Часть Вторая: Сажа и пепел. Глава XI

День, и без того казавшийся бесконечным, замедляется. В суточном ритме накручиваются дополнительные часы, которые никто не станет учитывать, когда речь зайдёт о голоде и усталости, о сбитых ногах и перекрученных нервах. Я вижу каждый отблеск — то как тончайшие нити света пронзают пространство. Соударяются, прежде чем распасться на множество цветных осколков. Спиральная пляска освещения выхватывает размытый силуэт Сарита, застрявший в том месте где дроу стоял секунду назад, он неспешно смазывается, пока его обладатель перемещается за спину Персиваля. Можно было подумать о том как усталость, постоянные сражения и диета из довольно ненормальных грибов окончательно контузили беднягу Холта, но назойливый пронзительный звук был ничем иным, как хорошо знакомым, но давно позабытым комариным писком. По крайней мере именно так звучали бы комары достигая размера коровы — всеобъемлющий звук сам по себе пытался сломить окружающих, вызывая нервную зубную боль и мгновенное раздражение. Если именно так себя постоянно чувствует Сарит, то милосерднее было бы пристрелить его, или хотя бы отдать бедняге мешочек с наркотическим зельем.

Голос светлой женщины с золотыми бусинами на лбу не идёт из моей памяти. Я вообще стараюсь прислушиваться к незнакомцам, свято уверенным в том как мне стоит жить эту жизнь. По крайней мере в тех случаях, когда их мудрость не сводится к советам куда мне стоит засунуть своё мнение и куда пойти. Отработанная тактика выживания, ничего не скажешь — берите на вооружение. В этот раз бесплатно.

Во всех этих мыслях о противодействии потустороннему явно недоставало ориентиров, хоть каких-нибудь путевых вешек, отделяющих добро от зла, а разумную предосторожность от презренного малодушия. Собравшись с духом я изо всех сил отталкиваю накатывающую волну смазанной реальности, несущей свои разрозненные видения чуждых воспоминаний вырванных из контекста. Мягкая, не слишком настойчивая волна огибает меня и расплёскивается где-то позади. Это было так легко! Представить не могу, почему не попробовал провернуть нечто подобное ещё у кромки Тёмного Озера, вот только… секундное чувство ясности сменяется ударом молота, от которого мысли обращаются в желе, в разгорячённую тягучую массу, которую сложно удержать в неподвижности. Тошнота от наблюдения собственного содрогающегося “Я” подкатывает к горлу. Секундное мучительное чувство длится и длится и длится, растягиваясь во времени.

Занятые заклинаниями дерро перескакивают с места на место. Забавные маленькие фигурки проскальзывают в пространстве, а зрение умудряется охватывать целиком не только назойливые скачки, но и всю окружающую их действительность. Вездесущий взгляд направлен в точку размером с целое помещение, с жадностью, дотошно изучая каждую крупицу происходящего.

Из тоннеля доносится шум - то задорно переругивается пара квазитов, сильно опережая троих путников. Между невнятными очертаниями ещё трёх дерро проглядывает фигура чуть более важная для созерцателей -измождённый, избитый и связанный дуэргар.

Сверху доносится голос поприветствовавший нас мгновением раньше, но теперь к нему без труда удавалось прибавить внешние характеристики. Разрозненное сливается в единую картину, воссоздавать которую с каждой деталью хочется всё меньше.

Женщина дерро. Её голова была увенчана рогами, но когда воображение уступило место явственному, они оказываются всего навсего двумя сосульками сальных волос, торчащих по обе стороны от головы. Взбаламученная старуха оживлённо потрясает посохом и раковины на его конце приходят в движение, приятно пощёлкивая. Клацанью вторит звон многочисленных приспособлений закреплённых на её одежде: склянки и фиалы, жезлы и амулеты раскачиваются соударяясь, извлекая нестройную мелодию отвлекающую от визгливой речи.

По приказу женщины, исчадия без труда подхватывают уменьшенного пленника за уши и улюлюкая тащат наверх, ей навстречу. Как бы невзначай демоны протаскивают несчастного по слюдяным наростам, роняя на выступы и попросту издеваясь над ним. Даже если на теле дуэргара вспыхнет парочка новых синяков их будет крайне проблематично отличить от уже имеющихся.

Представление затягивается. Поведение приспешников в очередной раз выводит женщину из себя, но дуэргар наконец оказывается у подножия обелиска. Второй — дерро обмотанный тканевой мантией, напряжённо вглядывается в лицо пленника. Опираясь на причудливый посох усеянный грибами, он постепенно наполняется узнаванием:
— Это-это-это! Это же наглый бесполезный большеносый сборщик магических ингредиентов-ингредиентишек! Видели-знаем-бывали среди этих базарных лавок-лавчонок-лавочек! Как ты вообще умудрился проползти-заползти-пробраться так далеко через подземные тоннели-тупики-лабиринтищи? — визгливый голос колдуна взметался под потолок, стараясь поспеть за набирающими амплитуду взмахами посоха, — Почему вообще такой как ты мозгляк-слизняк-неудачник стал рисковать жизнью проделывая долгий путь, если не для Кражи Наших Тайн-Секретов-Секретиков?!
— Успокойся, уймись, не заводись — отвечает ему не менее встревоженная подруга, — у нас ведь есть рецепт как раз для таких наглых букашек, надоедливых выскочек!

Раскаты хохота и злобливое улюлюканье несутся дуэргару вслед, после того как парочка отправляет процессию в глубины пещеры. Коридоры изгибаются и делают новый виток прежде чем устремиться дальше. Скабрезные сальности и скверные шутки быстро сменяются обещаниями как следует накормить дуэргара грибами, которые со временем сломят его волю и размягчат рассудок. Ужасная участь. Ужасный смех. Пара дерро стоила друг друга.

На миг каверну укрывает тишина, позволяя как следует сосредоточиться на ощущении безумия, роящегося в покрасневшем взгляде женщины - преисполненная экстатического восторга она двигалась к обелиску не моргая через боль и слёзы. Зрачки расширены от восхищения, рот изгибается нестройным полумесяцем, голос содрогается от тошнотворного восторга так, что даже будучи бестелесным наблюдателем я чувствую себя грязным. С животной алчностью дерро прикасается к матовой поверхности, крючковатые пальцы скользят по чёрному камню и любовно описывают очертания барельефа насколько хватает роста.

Тончайшее изображение змеи возносится вверх, кольца наворачиваются на кольца, поднимаясь почти под самый потолок, прежде чем закончиться человеческой головой развёрнутой в профиль. Совершенный рисунок выступающий объёмным барельефом из гладкой поверхности, изредка прерываемой выбоинами недостающих сегментов. Не пойди видения на спад я бы с лёгкостью отыскал место для фрагмента позабытого на дне моей сумки, а при должной сноровке и для оставленного у Персиваля. Странная мысль - заманчивая, пугающая! Воображаемый процесс воссоединения целого, восстановления былой красоты и мощи нечестивого идола заставляет дрожь пробежать по оставленному за рамками видений позвоночнику, наполняя восторгом почти неотличимым от моего собственного. Только мгновения спустя я чувствую посреди ощущений ещё и спину Акаши — изгибаясь, ощерившись, неземной зверь дыбит шерсть и разъярённо шипит.

Мечтательная поволока нехотя покидает взор, развеивается как дым вместе с картинами неясного прошлого, постепенно скрадываясь спиральными отблесками грибного света. На прежние места возвращаются стены, друзья, парочка дерро и мои мельтешащие перед лицом руки. Обелиск застыл на возвышении, нависая мрачный шпилем, чернеющим меж вереницы огней. Никуда не девается не-змеиная голова на длинном вытянутом теле объёмного рисунка, теперь её невозможно игнорировать. Пара недобрых глаз так и сверлят мою душу из темноты своего обсидианового покрова.

Рука нащупывает нос и утирает поток багрового телесного сока прежде чем слабость накатывает. Алая липкая лента протягивается от костяшек пальцев до сгиба локтя, заставляя волоски прилипнуть к коже. Всё равно наблюдать за этим приятнее чем созерцать вращение мира, в котором так мало точек для опоры. Большинство из них и вовсе - живые существа застывшие рядом. Вряд ли они способны будут оценить груз моей признательности, воплотившийся в вес всего обрушившегося на них тела.

Друзья приходят в движение за которым следовало бы потянуться и мне. Это помогло бы избежать той мучительной боли, которая ударяет в нервно вздымающуюся грудь, распространяясь немеющей дрожью по каждой клеточке тела. Обычно я такой резвый и подвижный… теперь мне понадобился белоснежный росчерк хищной кусачей молнии, прежде чем тело сдвинулось с места.

Рванувший словно ветер, словно быстроногий Джар’Ра Холторн, мой товарищ Сарит загнал миконидов обратно в расщелину, после чего затаился позади Персиваля, там где стояла Ханаан. Куда опять подевалась Ханаан? Неужели рассказы о наших приключениях настолько упоительнее участия в них? Я стараюсь поспеть за остальными, устремляя стопы вперёд пока в щёку впечатывается нечто напоминающее снежок, если бы те лепились из крохотных ледяных лезвий исключительно по случаю войны. Я всё ещё не поспеваю. Отвратительное чувство. Головокружительная усталость сменяется крепостью духа и убеждений, которыми вполне буквально делятся со мной соратники. Я слушаю молитвы прильнув спиной к стене, голова запрокинута, губы обхватывают стеклянный флакон и втягивают целебное зелье жадными глотками, как если бы я пытался высосать самую душу красноватого эликсира. Именно так пустыни приучают вкушать жизнь. Степенный и вкрадчивый голос Аханы набирает силу, её слова приобретают нотки неподдельной уверенности, пока она обращается к своему божеству, а пронзительно-свежее прикосновение связывает меня с источником неизбывной уверенности. Тончайшая нить поблёскивает множеством оттенков, становясь отчётливее по мере того как я отслеживаю взглядом путь крохотного спектрального плавника до точки назначения - рыжеволосого воителя, чья тень медленно приобретает медные оттенки. Парень чувствует присутствие потустороннего. Его взгляд устремлён в пустоту пещер, а голос призывает не кормить демонических исчадий даже намёком на испуг. Установившаяся связь, натягивающаяся словно струна делает героическое воззвание громогласным. Пронзительным. Физически ощутимым.

Стрелы, болты и разряды электричества взмывают под своды пещер. Теперь недругам придётся затаиться… по крайней мере именно на это я надеялся, пока не увидел Нечто, в той стороне куда настойчиво вглядывался Персиваль. Из-за угла пещеры выпорхнуло отвратительное существо его: искажённая голова, невнятный комок со множеством бугров и впадин, вперилась в нас безумным взором единственного ока. Ком плоти летел по воздуху, деловито вращая кожистыми отростками, прежде чем проявление не заставило его распасться на две половины, выпуская длинную ленту мускулистого языка, порождающего… нет, не голос, но вереницу кровожадных смыслов, впивающуюся в наши умы. Стебельки существа напрягаются и выстреливают вереницей дёргающихся лучей. Прошедшийся по мне оставляет липкое чувство безнадёги, но ему просто негде