Солнце с луной не поменяются местами, не потечет время вспять, не будет того, чему не суждено быть.
Жизнь, он хороша тем, что она просто есть, хотя и диктует. Порою, как на ветер, смотришь на то, что с тобою было, чего уже не исправить, переменить уже не сможешь, как бы сильно не хотелось.
Смотреть надо только вперед, как бы жизнь не диктовала, не ставила свои, не самые лучшие условия, а лучшие или нет условия, каждый решает для себя самостоятельно и индивидуально. В случае со Светланой, дедом Кешей, Игорем и многими другими точно также будет. Жизненный фатум настигнет каждого по - своему.
2. Книга
Светлана пришла к деду. Ничего особенного, обычно все было. Последний раз у деда она была 3 месяца назад. Любимая внучка, да были еще, но Света с детства занимала особую роль. Такова жизнь, неравнозначна. В ее случаи было точно также. Ничего не сделаешь. Жизнь есть жизнь.
Она забрала книгу. Он ей ее отдал. Побыла у деда 2 дня и поехала назад в город. Обычный день отъезда был обычным с виду. В ее душе оставались сомнения, неописуемое чувство того, что все. Ее жизнь изменилась и с этого места ей не сойти никогда уже.
Брызги волн об утес, о каменистые скалы. Удар, еще удар. Соленые корабли, полуразбитые стояли у причала. Сколько славных побед и свершений было на них сделано. Все очень здорово. Огонь сражений и разрушенные преграды были отражены в полуразбитых досках, полусгнивший мачтах.
Смотреть на это можно не отрывая глаз и не сводя взгляда. Приплывающий к родной земле очередной рыбацкий корабль всегда наводит душевный трепет на людей, живущих на острове, все кажется сказочным, неугасаемым и безумно счастливым.
Кто хотя бы раз видел взлетающих с утеса чает или ощущал брызги соленых волн, тот никогда этого не забудет, ощущение восторга и очарование беспредельного счастья.
Как Людвиг ван Бетховен подарил миру счастье музыки, будучи совершенно глухим, так и приходящие в гавань корабли дарят острову надежду на то, что все еще вернется, что еще есть надежда.
Пока просто корабли стояли у причала, суетились матросы, офицеры, механики. Напоминало все это муравейник, невозможность определиться.
Такова жизнь без страха и упрека как рыцарь круглого стола, возможность появиться столь эффектно, сколь и пропасть столь и пропасть в глубине веков. Корабли стояли у причала, смотреть на это можно бесконечно.
Здесь тебе и темные ночи Венеции, и суровый океан Крайнего русского Севера с поморами, где всех проверяют на прочность.
А пока они просто стоят. Любишь их или нет, а они просто стоят, несмотря ни на что.
Они как труд. Есть две стороны труда – это выставочная (награды, поощрения, известность) и та сторона, что спрятана от всех нас (каждодневная кропотливая и незаметная работа). Вторая сторона – каждый день.
Занимаясь творчеством, я столкнулся с тем, что мои рассказы не приобрели широкую известность, но определенному кругу лиц они интересны. Минутная слава, слова о том, что это или то мне нравится из тобою написанного, проходят так быстро, что и не успеваешь оглянуться.
А что остается? Остается работа по написанию, работа с редакторами. Серьезность любому творчеству предает членство в союзах, работа, серьезные цели в жизни.
Можно критиковать, но «в стол написать» или нарисовать картину или сочинить музыку, это я не признаю. Нужно, чтобы люди знали, тогда поймешь, кому интересно или нет твое творчество.
Многие интересуются, почему писатель, поэт, композитор, может «пуститься во все тяжкие» и говорить, что его никто не понимает. Я, кажется, для себя нашел ответ. Нужно жить обычной жизнью – работа, дом, семья, потом творчество (музыка, картины, стихи, рассказы и т. д.) и относится к этому нужно просто – написал и написал, понравилось или нет – ну и ладно. Мне кажется, что только тогда в душе будет покой и воцарится порядок, не станет перекосов.
А если будешь думать, рассуждать с утра до ночи, страдать и ждать признания, а его нет, тогда что? Тогда потянешься ко всем соблазнам этого мира и все это оправдаешь тем, что талант не признали.
Автобус тронулся, поехали. Опять мимо проплывали дома, деревья, дороги. Все проплывало мимо. Светлана смотрела в окно, людей почти не было. Не сезон, вот никто и не ехал почти.
- Да, - думала она. Дед сделал шикарный подарок. Да.
Еще дома у деда Кеши она листала эту книгу, просто пролистывала. Старославянский язык не знала, но, смотря на старые листы, она понимала, что от самих страниц идет запах давно минувших дней, старых монахов и забытой современными людьми жизни, жизни, которая за века изменилась и изменилась до неузнаваемости, если сравнивать. Все именно так и было.
- Что я с ней буду делать, дед?
- Сдай в банковскую ячейку, храни там. Раритет больших денег стоит
- А сколько? Ты когда – нибудь узнавал?
- Нет. В то время предполагали. За ней охотились очень серьезные люди. Но, они были нашего времени. Сейчас все уже в могиле.
- Твоя работа не оставляет тебя даже на пенсии.
- Офицер, Светка, бывшим не бывает.
Светлана в автобусе вспоминала этот разговор, чувствуя определенную правоту в его словах в части того, что ее надо в банк, да в сейф.
- Ладно. Приеду, отнесу. Коли так. «Офицер бывшим не бывает». Был салдофон, салдофоном и остался, хотя и мой дед, - она улыбнулась.
Автобус остановился. Последняя остановка. Город.
- Завтра схожу в банк, - подумала она, - сниму ячейку и положу. Чутью деда стоит доверять.
Увлеченная такими мыслями она дошла до дома, завтра работа с обеда, сначала банк, ничего особенного.
Те же три дня. Другая жизнь.
Ночной гость
Было очень тихо. Смотреть в ночь просто бесполезно, все равно ничего не было видно. Лето вошло в зенит, середина июля. Жара не спадала даже ночью. Было очень темно, только шорох травы слышался под ногами. Трава была очень высокой, как тростник. Все очень впечатляло.
Вот по этой траве в глухую летнюю ночь пробирался человек весьма помятого вида с небольшой котомкой. Он был уже не молод, но еще и не стар, среднего роста, с бородой, хотя не было намека на морщины, но старость уже подходила.
Человек уже четыре дня пробирался сквозь густые заросли травы. Его звали Славой. Одет он был в арестантскую робу, бежал с этапа, прятался от людей, пробирался сквозь дороги. Куда? На этот вопрос он и сам не мог дать ответа. Это был вор.
На третий день у него закончилась еда, он уже не знал, что делать, и забрел на кладбище.
– Наверное, все. Здесь и будет мой конец. Конец моей никчемной жизни, – подумал он.
Пробираясь между могил, он вдруг набрел на один неприметный крест, который почему-то потянул его к себе. Слава подошел и вгляделся в надпись: «МУРУГОВ ВЯЧЕСЛАВ ПЕТРОВИЧ. 12.08.1836 – 13.05.1889».
– Он был еще не старый, – подумал Слава, – и звали его как и меня.
Его притягивало это надгробье. Уходить не хотелось. Он не знал этого человека, но ему показалось знаковым совпадение имен покойника и его.
«ПОМНИМ, СКОРБИМ, ЛЮБИМ», прочитал он внизу, – а кто меня вспомнит? – подумал вдруг Слава.
[justify]Вдруг перед глазами пронеслась вся его жизнь. Взлеты, падения, грабежи, разбои, тюрьма. Все это пронеслось в каком-то
