специфической, нише, и отнюдь не делает умнее. И интересней! Скорей, наоборот. Каждый такой «профи», словно моллюск, забивается в свою раковинку, хранит свои проф.секретики, чтоб не дай Бог – не умыкнул кто-нибудь коварный, подслушавший или выведавший… И даже в блогах такие карьеристы – сущие пни! «Привет – привет», «Как дела? – Нормально! А твои? Тоже всё О,кей! Ну, чао!». Абсолютное незнание ни жизни, ни каких-либо других областей: что науки, что искусства… Ну и так далее. Тоска с ними зелёная!
Скрепя сердце, Пауэлл вынужден был признать, что изрядная доля правды в словах Наили есть. Скольких учёных и специалистов он знал там, дома, попросту не интересующихся ничем, кроме своей основной профессии! Действительно полных профанов в «искусстве» и прочих не касающихся непосредственно их специальности, вопросах. И живущих отнюдь не желанием что-то открыть, что-то свершить, или «продвинуть вперёд науку», а банально – занять престижную должность, и грести отличную зарплату!.. (Слава Богу, что таких при отборе в их экспедиции не принимали!) Да и с обзаведением сейчас… ну, вернее – в далёком теперь прошлом, когда они только улетали – Семьёй, дело у таких узких «спецов» обстояло просто…
Плачевно.
Почти – катастрофически!
Впрочем, и не только у них…
Никто в так называемом «цивилизованном и демократическом обществе» не хотел ни ответственности, ни хлопот, ни «сложностей притирания друг к другу»… А уж про то, что на западе стали чрезвычайно модны течения «чайлд-фри», «секс-фри», «селф-фэмили», и прочее в таком же духе, можно и не упоминать. Как и про однополые браки. Плодились только бывшие эмигранты – понаехавшие в старушку-Европу с Ближнего Востока: необразованные, ленивые, но очень много о себе воображающие азиаты. И коренные жители Африканского континента. Ещё больше о себе воображавшие, и кроме того, глубоко убеждённые в том, что все вокруг до сих пор должны им денег за века «рабства».
Да и то, кажется, «размножались» они только в силу привычки. И религиозных норм.
И ещё за десять лет до их отлёта казалось, что численность «европеоидного» населения планеты очень быстро сократится до пресловутого «золотого миллиарда», но произошло открытие Павла Гровера. Фактически подарившего человечеству возможность размножаться альтернативным путём. С помощью размещения искусственно осеменённой яйцеклетки – в искусственной матке. Вполне исправно, с вероятностью выше девяноста одного процента, доращивавшей зародыш до «раскупорки». Как, собственно, это и было описано почти двести лет назад в бессмертной книге «О дивный Новый Мир!»… С последующим выращиванием и воспитанием детишек в Государственных Интернатах.
– Нет, мне в собеседники нужен самый обычный человек. Не учёный, и не офицер. А, думаю, скорее – технический специалист. Возможно, даже не слишком квалифицированный. Зато, с вот именно – кругозором. И желательно – с юмором.
Капитан не смог сдержать кривой усмешки:
– Ах, вот в чём дело! Могли бы сказать проще, миссис МакГоннегал. Что считаете наказание техника Ходжеса недостаточным, и требуете его к себе. На «заклание»!
– Экий вы прямолинейный, капитан. Почему обязательно нужно называть вещи своими именами?! Нельзя разве было сказать это как-то потактичней? Например, что-нибудь вроде: «Как я понял, бесподобный юмор и неподражаемый стиль общения нашего техника совершенно очаровал вас! И вы горите желанием и дальше проводить с ним весьма содержательные и эмоционально окрашенные беседы!»
Капитан Пауэлл вынужден был отвернуться, чтоб дама не увидела, как сверкнули его глаза, и дрогнул в невольной ухмылке рот. Бедолага Ходжес! Впрочем, он сам напросился. Да и, если честно, действительно – его «неподражаемый юмор» и «стиль общения» сидел у Пауэлла в печёнках. Так что циничный и хамовитый техник вполне заслужил.
Это.
– Не возражаю против кандидатуры техника в качестве вашего первого собеседника. Но! Он всё-таки нужен нам и для работы, уважаемая миссис МакГоннегал. Больше, чем на два часа в сутки присылать не смогу. И – только пока не закончится его наказание.
– Да и ладно. Мне и этого вполне хватит!
– Не сомневаюсь. Когда вам его прислать?
– Да хоть сейчас!
– Хорошо. Будем считать, что пребывание его у вас тоже явится составной частью отработки наказания в виде нарядов вне очереди. Я дам соответствующие распоряжения, когда вернусь в рубку.
Ну а ещё какие-нибудь… Пожелания, просьбы? Может, принести вам и те книги, которые мы забрали со Станции? Из кают других… Сотрудников?
– Ну, в-принципе, можно. Что же до других пожеланий…
Когда они у меня возникнут – я просто поступлю так, как вы сказали! То есть – прямо и конкретно выскажу их в камеру и микрофон!
– Капитан, сэр! А, может, можно, чтоб кто-нибудь другой, поумней меня, и повежливей, отрабатывал эту… Обязанность?! А то я… – техник выразительно смотрел на Пауэлла: в глазах стояла буквально мольба. Но Пауэлл заставил себя сохранять серьёзный вид, и остался непреклонен:
– Да, техник, вы, несомненно, не являетесь самым интеллектуальным и высококультурным собеседником у нас на борту. – Ходжес моргнул: понял, на что капитан намекает. На его острый язычок! И неформальную лексику, – Но это и не требуется. Миссис МакГоннегал сказала, что ей нужен просто собеседник. Без изысков и вывертов. Для «расслабления» и «успокоения». Так что не вздумайте снова злить или дразнить нашу подопечную. А то нарядов на «проведение бесед» у вас прибавится! Исполняйте все её желания и приказы, в той мере, в какой они не противоречат Конституции. И правам человека. И Уставу. И не ущемляют ваше достоинство. А сейчас – вот он ключ. И – удачи!
Напряжённо думая, что капитан имел в виду, говоря о приказах женщины, могущих бы «ущемить его достоинство», техник шёл по коридору. Ничего путного или хорошего в голову не лезло. Пришлось положиться на Судьбу. И милость женщины. (Ха-ха!..)
В дверь их жаждущей «живого общения» дамы техник Ходжес стучал (Вернее – старался!) уверенно, но не слишком громко. Он отлично понимал, что женщина не может не сердиться на него за весьма бесцеремонное обращение, и некую даже дерзость! Если все остальные мужчины их экипажа общались со спасённой, словно с хрустальной вазой, то он вовсе не видел в этом смысла. Да и зачем?!
Женщина всегда останется женщиной – хоть спаси ты её из забытья восьмидесятилетнего сна, хоть угости ты её джином с тоником в баре!..
Ничего она не даст!
То есть – останется непредсказуемой, вредной, и чертовски много о себе воображающей, и конкретной стервой! Которую он, учитывая угрозу капитана и пристальное внимание к их будущему «общению», осуществляемому через камеры и микрофоны, сейчас даже не может послать куда подальше! Не говоря уж о – уйти, хлопнув дверью!..
О, техник не сомневался, что все, кто сейчас там, в рубке, на вахте, внимательнейшим образом вслушиваются, и, если есть возможность, всматриваются в экраны, предвкушая, и только что не потирая руки!
Ну как же! Сейчас две кометы столкнутся, да так, что только искры посыплются!..
– Да, кто там, войдите!
Ходжес вошёл, вежливо – по-крайней мере он старался! – поклонился:
– Добрый день, миссис МакГоннегал.
– Фи, техник! Никогда не поверю, что вам эта «миссис», и сложная фамилия не навязли в зубах! Давайте уж проще: сразу по именам. Ну, попробуем? Привет, Иезекия!
Ходжес, которого всегда коробило от собственного, библейского происхождения, имени, (Спасибо папочке – пастору методистской церкви!) которое к тому же было предметом вечных насмешек над ним со стороны одноклассников и сокурсников, подумал, что вредная коза умна: сразу поняла, как и чем его можно пронять! Но ответил вежливо:
– Привет, Наиля! – и добавил, понимая, что уж эту-то проницательную паршивку вряд ли обманет, – Вот уж спасибо, что сняли меня с чистки картошки на камбузе!
– А не за что. Поскольку картошка, тяжёлые кастрюли, и текущий ремонт разного сложного оборудования от вас никуда не убегут. Капитан просто решил, что если вы два часа из времени своих нарядов посвятите мне, от вас не убудет!
– Ну… надеюсь, что так.
– А напрасно. Я девушка, как вы, наверное, догадались, вредная. И злопамятная. – это было сказано со значением, и Ходжес возвёл очи к подволку: уж кто бы сомневался! – И просто так прохлаждаться, или скучать в моём обществе не дам. Табуретку вы, конечно, захватить не удосужились. Ничего, захватите в следующий раз. А пока садитесь-ка вы вон там, прямо на пол, у чёртова телевизора, и внимательно слушайте. А спрошу – так и отвечайте!
Предчувствуя, что неспроста его сажают так, чтоб беседовать с ним сверху – вниз, то есть из позиции сильнейшего, Ходжес кинул страдальческий взгляд в камеру, как бы говоря: «Вот! Видите, на какие жертвы вы меня толкаете!», и сел.
– Значит так. Я сейчас буду задавать вопросы, а вы будете отвечать. Это ясно?
– Конечно. Чего ж тут неясного! А когда я буду задавать вопросы – вам?
– Когда я разрешу. А пока начнём. Как вы вообще оказались на этой посудине?
– В-смысле – на «Пронзающем Бесконечность»?
– Нет, в автобусе Нью-Йорк – Кливленд! Ясное дело, что – на «Пронзающем»!
– Ну, как… Образование позволило. И проблемы с трудоустройством. И разборки с ближайшими родственничками. Папа мой хотел из меня сделать священника, как и он сам! А я не хотел.
