пока сердце стучит. В самой дорогой и закрытой клинике. А сердце-то, оно ведь постучит, да перестанет. В какую-нибудь из темных ночей, не приходя в сознание… только умрет Настя под именем Эйрин. Никто не удивится – пьянчужка хлебнула не из той бутылки. Подыхай, ведьмино отродье!
-- Ловко придумано… позволь спросить, зачем вам Антарктида понадобилась? Желаете короновать Императрицу Пингвинов?
-- Ну и темная ты, Вереск! – рыжая хрипло расхохоталась, -- там, подо льдом, триллион баррелей нефти. Эмиры и шейхи будут чистить нам сапоги своими бородами… Кроме того, там Клондайк технологий, о которых на Земле ни один ученый даже не мечтает… золото и технологии – плеть и посох фараона Антарктиды! Власть сделает его богоподобным!
– При всей вашей наглости, такое дело не провернуть двум сумасшедшим бабам. Кто финансирует ваши авантюры?
– Ты умудрилась прикончить полковника Лебеля…-- она замялась, не желая продолжать.
– И что?
-- Контрразведка Пятой республики открыла нам кредит в миллиард. За ними – кабинет министров Франции. Кто стоит за министрами – не твое дело. Да и не мое. Жан-Кристоф является руководителем проекта финансирования… то есть, являлся… и еще он… как сказать?
-- Черт возьми, что еще?!
-- Он – муж твоей дочери, -- выдохнула Хмель, -- а ты сделала ее вдовой.
-- Вдовой? – мои слова были убийственны, как пули с вольфрамовым сердечником, -- вдова будет знать, за кого выходить замуж. А зять – как обижать тещу.
-- Подожди! Пойдем до вертолета – там Эйрин ждет тебя… пожалуйста!
-- Эйрин? Врешь, рыжая!
-- Сама увидишь!
Мы порядком продрогли, стоя на месте, и походка выходила торопливой, несмотря на обоюдную хромоту. Я даже не сразу поняла, что происходит. Итальянка вырвалась вперед, вдруг метнулась в сторону, и подняла со снега автомат застреленного боевика.
-- Не поможешь дочери – сами справимся! А ты слишком много знаешь… теперь… вариант бэ!
-- Дочь не против варианта бэ?
-- Она – за вариант бэ! – заорала Хмель, и вскинула оружие на линию прицела.
-- В таком случае, у меня больше нет дочери, -- горло заткнул соленый комок невыплаканных слез, но я произнесла последнюю фразу, от начала до конца, выразительно и отчетливо, -- пока я жива, авантюристка Эйрин не займет место Анастасии. Пусть убирается ко всем чертям, у меня тоже есть право на вариант бэ.
Вздохнув с облегчением, я повернулась спиной к рыжей предательнице, к негодяйке дочери, к Ледовой войне, к богатствам Антарктиды, а, кроме того, ко всем колдунам, крысам, разведчикам и контрразведчикам на свете. Повернулась и неторопливо зашагала к звездолету. В душе осталось бодрствовать лишь одно различимое желание – пусть Хмель попадет с первого выстрела.
Зря надеялась. До моего слуха донеслись странные звуки – металлический скрежет и звяканье, сопровождаемые яростной тосканской руганью. Нехотя, я вернулась в этот мир и увидела, как итальянка отчаянно сражается за место в тени трона правительницы мира. Три снаряженных автомата – вполне достаточно, чтобы убрать со сцены безоружную ведьму. Но не сегодня. Оружие отказывалось стрелять, один ствол за другим. В безумном отчаянии, Хмель меняла магазины, дергала затвор, щелкала предохранителем.
-- Будь ты трижды проклята, норвежская селедка! – колдунья была готова заплакать от досады, -- и твоя боевая магия вместе с тобой! Пропади ты пропадом!
– Магия тут не при чем. На сильном морозе оружейная смазка густеет и затвор залипает. Понятно?
– Вот оно что… Тогда прощай, сестра Вереск! – размахнувшись, Хмель забросила пулемет далеко в снег.
-- До свидания, подруга. Не попадайся мне никогда. По-хорошему, прошу!
По пути в звездолет, я подобрала своего американского орла. Отряхнула от снега. Металл обжег ладонь холодом. Прости, дружище, но мы завязываем со всякой пальбой. И станем жить дальше. Ты знаешь, сколько у меня недоделанных дел? Нужных добрых дел…
За спиной раздался торопливый хруст снега и тяжелое дыхание. Я обернулась – Хмель неловко бежала за мной, припадая на раненую ногу.
-- Что-то еще?
-- Сдохни, сука!
С расстояния в несколько шагов, незаметным движением, рыжая метнула мне в лицо какой-то предмет. Промахнулась. Одновременно с ее отчаянной атакой, ударил винтовочный выстрел. В десятку. Пуля вошла точно между глаз.
Вот, что странно. Я готова поставить на кон, что хотите. Хоть собственную жизнь. И готова побиться о любой заклад – стрелявший держал в руках не русскую трехлинейку доктора Смыслова.
Другое ружье, другой снайпер.
* * *
-- Все позади.
Корабельный доктор осмотрел меня и сделал перевязку. Кровотечения не было, перелома тоже. Но боль расползлась змеями по всему телу. Тоскливо и протяжно ныл живот, тошнило, знобило, кружилась голова. На бледной щеке багровел поцелуй автоматной пули. Правая рука онемела и не двигалась. Доктор включил рентген, и мы оба вздохнули с облегчением, увидев трещины в костях предплечья и вывихнутый локоть.
-- Все позади.
Обожженные холодом легкие шуршали, как копировальная бумага, при вдохе и выдохе. Саднило обмороженные ступни и ладони. Послом грядущего воспаления, в теле обосновался бронхит. Сухой кашель охотно помогал ознобу, и я тряслась, как отбойный молоток. Вынимая термометр из подмышки, я обожгла пальцы. Шучу!
-- Все позади.
Военврач говорил и говорил. Сочувствовал. Успокаивал. Поддерживал. Я слушала его слова, много хороших слов, но понимала лишь одно:
-- Все позади.
Новость не радовала. Возможно, я не верила этому утверждению. По совести говоря, и не хотела верить. Не хотела, чтобы война заканчивалась. Пока продолжалась драка, я была очень нужна. В этом был смысл. В этом было дело.
Бой позади. Риск позади. Ярость позади. А что впереди?
Пришло время любви и прощения. Только я не знала, где мне их взять. Но я обладала секретом. Никто тебя не любит – влюбись сама. Холодно – согрей того, кто замерз. Тебе нужна помощь – начинай помогать слабому.
Может быть так, может быть нет. Стоит поразмыслить об этом, в свободное от подвигов время. А тогда, я зашла в нашу офицерскую каюту, взяла большого плюшевого медведя, и, прихрамывая, отправилась к Маленькому принцу.
Мальчик Семен сидел на мягком бархатном диване, игнорируя жизнь безо всякого сожаления. Глаза не хотели видеть. Никогда. Уши не хотели слышать. Никого. Руки не хотели касаться. Ничего. Убитый ребенок не хотел умереть только потому, что не представлял себе ясно, что такое смерть.
Несколько усталых котов, под предводительством Злотого, изо всех своих сил и соображений, пытались развлечь Семена. Лохматые кувыркались через голову, состязались в прыжках в длину и высоту, танцевали сиртаки и фрейлех, и мурлыкали мальчику волшебные легенды древних котовьих сказителей. К моему приходу, артисты умаялись, расстроились, и лежали вокруг неподвижного Семена. Некоторые положили ему на колени усатые морды, в знак доверия и сочувствия. Маленький принц не отвечал им потому, как ничего не знал о происходящем. Я отпустила агитбригаду на отдых, пожелав котам доброй ночи. Горностай Шустрый грустно посмотрел мне в глаза:
-- Как же мы теперь? – спросил его взгляд.
-- Больно. Трудно. Хорошо. – ответил мой взгляд.
Белоснежный мех на груди Шустрого промок и свалялся. Никогда не предполагала, что маленькие горностаи умеют плакать.
-- Ступай в свой домик. Завтра придет трудный день – отдохни и посмотри добрый сон.
-- Хорошо! – пискнул Шустрый, -- только сначала в туалет!
-- Конечно, в туалет.
Непонятно откуда выпрыгнула молодая рысь Митрофания. Вид у большой кошки был потерянный и покинутый. Зеленые зрачки походили на выключенный семафор.
-- Пойдем, Шустрик, вместе… я отвезу и постерегу.
Митра нагнулась, малыш ловко забрался к ней на спину, они растворились в полутьме коридора.
-- Вернетесь – не шумите, принцу надо уснуть покрепче! – шепнула им в след. – Где Семин медведь? Плюшевый, пожилой такой? С зашитым ухом?..
Молодая рысь вернулась. Принюхалась, зевнула, и вытащила из-за дивана потертого друга Маленького принца. И снова исчезла.
-- Сейчас я расскажу тебе самую длинную сказку – на Севере мы называем их сагами… Ты еще не слышал такой, наверно... -- я погасила свет, устроилась на диване, уложив Семена головой к себе на колени, — вот только, сочинять сагу я буду в первый раз, не сердись, коли что не так…
В ногах, я усадила обоих мишек, моего и Семиного, дождалась возвращения Митры с Шустрым, прокашляла охрипшее горло и приступила к рассказу:
«-- … Давно это было… лет пятьдесят назад, а то и больше. В один и тот же день, два разных мастера мягких игрушек, завершили работу. У одного получился плюшевый медведь Миша, а у другого – плюшевая медведица Маша. Каждая игрушка получила маленький паспорт – картонную бирку, пришитую к уху. Там было написано, кто и когда сделал игрушку, и как ее назвал. В магазине «Детский мир», куда мастера относили свою работу, товаровед проставил в паспортах цену каждого медведя, цифрами и прописью. Директор оттиснул фиолетовую печать, а продавщица отнесла мишек в торговый зал, и посадила рядышком на полку, не слишком высоко – так, чтобы дети могли рассмотреть их получше. Рассмотреть, потрогать, влюбиться, и объяснить взрослым, почему они должны купить именно этого медведя. Причем, купить срочно. Прямо сейчас.
Миша и Маша просидели, бок о бок, неделю. Семь дней они молча поглядывали на покупателей. Зато, семь ночей были наполнены беседами на тайном игрушечном языке. Молодые медведи познакомились с другими обитателями магазинных полок. Мягконабивные зайцы, лисы, тигры, собаки, коты и мартышки рассказали новичкам целый ворох сказочных историй. Наверное, сто, а может и двести разных игрушечных происшествий. Веселых. Иногда – грустных. Веселых, конечно, больше.
Совершенно чудесным образом, медвежат купили вместе. В большом пятиэтажном доме жили мальчик и девочка, появившиеся на свет в один и тот же день. Так получилось. Когда новый дом выбирал себе жильцов, он предложил двум молодым семьям поселиться в двух одинаковых квартирах на четвертом этаже. Входные двери просторных трешек располагались в соседних подъездах, зато балкон был общим, разделенным лишь стеклянной стенкой. Со временем, семьи подружились, и папы, за пару выходных, заменили перегородку дверцей, открывавшейся в обе стороны.
День рождения мальчика и девочки праздновали, конечно же, вместе. Мамы пекли один сладкий пирог на двоих, и замешивали тазик салата имени Люсьена Оливье на всех. Папы, проведя секретные совещания, за несколько дней до праздника, принимали важное решение – каким подарком порадовать и сына, и дочь. Чтобы красиво, интересно, полезно, и сказочно.
В пятый день рождения, выбор отцов пал на косолапую пару – Мишу и Машу. Плюшевых друзей выкупили из «Детского мира» тайно и радостно. Несколько дней их прятали в темной кладовке. Наконец, под пение «С днем рождения тебя!», медвежат торжественно внесли в комнату, где за праздничным столом сидели гости. Бурых хозяев леса представили именинникам. Мальчик, воспитанный в духе джентльменства, предоставил девочке выбрать одного мишку из двух. Девочка благодарно улыбнулась, обняла медведицу Машу, и поцеловала
