многое в жизни этой надлежит пройти самостоятельно, уповая только лишь на свои силы. Иначе не возмужаешь, княже. Это всё. Теперь погляди-ка туда - к нам Ворон направляется. Он отведет тебя в обитель.
- Сам Белый Отец - меня? - оторопело переспросил Кирилл.
- Да. Сам Белый Отец. Тебя, - терпеливо повторил Ратибор. - Так надобно. Еще свидимся, княже!
Кирилл не сразу осознал, что его уже нет рядом.
Ворон приблизился. Заглянув в глаза, отметил с мягкой и какой-то многозначительной укоризной:
- Ты заблудился, княже.
Кириллу стало стыдно:
- Да, Белый Отче. Можно так сказать. Но все-таки я уже сам начал...
- Что ты уже сам начал - это похвально. Позже и я помогу, князь Ягдар из рода Вука. А теперь - домой.
***
Кирилл шел, с механической размеренностью переставляя ноги - одну за другой... Одну за другой... Одну за другой... Вернее, не шел, а просто двигался вперед. Перемещался в пространстве неизвестно куда. На самом деле идти вовсе не хотелось, но стоять на месте - тем более. Слезы и крик от непривычной, доселе не ведомой боли притаились где-то на подходе в ожидании малейшего повода, чтобы вырваться наружу. Жалкие остатки оцепенелого разума пока что защищали от этого, время от времени старательно отвлекая и подсказывая: "Вон муравейник под кустом, большущий-то какой... Это ж сколько сил положено трудолюбивыми крохотульками, чтобы соорудить таковую горушку... Жук-рогач за пенек юркнул... Красавец... Я их с самых малых лет всегда любил, причем как-то очень почтительно и даже с капелькою страха... Улитка-то просто под ноги ползет, не наступить бы ненароком на глупую... Гляди-ка: а вон впереди и та самая избушка на курьей ноге. Как же я к ней вышел-то? Вроде бы совсем в другую сторону направлялся..."
Кириллу вдруг страстно захотелось, чтобы Белый Ворон опять оказался дома, чтобы опять перебросил на грудь две белоснежные косицы из трех, заглянул сквозь глаза в душу - глубоко-глубоко! - и оставил там теплый свет утешения. Давеча у него это просто здорово получилось и еще раз получиться должно. Конечно же, должно!
- Белый Отче! - закричал он, задрав голову к маленькому оконцу наверху. - Это снова я, князь Ягдар из рода Вука! Белый Отче!
Еще завершая свой зов, Кирилл уже понял, почувствовал, что Воронов приют пуст. Постепенно затихшие отголоски эха и живая тишина дубравы только подтвердили это. Крохотная искорка надежды погасла, даже не успев толком разгореться.
Стрельчатая пещерка у основания спиленного дуба-опоры еще по пути сюда показалась ему входом. И сейчас, бессмысленно вглядываясь в черное обгорелое нутро, Кирилл вновь подумал:
"Вот если бы и в самом деле это был вход, врата, ведущие в иной, лучший мир! Сделаешь шаг вперед - и вся твоя боль, все твои потери останутся здесь, за порогом. А ты войдешь туда прежним, неповрежденным. Как же это было бы хорошо..."
Он очнулся (или ему показалось, что очнулся от чего-то), встряхнул головой. Повел плечами, отмечая некие смутные изменения в себе.
"Да, пора трогаться в путь. Главное, не выйти в сторону обители. Но тогда лучше направиться хотя бы вон туда..."
Дубрава постепенно перешла в смешанный лес, который в свой черед сменился соснами. Местность стала более холмистой, при очередном спуске среди папоротников низины отыскался ручей. На его противоположном берегу рядом с маленькой девочкой лет семи-восьми сидел опрятный старичок, по виду то ли крестьянин, то ли сельский ремесленник. Между ними был расстелен кусок холстины с разложенной на ней нехитрой снедью.
Не желая заговаривать с кем бы то ни было, Кирилл намерился молча свернуть в сторону и пройти мимо, но старичок приветливо окликнул его:
- Доброго дня тебе, путник! Может, пожелаешь присоединиться к нам?
Девочка с застенчивой вежливостью улыбнулась. Закивала, подтверждая приглашение.
Такое простое и незатейливое радушие вызвало легкий укор совести:
- Э... Да, люди добрые. Спасибо!
Рядом очень кстати обнаружилось перекинутое с одного берега на другой сосновое бревно со стесанным верхом. Перебираясь по нему, Кирилл подумал, что наверное, это тот же ручей, который течет поблизости Хореи, и он уже переходил через него.
- А у нас тут, молодой человек, своего рода поминальная трапеза, - словоохотливо продолжал старичок. - Сегодня исполнилось ровно девять дней, как ее мать (он мотнул бородой в сторону девочки) отошла ко Господу. По этому случаю мы еще утром в монастырском храме отстояли заупокойную службу, теперь возвращаемся домой. А поскольку сейчас подошло время обеда, то по традиции и трапезничаем в память о покойнице. Хорошей женщиной была моя невестка.
- Да, мама была очень хорошей, - с немного непривычной раскованностью тут же подтвердила девочка. - Доброй и ласковой. Теперь у меня остался только дедушка. Он утверждает, что со временем мое горе пройдет. Возможно, так и будет - ему виднее. Но сегодня мне ее очень не хватает.
Совесть отозвалась повторным укором, на этот раз более внятным. Кириллу даже показалось, что его боль вдруг ослабела весьма ощутимо.
- Угощайтесь, молодой человек! - поощрил дедушка. - Яйца вкрутую, сало - очень вкусное, с чесноком и кое-какими специями, огурцы свежие, хлеб... Прошу: без стеснения.
- Как звали покойницу? - спросил Кирилл, ради приличия отламывая кусочек хлеба и одновременно высматривая кусочек сала поменьше.
Старичок отчего-то немного помедлил с ответом:
- Мария.
Поскольку вслед за этим он не назвал ни своего имени, ни имени внучки, Кирилл решил, что и ему представляться не стóит. Он перекрестился, пробормотал вполголоса короткую поминальную молитву и принялся за еду.
Ели в молчании. Девочка время от времени поглядывала на него и наконец заявила:
- У тебя грустные глаза. Хоть я и маленькая, но уже знаю, отчего у юношей бывают такие глаза. Сейчас виною тому твоя возлюбленная, верно?
- Да, - дожевав и проглотив, односложно ответил Кирилл. Ему опять очень захотелось побыть одному, поэтому поспешно добавил: - Спасибо, за угощение, люди добрые. Благополучного вам возвращения домой.
С этими словами поднялся на ноги. Старичок последовал его примеру, отвесил низкий поклон:
- И тебе спасибо, молодой человек, за то, что не побрезговал нашим обществом. Ты прав, это очень важно - в должное время вернуться домой. Но для того необходимо точно знать, кто ты на самом деле и где твой настоящий дом.
Кирилу показалась странноватой последняя фраза, но он кивнул из вежливости и спросил:
- Не знаете ли случаем, куда меня приведет этот ручей?
- К неширокой реке. Она откроется сразу же за вон тем холмом. Ты по какой-то причине предпочел именно данное направление?
- Да, - опять коротко ответил Кирилл, повторно отмечая странноватость уточнения и окончательно теряя интерес к любым дальнейшим разговорам. Быстро поклонился, заспешил вдоль берега прочь.
- Желаю тебе поскорее вернуться также и к добрым отношениям со своей возлюбленной! - прозвучал за спиной голос девочки.
Он ответил еще одним кивком через плечо, прощально взмахнул рукой.
Резкая и частая смена собственных настроений уже начала утомлять его, но эта же усталость одновременно притупляла боль, отодвигала ее куда-то поглубже.
Ручей действительно вывел к неширокой реке, как выразился старичок. Впрочем, с чего бы это он стал обманывать? При этой мысли Кирилл машинально пожал плечами.
Чуть ниже по течению река преграждалась плотиной. Из узкого лотка при вершине на плицы огромного мельничного колеса извергался с грохотом поток воды. Сама мельница - старая, сложенная из дикого камня - располагалась у берега. Окружал ее широкий помост на сваях. Вдоль прибрежной стороны стороны он переходил в длинную пристань со множеством приткнувшихся к ней разновеликих лодок. Под лесом, на отвоеванном у него же участке, теснились возки с телегами. Муравьиные цепочки грузчиков сноровисто растаскивали с них мешки с зерном либо наоборот загружали, но уже с мукой.
Здесь было шумно от падающей воды, людских голосов, конского ржания, тележного скрипа; здесь было хлопотливо, отчасти бестолково, но вместе с тем как-то очень хорошо и очень по-человечески.
Кирил походил среди этой толчеи (на него поглядывали ответно), засмотрелся на радугу в водяной пыли у мельничного колеса, вспомнил:
"Кто-то из мудрых заметил, что человек может до бесконечности смотреть на горящий огонь и бегущую воду. А ведь оно на самом деле так: и то, и другое душу каким-то тихим благом покрывает..."
Его настроение в очередной раз переменилось. Теперь захотелось поскорее вернуться в обитель.
"Ну и дурак же я! Надо было просто выговориться отцу Варнаве, потом отстоять службу, попить горячего травнику с медом и завалиться спать. А назавтра всё-всё-всё стало бы другим. И вообще незачем было затевать эту дурацкую прогулку!"
Он еще несколько раз обругал себя на всякие лады и почувствовал, что на душе изрядно посветлело. Наклонился с мостков, умылся, испытывая от того какие-то новые, непривычные ощущения.
Мимо него с усталой развальцей проследовал человек в багряном купеческом
