Глава тридцать девятая. Заключительная, но не последняя
И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов.
Про войну будут детские игры c названьями старыми,
И людей будем долго делить на своих и врагов.
В. Высоцкий
Со дня победного завершения похода в Антарктиду прошло два десятка лет. Однако, горький запах лавровых венков не выветрился с годами. Боль потерь и разочарование в результатах изображены на обратной стороне наград за победу. Время стирает картины прошлого и успокаивает воспоминания. Но, если усталой ведьме выпить кружку хорошего кофе со специями, да выкурить трубочку крепкого табака, память запустит цветное кино с хорошим звуком. Будущее соблазняет инновациями, но старый фильм о Ледовой войне не выгорает и не затихает. Продолжает волновать, тревожить, и лишать покоя. Если смотреть внимательно и с пониманием.
Тетушка Вереск смотрит внимательно. Не приглушая звук, не перематывая сюжеты вперед и назад. Представляю, как она сидит, нахохлившись верхом на табуретке и смотрит в пустоту, попыхивая своим любимым персидским табаком. Вновь и вновь переживает, передумывает прошедшее. Вспоминает забытое. Радуется светлому. Гордится честным. Злится на подлое.
Так оно происходило, или не совсем так, в общем-то, стало не важно. Как только дверь за бригадой «скорой помощи» закрылась, я начал мысленно составлять запрос на телепатический звонок. Дело оказалось приятным, и приятным весьма. Сапожки на серебряных каблуках, кожаная юбка-восьмиклинка в пол, меховая безрукавка поверх свитера тонкой шерсти и хиппейский хайратник на светло-золотых прядях. Иногда, впрочем, крайне редко, Вереск повязывала голову на японский лад, белой лентой, с ее любимым иероглифом «хитоми» -- «ученица».
Правильно назвать и объяснить все амулеты, обереги, и талисманы, украшавшие шею, грудь и запястья норвежской ведьмы, не хватило бы русского сказочного языка, вкупе с таинственным языком «дзё: ко нихонго», исчезнувшим с полтысячи лет тому назад. Спасает корпоративный запрет обсуждать, вслух или письменно, имена и свойства магических артефактов, как своих, так и чьих бы то ни было.
Описывать цвет глаз тетушки Вереск, просветленных, как высота полярного неба и глубина вод Ледовитого океана, никому не запрещено. Просто, невозможно, равно, как и бесполезно. Тонуть в их северной прохладе, и обретать счастье в их беспощадной красоте – вот это, пожалуйста. Некоторое время я мысленно любовался норвежской красотой и лечил сердце односторонним просмотром, но ведьмушка скоро ответила на вызов:
-- Добрая ночь, Автор! Нужна моя помощь?
Вереск, по-прежнему, не жаловала многословных обращений.
-- Нужна, дорогая. Исключительно, твоя.
-- Когда нужна? Вчера?
-- Позавчера, прекрасная фру Вереск!
Несколько секунд она сосредоточенно молчала. Очень долго и очень тихо.
-- Будем через полчаса. Деньги, оружие, лекарства, артефакты прихватить?
-- После подумаем. Сейчас нужна ты!
-- Вылетаем. Держись. Балкон не заперт?
-- Открыт, алмазная донна.
* * *
Тетушка Вереск примчалась через двадцать минут. Сообразно высокому званию, в воздухе и на земле, ее сопровождали две ассистентки. Высокие и длинноногие, они живо напомнили мне Агнетту и Анни-Фриду – вокалисток из шведской группы АББА. Как сказали бы во времена развитого социализма, это были «ведьмы новой формации». Роковая брюнетка Анни-Фрида и светящаяся блондинка Агнетта. Веселые, молодые, талантливые. Неужели – настоящие?
-- Конечно, настоящие! – улыбнулась Вереск, -- а поют как! Слышал? Про орлов, про деньги, про Ватерлоо, про танцующую королеву? Мне больше всего нравится: «…Только та любовь, которую подарил мне ты. Ничто другое не сможет спасти меня!»
-- Помню. «ЭС-О-ЭС» называется!
— Вот именно! Три точки – три тире – три точки! Вижу у тебя, дорогой литератор, создалась именно такая ситуация. Молодец, что позвал! – ведьма стащила свои романтические сапожки и оглянулась вокруг, -- тапочки для влюбленных женщин еще существуют в твоем доме?
-- Шлепки в прихожей, под вешалкой, ближе к двери… а с женщинами беда…
-- Неправильно говоришь – с женщинами хорошо, а вот без женщин, как раз, беда! – Вереск грустно улыбнулась и отправилась искать сменную обувь. Я прекрасно знал, что она ничего не найдет, но мне было стыдно признаться в этом, сразу и вслух.
-- Последняя, похоже, ушла от тебя в шлепанцах, -- в ее голосе слышалось ироническое сочувствие, -- Шут с ними, со всеми, давай займемся делами. Первым делом, я тебя подлечу, насколько сумею. Лежи спокойно, глаза закрой, и смотри сон. Хороший.
Оле Лукойе включил мой любимый сон. Распахнутый в небо луг, залитый летним солнечным золотом. Высокая шелковистая трава, такая высокая, что в ней может укрыться с головой маленький мальчик. Мальчик и рыжий кот бегают в ласковых зарослях цветов, сами не понимая, во что же они играют – в догонялки, в прятки, или в салочки? Под сказочным солнцем, друзья стали совсем другими. Рыжий вырос в огромного волшебного мурлыку, ростом с тигра. Могучий и быстрый, мудрый и ласковый. Рост и сила позволяют катать лучшего друга на спине. Малыш такой легкий, что устать невозможно. Зато, в этом мире, парень – волшебник. Летает по воздуху, поднимается в небо по ступенькам невидимой лестницы, кувыркается в облаках, превращает ватные обрывки в упругие зефирные перины.
Коту летать не положено, да и сладким лохматый угощался исключительно из уважения. Пока его друг резвился под самым небом, рыжий нежился, лежа на спине, и щуря на солнце медовые глаза. Или янтарные. Или коньячные. Он ждал, когда мальчик спрыгнет с облака и, раскинув руки, плавно спланирует к нему на уютный меховой живот. Маленький волшебник совершил посадку, словно живой авиалайнер. Кот жмурился и потягивался от щекотки, а продрогший на ветру, мальчик согревался его живым теплом.
-- Просыпайся, уважаемый Автор! Сестрицы приготовили нам ужин… или может завтрак?
Я открыл рот для произнесения формулы вежливого отказа, и перехода к главному вопросу. Но волна ароматов, прикатившаяся из кухни, накрыла меня с головой. Побочным эффектом магической терапии, являлся совершенно сказочный аппетит. Прекрасная половина группы АББА постаралась от всей шведской души. Тефтели в клюквенном соусе, по рецепту фрекен Хильдур Бок, и целая ваза печенья от Карлсона, по-прежнему, живущего в домине на крыше.
Вереск отпустила помощниц посмотреть ночное шоу открытых мостов. Девушки исчезли, напевая «…summer night city…», а тетушка сварила нам по чашке волшебного какао, и наполнила трубку крепкущей виргинкой.
-- Полечили, накормили, в доме прибрали, стиралку починили, женские тапочки купили. В прихожей три пары – большие, средние, и как у меня, – ведьма кокетливо показал изящную ножку в домашней туфельке. Расположилась верхом на табурете, выщелкнула пальцами несколько искр, и раскурила американский никоциан, -- теперь толкуй, что случилось, и что мне надо было сделать еще вчера.
— Позавчера. Вот смотри, тетушка-курилка, -- жестом ленивого фокусника, я вытащил из-под стола картонную папку с тесемками, — вот книга о крысах, и войне с ними в Антарктиде. Тридцать семь моих глав плюс еще одна, ее мне Злотый намурлыкал. Триста пятьдесят страниц формата а-четыре… не хватает заключительной. Напиши про свои приключения, а заодно – чем там все кончилось, да чем сердце успокоилось.
-- Понятно... Затянула история? Не отпускает?
-- Не то слово! Силы вытягивает до последнего… не хочет заканчиваться… так уж пора.
Вереск глотнула из чашки, затянулась виргинкой и выпустила дым через ноздри. Получилось похоже на Змея Горыныча.
-- Скажи, это нужно тебе?
-- Надеюсь, и тебе тоже.
-- Давай так сделаем, -- ведьма Вереск решительно взяла папку из моих рук, -- ложись-ка ты спать, поскольку, утро вечера мудренее. Я не принцесса-лягушка, но прочитать триста пятьдесят страниц за одну ночь, для меня – не проблема. Пока я не знаю, что тут есть и чего – нет, ничего обещать не могу. Утром договорим этот разговор. Постарайся меня не отвлекать… иди отдыхать, только скажи, у тебя есть настоящая медная джезва для кофе? В шкафу? На сушилке? Нашла. Все, спокойной ночи.
* * *
Лифт скользнул вниз плавно и бесшумно, как в дурном сне. Скольжение перешло в падение, и мне показалось, будто подошвы моих меховых сапог слегка оторвались от пола. В железной коробке ничем не пахло, ничего не было видно, и, соответственно, не раздавалось ни звука. Мне стало ужасно интересно, снабжена ли кабина тормозами, или в планы хозяев входило прибытие гостей в виде свежих отбивных. Впрочем, не исключался вариант домашнего фарша.
Вдруг раздался оглушительный скрежет, тошнотворно запахло каленым железом и горелой резиной. Лифт била крупная дрожь, казалось, еще секунда, -- и он развалится. Стенки останутся в шахте, а я полечу вниз, сидя на квадратном полу.
Клетка дернулась последний раз и застыла. Я попробовала вылезти, выбив ногами дверь. Бесполезно. Более, чем бесполезно, -- перестаралась, и разорвала правый сапог. В наступившей тишине, слышалось мое тяжелое дыхание, при попытках дотянуться до рванины и оценить нанесенный ущерб. В жуткой тесноте, пришлось складывать свое тело, как старинную подзорную трубу. Так и есть! На пятке подошва отошла от голенища, да так, что сегодня победить в беге на перегонки вряд ли получится. Если, конечно, я не хочу босиком топать по колючему снегу, при минус пятидесяти по Цельсию.
После неловких движений, вместе с одеждой и внутри нее, мне удалось присесть на корточки и перевести дух. Откуда-то снизу, отчетливо донеслись пистолетные выстрелы. Бил русский Токарев, пуля за пулей. После восьми ударов все стихло.
Хотелось выть и стонать от своего бессилия и незнания. Кто стрелял? В кого стрелял? Почему стрелял? С трудом я забралась левой рукой под оранжевую парку и вытащила из кобуры «Пустынного Орла». Сняла с предохранителя, загнала патрон в
