Плексус. 1. Квартира 48

интересное оптическое явление: капли ударялись о воздух и разлетались в крупинки, совершая танец брызг вокруг одной точки, а спускающийся с уличного фонаря свет будто потерянно разбегался по ней, сталкиваясь в отражениях с самим собой.
 
   Сердце поздно вняло состоянию рассудка: оно тревожно забилось и не сбавляло в темпе; глаза не отрывались от той точки, на деле фигуры, которая медленно шла в подъезд плеща лужи и не замечая природного хаоса. Момент, когда домофон зазвонил и долго не смолкал, ледяными объятиями сжал Владимира. Дверь закрылась, и рассудочное восприятие реальности вернулось в норму: капли обычно разбивались о поверхность; двор неизбежно принимал дождевую воду; а свет продолжал литься по всем плоскостям.
 
   Едва Владимир разобрался в случившемся, как он осторожно пошёл вслед за фигурой, ясно осознавая возможные последствия поступка и испытывая страх за Дарью и Алексея в квартире.
 
5-й дом отвечал тишиной.
 
   Владимир растерянно оглянулся и пристально вслушивался в каждый звук, который доносили разве что шум дождя, собственное спёртое дыхание и буйно бьющееся сердце. Дом молчал, и Григорьев прервал свою никчёмную маскировку и задышал полной грудью.
 
<<И померещится такое... точно, я словил простуду!>>
 
Он вызвал лифт.
 
Этажи откликнулись эхом прозвучавшего щелчка двери.
 
Владимир услышал затем грохот и возню.
 
Сердце будто остановилось на мгновение; руки похолодели. 
 
Ими, дрожавшими, Владимир исступлённо нажимал кнопку вызова лифта.
 
Осенила мысль звонить в полицию.
 
Он достал было телефон, как открылись дверцы и его ударило в поддых.
 
   Ничего, кроме пустого коридора и бледного, словно предсмертного, света из лифта Владимир не видел. С мучительной болью он старался вдохнуть, и получалось это только через болезненные интервалы; тем временем его легко, быстро подняли и швырнули в лифт, пол которого издал вместе с раскатом гневные и тяжёлые шаги.
 
Владимир и не думал дать отпор: утраченный ритм дыхания он едва мог возвратить, и мысль, что умрёт задохнувшись, охватила разум.
 
   Фигура была неразличима, и Владимир, между приступами удушья и жалобного стона от вдыхания насущного воздуха, посудил только одно - удушье прикончит, а лифт станет могилой.
 
Кнопка седьмого этажа была подсвечена.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
   Алексей и Дарья взаимно отказались от <<весёлого>> продолжения и, вооружившись кипячёной водой, уместились на разложенном диване, переставив стол ближе к телевизору, и угрюмо ожидали полного растворения алкоголя и частичного прихода организма в порядок.
 
Об отсутствии Владимира ещё помнила Дарья, брат же окончательно сломился под натиском дремоты.
 
   До этого он провёл (как мог, учитывая сонливость и хмельность) важную беседу с Дарьей насчёт Владимира, которую та полулениво, полувнимательно выслушала: Владимир принял неоднозначный и крайне субъективный выбор, о котором спорить можно до изнеможения, но, поскольку он бесценный и искренний друг, с которым они знакомы начиная с детства, не стоит, по мнению Алексея, углубляться в потёмки его души и пытаться, как незваные помощники, всё там вскапывать и менять на свой лад. Дарья и без его речи чувствовала гложивший её стыд, ведь она приехала отпраздновать прежде свадьбы воссоединение после трёх лет расставания с братом, за время которого они общались только по телефону, и то в ничтожные минуты, вырванные из суеты. 
 
   Дарья качала головой и призывала Алексея остановить баснословную тираду о ценностях и тактичности, выразила (ядро смысла не пострадало при обрывчатом нарушении речи) сожаление о допущенном ею промахе и дала обещание, что, как только вернётся Владимир, извинится перед ним.
 
   Сейчас она смотрела от скуки телевизор, где на ток-шоу пригласили супругов, переживающих развод, и их новых возлюбленных выяснить причины нелюбви старой пары друг к другу, присовокупляя небылицы, догадки, изредка без стеснения вымышленные факты и всё это отдавая на вольное подтверждение гостям-специалистам, смущённо или с жаром отвечавшим и статистам, и ведущим, и, собственно, главным участникам телепрограммы.
 
   Сквозь тишину врывался стук каблуков смазливого ведущего с пурпурным галстуком, пёстрой жакеткой и светло-зелёными штанами, и Дарье показалось забавным, если он, в таком прикиде, начнёт танцевать буги-вуги (так принёс бы капельку суматошного веселья). 
 
Стук раздался громче обычного. 
 
Дарья обратила на это внимание и заметила, что этот звук исходит сверху.
 
Она туманно смотрела в потолок, слушая неспешные шаги, и они прервались, будто источник их разглядел сквозь каркас дома опешенную Дарью.
 
Кто-то крикнул, показалось ей, но это зазвонил чужой домофон; Алексей встрепенулся и направил дремотный, недоумённый взгляд наверх.
 
   Шаги засуетились, и повторилось то же самое, что и в ту ночь, за исключением трёх вещей: никто не выстрелил, грохот и возня молниеносно прекратились, а звук поспешных шагов приближался к квартире Алексея.
 
Дом объяла пугающая тишина, сея тревожное чувство грядущего армагеддона.
 
Позвонили в дверь квартиры Алексея.
 
Он и Дарья переглянулись.
 
- Звони в полицию, Даша.
 
Она неуклюже достала телефон.
 
- Подожди... там Володя! 
 
   В искажающем объективе дверного глазка огромная голова Владимира с маленьким, щуплым телом нервно дёргалась, то показывая, то пряча страдальческое выражение лица; в коридорном свете был видел только он.
 
- Лёша, Даша... это я.
 
Алексей отпер замок.
 
- Лёша, стой! - крикнул Дарья.
 
   Дверь распахнули с нечеловеческой силой и Владимира бросили в Алексея; тот опрокинулся, едва задев подлокотник дивана; Дарья ринулась на кухню схватить нож, но её повалили на пол.
 
   В дверном проёме показались мужчина и женщина, одетые в тёмное, маски - Гераклита и Демокрита - и вооружённые пистолетами неизвестной серии, скрутили Алексея и Владимира, связали их; Дарья суматошно трясла ногами, как пойманная рыба, отбивалась тщетно от невидимки. Получилось ударить ему в живот, но он разозлился и стукнул её об стену.
 
Жертвы мямлили сквозь самодельные повязки, обвязанные вокруг рта.
 
Похититель в маске Гераклита достал нечто размером с футляр; соратники сгрудились над Алексеем и его близкими, и тот нажал на предмет.
 
Уютную гостиную заменило тусклое помещение с полуовальным пультом в центре, со всех сторон взирали круглые тяжёлые двери.
 
   В головокружительной глубине прохода, освещаемого вереницами ламп и оканчивающегося тупиком, что-то маячило: увесистый полицейский энергично боролся с неприятелями в безликих масках - громилой и коротышкой с копытами, вьющимся чёрным хвостом и звериным лицом, прикрываемым головным убором...