я видел потное женское тело с тёмным треугольником волос и богом где-то там внутри в самом центре. Новые слова на влажной земле, прикосновения свежей, горячей плоти через плёнку целлулоида. Иисус сидит на моём теле и обещает десять тысяч лет божественного экстаза. Я зажимаю пальцами её бедро, до боли до вскрика повторяя про себя детскую считалку. В чёрном зале на вокзале кот сидел без головы, пока голову искали руки, ноги унесли. Из телевизора блюющего в соседней комнате слышны детские голоса производства киностудии им. Горького. Снова и снова я обещаю что всё будет хорошо, мы наконец-то откроем форточку и дым от овальных сигарет уступит место свежему морозному воздуху а я останусь живой, упруго глотая живительную влагу. Умиротворённый и спокойный как после просмотра учебного фильма.
4. НОЧЬ В СТИЛЕ ДИСКО
Втолкнув своё тело внутрь, туда где свет и звучит музыка я вновь убедился что большой, радостный мир существует и в нём ничего не изменилось. Всё те же женщины двигались на освещенном танцполе всё те же мужчины вбивали в себя спиртные напитки. Уездные шлюхи с безобразно яркой китайской косметикой освещали мой путь вспышками зажигалок окуривали дымом сигарет с ментолом, запуская руки в обдолбанные глаза.
Взведённой новой жидкостью я взбудоражено перебираю в кармане пачку сигарет пританцовывая под хит прошедшего лета. Посасывая очередной леденец мимо проходит девочка-мальчик с короткой стрижкой и голубыми волосами. До пояса она одета как провинциальная пост-панк гёлз, чуть ниже переходя в некий еле видимый садо-мазохизм чтобы закончиться у пола клубной девицей работающей по вызову. Старая знакомая, я не знаю ни имени ни адреса но помнится на встрече нового года мы вступили с ней в неясные близкие отношения. Хотя кто знает, кто знает, женщины такие одинаковые, словно сошедшие с конвейера автомобили. Пока не поставишь на ней свой личный номер ни за что не отличишь. Толпа танцующих дрожит своим многоголовым телом подогретым пивом, водкой и привычной похотью. Нестерпимое, несдерживаемое желание стекает по влажным стенам, запотевшим окнам к ногам незадачливых посетителей. И я вхожу и меня засасывает по самое горло. Ко мне протягивают ватные руки, кто-то задаёт наводящие вопросы хлопая по спине, произнося имена и даты, протягивая бутылки, стаканы и иную тару с мутной жидкостью. Всё как обычно, всё как обычно, некая сила прокатила меня по привычному маршруту давя разбухшие окурки и окружающих людей. Но прежде чем отдаться на волю воли замечаю старых знакомых; любителей ультранасилия высматривающих новых жертв своей обходительности. Помнится и я с ними встречался и не скажу что они слишком понравились.
Упругий звук бьёт по больной голове, вбивается в пересохшие лёгкие и крупной свинцовой дрожью пробегает по спине к ногам. Обдолбанные люди с оскаленными ртами как с рекламы зубной пасты бьются в любовном припадке сталкиваясь друг с другом, падая и поднимаясь вновь словно кто-то невидимый но достаточно могущественный играл в гигантский кегельбан. Женщина кричит в сладостной истоме то ли получая удовольствие то ли давая, впрочем не вижу в этом большой разницы. На меня падают многочисленные мужские и женские тела нелепые, нетрезвые с покрасневшими прыщавыми лицами, что-то кричащими издающими цокающие звуки. И если бы я мог полностью раствориться во всём этом, отдаться процессу разделки мясных туш, падать на пол стирая тысячелетнюю пыль и взлетать вверх к стеклянным звёздам дискотек. И смотреть тревожным взглядом на упругие женские соски, прогоняя терпкую жидкость по своим гландам любовно и преданно всматриваясь в осоловевшие глаза друзей. Но здесь я один, совсем один и несмотря на вибрирующих вокруг людей одинок словно Микки-Маус из ещё не нарисованной серии. Здесь я центр сверкающей пустоты, место гигантского взрыва от которого во все стороны разбегаются звёзды и галактики. Но моё тело продолжало двигаться абсолютно автономно, подогретое маленькой литиевой батарейкой передвигаясь по зашифрованным квадратикам бетонной поверхности. Ты стоишь прижавшись к подруге оживлённо переговариваясь о новинках целлофановой моды вычитанных из журнала «Подросток-переросток» и последних событиях непритязательной жизни. Я нахожу взглядом твои глаза, пытаясь что-то объяснить, успокоить, поправляя спадающие очки, соприкасаясь разгоряченным телом с детской татуированной плотью пальцев. Пролезая внутрь, туда где тепло и влажно а мама не загоняет рано домой. И пусть ты мне не веришь и пусть ты привычно киваешь словам, напряженно сосредоточенно думая о дальнейшем. Мы танцуем вместе заинтересованные продолжением бесконечной истории. Мы танцуем заползая друг в друга ожидая момента беззащитности, открытости, неброской наготы нашей плоти. И голубые волосы ткут мою ладонь что-то объясняя. А я обещаю что буду хорошим, не буду делать тебе больно и быть может привыкну к теплу. Ну а теперь запоминаю твой воздух, твою неспешную речь, запах нагретой кожи, постепенно проваливаясь в наступившее безразличие. Нам осталось лишь убежать из этого передвижного цирка но ты не слышишь меня и словно что-то задумав меняешь свой цвет и свои позывные. Несовершеннолетний сопливый урод с бритой головой хватает тебя за руки и уволакивает прочь в темноту отхожей ночи.
А я продолжаю танцевать мало по малу входя в нужный ритм, понимая правила здешней игры, всё удачней бросая костяные кубики. Двигаюсь забыв обо всем, повторяя одни и те же слова с легким нетрезвым акцентом. Запоминая пейзаж посланный мне из прекрасного далёка. Продолжая ночь в стиле буги.
5. ДЕВУШКА-СУКА
Девушка сука. Я тебя знаю девушка сука, приблизься ко мне. Ну не бойся я не сделаю тебе больно предполагая лишь одно, стремясь лишь к одному. Пробираясь по твоим пионерским внутренностям, шаг влево шаг вправо побег. Запомни меня молодым и красивым заполняя лёгкие алкогольной жидкостью и нечленораздельная сказка Ласло Ковача запакована в цветной
