Молодая мамаша подозрительно оглядела навязчивую гражданку, решительно оттеснила ее у коляски. Женщины покатили коляску к калитке, по пути дочь сердито выговаривала спутнице – пожилая женщина виновато оглядывалась на Лори.
Котят раздали соседям. Некоторые не хотели брать, но Лори таки всучила пищащие комочки со слезами на глазах.
Вывела в люди.
Пленка 05с. Серенус. Это любофф
Эпидномер диспансерного учета с ходу присваивать не стали.
Положительный результат догнал Лори лишь в октябре. Еще месяц ждали подтверждения из Омска, из головной арбитражной лаборатории. И все дни томительного ожидания Бассаров не мог смириться с очевидным; хотя процент человеческого фактора, гипотетическая ошибка была чудовищно ничтожна; пытался оспорить анализ местной скрининговой лаборатории, ходил к главному врачу как, бывало, к декану в надежде переправить оценку сокурснику. С «двойки» хотя бы на «троечку». Получить «зачет» и допуск к экзаменам, читай, допуск к жизни. Нам «четверку-пятерку» не надо, достаточно и «удовлетворительно». Но расклад был жесток: отрицательно или положительно. Третьего не дано. Что было несправедливо. Кипятился, что ему несвойственно, и разок даже хлопнул дверью в присутственном месте.
Лори, напуганная, сидела в машине, наотрез отказываясь переступить порог Центра. И ела мороженое. Его в Захолустье отродясь не бывало. Несмотря на то, что болталась в городе уже несколько лет, оставалась деревенщиной. Работала подсобницей там и тут. Опыт общепита и прочих рабочих мест гастарбайтерского толка. Учиться ей изначально в голову не приходило. А кто бы тогда ее учил-содержал? После того, как малолетняя племянница попала с ожогами в больницу, родня от нее отказалась. «Даже мать», - сухо добавила Лори.
Вести разговор в Центре на требовательных нотках помогал удивительный факт: ВИЧ-тест Бассарова был отрицательным. Повторный – тоже. Казус. Иногда так бывает, заметила доктор, вам повезло, молодой человек. Вся штука в том, что вирус передается кровь в кровь, через мельчайшие повреждения кожи или ее изъязвления.
Главный врач, дама с усиками, сославшись на ремонт, отфутболила его к Тришиной, заведующей клиническим отделом. И тут же кинулась к трезвонившему телефону:
- Але, минуточку, а какой колер?.. Как? Свинцовый?! Да вы что, тюрьму красить собрались! У нас тут больные люди, им и так, пардон, хреново!.. Сколько-сколько? За кило краски?.. Нет, это беспредел какой-то!.. – услышал Бассаров, выходя из крохотной приемной. Своей теснотой и перегородкой она напомнила ему отдел выдачи посылок поселковой почты.
- Это любофф! – заведя Бассарова в кабинет, громко, с иноземным акцентом, выразилась заведующая клиническим отделом, цветущая сорокалетняя блондинка, плотная, эдакая розоволикая Афродита, той же комплекции, что на полотнах предрафаэлитов. Весь ее облик будил дежавю о старорежимном доме свиданий.
Когда Бассаров положил на стол результат анализа, до него донесся сладковатый запах. Заведующая пользовалась рассыпчатой пудрой «Лебяжий пух», такой, в плоской красной баночке. Борина мама окунала в него кусочек ваты, эти бело-розовые комочки валялись на треснутом тусклом трюмо перед праздниками. Хотя в мире давно существует компактная пудра, Бассаров знал от знакомых женщин. Надо бы посоветовать ведущему клиницисту Центра – но как? Тогда лучше преподнести.
- Это любовь, - тихо и серьезно повторила Лариса Алексеевна. Кажется, заведующая не шутила. Хотя шутить могла. Бассаров слышал из коридора, как Лариса Алексеевна, с кряхтеньем снимая сапоги, смеялась перед началом приема за дверцей шкафа: «Борюсь с весом! Побеждает вес». Белый халат она носила на размер больше, дабы казаться меньше.
Позднее он без удивления узнал, что начальник ведущего отдела не замужем, и детей у нее нет. Принял как само собой разумеющееся.
Бассаров в категоричной форме попросил объяснить свой отрицательный статус.
- Понимаете, а вы еще как понимаете, что ВИЧ без смазки, что герой без сказки, - наконец усмехнулась Лариса Алексеевна Тришина. – Раскрываю секрет. Когда женщина желанна и любима, она истекает секретом… Вирус же, зараза такая, может жить только в мужском семени и в крови. Ну и шоб выжить, он, падла, ищет кровь. А секрет не дает. Если мужчина орудует грубо, без любви, то что?.. физику изучали в школе, маадой чиаэк? - микротравмы на слизизистых путях от трения обеспечены, кровь-морковь, пжалте, вероятность передачи вируса круто повышается. Все очень просто. А без презерватива фифти-фифти… Вот и весь секрет. Молодой человек, вас спасла любовь и нежность. Любофф!
Последние слова Тришина произнесла печально. На губе застыла пыль пудры, прибитая испариной.
Эпидномер присвоили, когда у Лори отросли волосы и выпал первый снег. Завели карточку с буквой «Д» в правом верхнем углу. Девушка в окошке регистратуре портновскими ножницами резала пополам ученические тетрадки и вписывала в них фамилии и цифры диспансерного учета. Абсурд эпохи реформ: СПИД, чума для взрослых, и - тетрадки для начальных классов.
В салоне «тойоты» было сумрачно. Вялый снегопад накрыл лобовое стекло узорчатой тюлью. Даже дворники включать не хотелось. Молча сидели в машине. Ветра не было – снежинки падали отвесно, и еще пару секунд, искрясь, жили на капоте, вспыхивая напоследок звездочками.
Одна снежинка, проследил Бассаров, прожила на пару секунд дольше сестренок. Хотя читал, что снежинки совершенно разные по структуре. Значит, в природе при тех же внешних условиях бывают исключения. Может, дело в узоре?
Солнце прорывалось из-за низкой облачности алыми залпами. Влажность повышенная, если снег ватными зарядами, не достигнув земли, зависает на кронах старых тополей. Гаражи превратились в сказочные избушки. Мальчишки у ближней пятиэтажки, сбросив ранцы, бросались снежками. Погода была замечательная.
Бассаров предложил прогуляться. Центр находился в глубине переулка, тупик до конца не заасфальтирован, и гравий лежал у бордюров. Наверное, пациенты чертыхались, сбивая каблуки, а, может, им было наплевать. Но то летом. Сейчас снежок прикрыл гравий, грязь и синие масляные лужицы на стихийных парковках.
Они пошли по переулку, словно знали, куда идти. Но идти было некуда. Бассаров взял Лори за руку, отдал вторую перчатку. Она не захватила из дома варежки. Никто не ожидал, что выпадет снег. Лори уцепилась за два пальца и благодарно потерлась щекой о плечо: спасибо, мол, что не бросил. Рука была холодная
Бассаров искоса поглядел на спутницу. Она шла, прикрыв глаза.
Странное чувство, будто ранним утром он ведет девочку в детский сад. Бассаров вспоминал это чувство как провидение, когда спустя десяток лет провожал дочку в садик: она так же цепко держалась за два пальца правой руки, прижимаясь и мешая идти…
И идти тяжело, и бросить нельзя.
Пленка 06с. Серенус. Стена
В СПИД-Центре ломали головы: как сломать стену.
Главный врач Бузина, подрагивая усиками, хваталась за виски:
«Я что, своей башкой должна ее проломить?!»
Далее шли эпитеты в адрес минздрава. В свое время Центру отвели деревянное одноэтажное здание 1930-х годов постройки. А может, и дореволюционной. Одни ставни и печи, округлые, с изразцами, купеческого пошиба, чего стоили. Понятно, с сексом в ту пору был напряженка. Раньше здесь, на окраине, работала санаторная школа, потом, когда сосновый лес извели под натиском города, на взгорье расположились всякого рода конторы – от строительной до заготовительной.
Центр задыхался без лаборатории. Негоже каждый анализ посылать в другой город.
Печи порушили, антисептику попутно тоже. Ставни оставили до лучших времен. В бывшей столовой санаторной школы, она торчала сараем во дворике, решили оборудовать лабораторию. Пристроить ее к главному зданию, сделать длинный теплый переход, дабы обеспечить изоляцию. И при транспортировке анализов свести до минимума человеческий фактор.
Надо было проломить стену. Да, башкой. Сообразить, как это сделать в здании, абсолютно неприспособленном для занятий медициной.
О стене Борис узнал, когда сидел в тесной приемной главврача и поневоле слышал обрывки телефонных разговоров.
Поначалу у Бассарова, который зачастил в Центр, эти разговоры лишь вызывали ассоциации с TheWall, альбомом PinkFloyd. Он мурлыкал припев про anotherbrickinthewall, когда услышал в коридоре обрывки разговоров про стену.
С Лори ничего не происходило. Она даже похорошела – новый, цвета deeppurple, бархатный пиджак от HugoBoss, пусть и китайский, но фабричного пошива, был Лори к лицу. А кто докажет, что фирменный пиджак выцыганен у пьяного «челнока» на монгольской границе бартером на водку «Чингис-Хан»? Жуткие роговые очки из Захолустья сменили легкие, из легкой оправы, производства развалившейся ГДР.
Ничего не происходило. Прошел «период окна», прошло еще полгода с тех пор, как Лори присвоили эпидномер. Ушла злая зима, змеиной поземкой принесшая немыслимый диагноз, стихли февральские ветра, выбивавшие слезы, слезы высохли, наступило тепло. В апреле они ездили отдыхать во Вьетнам, среди постояльцев отеля и на пляже Лори производила фурор. Да и среди местной публики она пользовалась успехом. Встречные юноши-велосипедисты что-то кричали ей, прохожие снимали шляпы. Налицо был азиатский налет Лориной фотогеничности. «Наша королева», - принимая чаевые, молвил в поклоне официант в кафе. И повторил на ломаном русском.
В ванной Бассаров украдкой разглядывал тело сожительницы. Никаких высыпаний, лимфатические узлы не увеличены, – Борис, обмывая Лори губкой, пытался украдкой нащупать их под душем.
И они успокоились. Может, и правда, никакого СПИДа нет, это заговор мирового Закулисья. И все-таки презервативы всегда лежали в спальне под подушкой – за ними Лори следила зорко, сама их покупала, и только в аптеке, даже если близости не намечалось (а не намечалось все чаще и чаще).
Вдобавок Бассаров совершенно неожиданно устроился на работу в Центр. Все началось с одноразовых шприцев. У Лори брали рутинный анализ на иммунный статус. Его посылали в Омск. У нее он, как прежде, был сносный, порядка 600 клеток CD4.
Лори привычно закатала рукав кофточки. Еще с минуту медсестра Оюна, невысокая круглолицая девчонка, смеялась над шуточками Бассарова. Лори усмехалась. Приоткрыв шкафчик, Оюна ойкнула, и серьезным тоном велела придти к концу недели. Или принести свой шприц.
- Одноразовые кончились,
