лечение насмарку, бли-ин!
В который раз прокляла себя, что не послушалась Бориса и не завела чертов мобильник.
Маятник настенных часов с размаху ударил по голове. Я смахнула стакан с водой на пол, вывалилась из закутка с ревом раненой оленихи, ринулась к выходу. В руке у меня невесть откуда оказался плюшевый мишка, - видать, испуганная продавщица сунула на ходу, - и этой мягкой игрушкой я принялась бить по людским головам, пробиваясь к широким трехстворчатым дверям. Оттуда, чаще попарно, валил народ.
Не помня себя, очутилась на остановке. Был час пик – люди рвались с работы домой, давились в автобусах, теряя пуговицы. У плюшевого мишки правая лапа висела на честном слове, но оказывать первую помощь было некогда – подошел рейсовый автобус, под него частный перевозчик приспособил «ПАЗик» советского образца. В салон я ворвалась первой – со мной никто не хотел связываться: пузатая девица с безумными глазами, с пеной у рта, орущая про какую-то терапию. Явно не в себе, или того хуже – сбежала из дурдома. Мне уступили место, но я нависла над водителем и торопила его: «Да что вы ползете как червяк, а быстрее нельзя?!» «Быстрее токо кролики трахаются, я еду как положено шестьдесят кэ-мэ, сядь на место, сумасшедшая!» - глядя на дорогу, огрызался водитель. Кепка у него сбилась набок.
Через меня то и дело в кабину передавали мелочь и купюры. В обратную сторону изредка поступала сдача.
«Сто-ой, козел, мне здесь!..» - заверещала я, увидев угол родной пятиэтажки. «Сама коза! Сядь, здесь не положено», - повернул голову шофер. Глаза у него были белыми от злости.
Раздался визг тормозов, меня прижала к перегородке людская масса. Автобус свернул вправо и подрулил к козырьку остановки общественного транспорта. Люди прильнули к передней двери с обеих сторон, я была первой, но дверь оставалась закрытой. Я замолотила по стеклу кулаками: «Открывай давай, тормоз!»
«Щас, разбежался… А платить кто будет?» - донесся спокойный голос из-за плегсиглассовой перегородки.
«Билет!..» - ожгла мысль. Я лихорадочно пошарила в сумочке, потом в кармане джинсовой юбки: мелочи на билет не хватало.
«Эй, на выходе, прошу не задерживать».
В салоне нарастал ропот, потом возмущенный гул, над головами взвились голоса: «Эй, водила, выпускай давай… Безобразие!.. Открывай, шеф, не то сами откроем!..»
Дверь наконец с шипением открылась. Я протиснулась вперед, но у выхода уже стоял шофер. Вид у него был победный.
- Прошу оплатить за проезд, гражданка. Это частный рейс, - подчеркнуто вежливо обратился ко мне водитель. Маленький, толстый, он раздулся от важности, что лягушка перед дождем. Щеки его в красных прожилках набрякли. Глазки с желтыми белками внимательно изучали мои суетливые движения. Я никак не могла обнаружить деньги в боковом кармане юбки. Даже сущая мелочь куда-то провалилась. Над головой торжественно возвестили: «Щас за козла ответишь!»
- Извините… так получилось… были же деньги, тут в кармане, - бормотала я, словно нашкодившая старшеклассница. – Мне надо лекарство… я больше не буду.
Помимо воли пустила слезу:
- Я в положении, понимаете…
- Я понимаю, гражданка, что вы в дурацком положении. Щас поедете со мной в парк.
- Я не могу! У меня график! – взмолилась я.
- У меня тоже график. – Логика водителя была железной.
- Да пустите ее, она же беременная, ну! – раздался голос сзади.
- Беременно это временно, - хохотнул шофер. Расстегнул короткую дерматиновую куртку и ухватил меня за рукав. – Остальные могут быть свободны.
Водитель-крепыш прижался к поручню, освобождая пассажирам путь к свободе.
- А давайте уплачу за нее, - донесся тот же сочувственный голос.
- Ха! А штраф вы тоже оплатите, гражданин? – ухмыльнулся хозяин рейса.
Три пассажира сошли с автобуса на горячий асфальт. Последний, высокий парень в джинсовой куртке, обернулся: «Ну, ты и жлоб, дядя!»
Хозяин частного рейса сдвинул створку двери и прокричал вслед:
- А кто мне износ амортизаторов оплотит, а? А бензин? Добренькие, падлы, за чужой-то счет!
Я попыталась вырваться из короткой сильной руки. Пальцы были как сосиски, ногти с черными каемками. Они держали мое узкое запястье браконьерским капканом. Я взмахнула плюшевым медведем и ткнула им в наглую шоферскую морду. Она напоминала соседскую собаку.
Я почти ничего не видела. Очки то и дело сползали с потного носа.
Сердце стучало, отдаваясь в висках, - казалось, это молотком по башке бьют секунды. Время утекало. Время приема препарата! Стекла очков помутнели. Не видя ничего и не помня себя от злости, я вцепилась зубами в вонючую толстую руку.
Водитель охнул и отшвырнул меня на сиденье.
- Драться и кусаться, дамочка, не рекомендую. Спокуха, мадам. Ничего страшного, щас поедем в парк, составим протокол с милицией, оформим штраф, проверим адрес …
- Эй, водитель, давай, поехали уже!.. - громко сказали в салоне.
- Автобус дальше не пойдет, – рявкнул маршрутчик. Этот тип решил пойти на принцип. – Все видели, дамочка меня укусила. Вот… - он задрал рукав куртки.
Истошные гудки, разноголосица клаксонов прервали словесную перепалку. Да и кучка пассажиров на остановке выражала возмущение.
Пассажирские перевозки в городе отдали в частные руки недавно. «Карманы» для остановок были узкими, в случае малейшего сбоя в графике движения возникала «пробка».
Наконец проезжую часть перегородила желтая «Волга» с синей полосой: госавтоинспекция, служба ДПС.
В салон, придерживая фуражку, вошел молодой офицер милиции. Небрежно козырнул, представился:
- Почему задерживаем движение, водитель?
Водитель начал путано объяснять, тыкая в меня коротким пальцем. Я барахталась на двухместном сиденье, не в силах встать.
Гаишник мгновенно оценил ситуацию:
- Водитель, продолжайте движение… Ваши претензии принесете в письменном виде. Женщина, вам плохо?
Лейтенант подал руку. Опираясь на нее, я поднялась. Невзирая на мои слабые протесты, гаишник на «Волге» довез до подъезда, помог подняться на седьмой этаж. С огромным животом я бы не смогла одолеть и трех ступенек.
Бассаров в кои веки в рабочий день оказался дома.
Отдуваясь, я рухнула в прихожей на стул и заорала: «Таблетку, скорей!..»
Боря без слов принес таблетку и стакан воды – были наготове на столике.
Я перевела взгляд на часы. Успела – тютелька в тютельку!
Плюшевый мишка оказался без передней лапы. Я вкратце обсказала свои приключения в магазине и в автобусе. Помянула добрым словом гаишника.
- Вот как его?.. – перевела дух.- Надо бы благодарность, что ли… Как же фамилия? Лейтенант…ээ… Марков, кажись… Невысокий, круглолицый такой…
- Лейтенант Маркаков, - сказал Бассаров.
Память у Бассарова была фотографической. Ее еще называют зеркальной. В зеркале заднего вида.
Пленка 17е. Лори. «Мультики»
«Лепилы, падлы, даже не предупредили, что от этих таблеток “вертолеты” бывают. Вся простыня мокрая… Зашквар реальный!»
По дерматиновой кушетке с вылезшим по краям поролоном жидким студнем размазался парень с обшарпанным лицом. Будто его волочили за ноги по асфальту. Явно торчок, из-за угла видать. Пин, короче. Потребитель «герыча». Юзер-лузер.
«А ты б меньше ширялся, торч несчастный!» - беззлобно отозвалась от двери клинического отдела соседка, девушка в драных джинсах, от нее, как от мужика, на три метра разило табачищем.
«Заткнись, шалашовка, с кем ты токо не трахалась на районе!» - осел на кушетке торчок и облизнул изъеденные губы.
«Зато у меня диагноз, как у людей! – парировала девица и без стеснения проверила зиппер на джинсах. – Любой может залететь через койку, любой, отвечаю».
Девица высунула язык и затрепетала им, как змея, проверяющая температуру воздуха.
«Да какая, блин, разница!..» - снова повалился на кушетку тощий наркоман.
«А такая, – гордо выпрямилась девушка, - у меня иммунитета больше, и гепатита нету!»
«Вау, пипл, а мне поуху! Даже по кайфу “мультики” зырить! – заржал амбал в углу, опустив квадратный подбородок. Курточка на его плечах была готова лопнуть от бицепсов. Не верилось, что в эту гору мускулов проник вирус. – Чисто кино!.. И ты в главной роли».
«Вертолеты», «глюки», «мультики» - сны, чаще кошмары. Побочки антиретровирусной терапии. Обычно это «кино» смотрят наркоманы в ремиссии. Как они попали в первоочередной список ВААРТа – загадка. Туда же только беременных и доходяг берут. Я подумала, что Бузина держится на свое место, и на нее, возможно, давят из минздрава. Часть наркоманов были сынками местных начальников – «герыч» дорогое удовольствие.
У пациентов, состоящих на диспансерном учете, своя иерархия. И эта табель о рангах у каждой кодированной группы своя. «Попавшие на ВИЧ» через незащищенный секс считают, что залетели в СПИД-Центр по недоразумению, что это трагическая случайность, невезуха, типа не так фишка упала, не под того легла, не на ту лег, гондон не так налез, они полагают себя выше грязных наркоманов. ПИНы, в свою очередь, презирают гетеросекуальное «стадо», у которых вместо головы фаллосы, а вместо рта – вагины, они ощущают себя элитой, познавшей высший кайф и смысл бытия на этой Земле в отличие от всех этих шлюх и «синяков». По углам скромно переминаются люди, на их недоуменных лицах застыл вопрос: «Почему я? Что я здесь делаю?». Это реальные жертвы, без вредных привычек, их наградили «чумой века» неверные мужья, любовники; сожительницы, им чудится, что этот ужасный сон вот-вот кончится, а все эти странные люди из очереди – персонажи театра абсурда, но этот трэш к четвергу пройдет, рассосется по подвалам. Особняком держатся «отказники», «отрицальщики», отрицающие диагноз, исподлобья глядящие на врачей как на участников всемирного заговора. К ним примыкают краснокнижные индивиды, которые подозревают, что их заразили случайно, по халатности или нарочно – в медицинских учреждениях, чаще, во время полостных операций. Все остальные смотрят на «отказников», как на идиотов. Гомосексуалисты, закодированные в отчетах, скрывают возможную цепочку инфицирования и охотно указывают в анамнезе разнополый путь заражения и даже путаются со своим полом (тяжела жизнь педераста вдалеке от просвещенных
