не с его шуток: широкое лицо писаря было кем-то размалёвано чернильным пальцем так, что напоминало морду диковинного зверя, вполне вписывающегося в картину всеобщего праздника. Фёдор этого не ведал и заплетающимся языком продолжал похабничать.
Степана подозвал к себе Бычков, а Фрол среди веселья искал глазами Катерину. Несколько раз на глаза ему попадалась Маруся в нарядной кофте с горячим зовущим взглядом. Вишнёвое монисто часто вздымалось на её пышной груди.
Подростки и дети, напрыгавшись через костёр, устраивали шумные игры, потасовки, бег наперегонки, слышались их дружные припевки:
Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло.
Глянь на небо —
Птички летят,
Колокольчики звенят:
Диги-дон, диги-дон,
Убегай скорее вон!
Матери сжигали на костре снятые с больных детей сорочки, чтобы вместе с этим бельём сгорели и самые болезни.
Молодёжь прыгала и скакала поодиночке и парами. Родители ревниво отмечали, с кем их чадо отходит от купальского костра.
Одна молодая баба привела к костру даже свою корову и пыталась прогнать её через огонь. Скотина с выпученными от страха глазами шарахалась во все стороны, а хозяйка настойчиво хлестала её по крутым бокам и гнала прямо в пламя, пока атаман не прикрикнул на неё, впрочем, довольно беззлобно:
– Хватить, Матрёна! Перестань мучить животину – вить молоко от страху сгорить у ей.
– А у нас в деревне завсегда скотину прогоняли через костёр. Он от мора защищает.
– Эх, деревня тёмная, деревня, – весело усмехнулся Чернецов, приглаживая усы, – таперя ты, Матрёна, станичница, и веди себя, как подобаеть казачке.
Даже древние старухи нашли своё местечко на празднике Ивана Купалы, возглавивши выводки несмышлёнышей, внимавших им с открытыми ртами.
– Нонче оживёть всякая нечисть. Ведьмы, оборотни, русалки, змеи, колдуны, домовые, водяные, лешие соберутся на Лысой горе в Киеве и будуть праздновать там свою ночь. Шабаш справлять! Кто-то останется и здеся. Вы зараз к воде близко не подходите: водяные утащать под воду, леший можеть напугать в лесу, завести в чащобу. Колдуны ходять по дворам и отбирають у коров молоко, портять хлеб – вредять людям…. Да и слепая змея медянка получаеть зрение на цельные сутки. Страшно глянуть: бросается на человека, как стрела, можеть пробить его дажеть наскрозь.
– Бабуня, как же в лес не ходить, а за папоротником?
– Надобно знать, как остерегаться нечисти. Учитеся, пока бабка жива.
Увидите русалку, не подходитя к ней, не гутарьтя ни об чём. Рукой обведитя вокруг себя, да перекреститеся. Но лучше рубашку новую на неё накинуть. Сидить она на берёзе, рубашонки просить. Ты на неё и накинь. Тогда русалка добрееть, и усё делаеть по твому желанию….
– А как обращаться с лешим, бабушка?
– Леший! Он страшен, когда маленький. А растёть, значит, уходить. Чем он выше, тем дальше от тебя. Есть заговор против лешего….
Костёр догорал. Девки пошли пускать на воду венки. Тонкоголосо запели:
Ой, на святого,
Ой, на Купалу
Девки гадали,
Венки кидали,
Кидали в воду,
В воду быструю.
Скажи, Кубанушка,
Про жизнь молодую.
С кем, наша Кубань,
Век вековати?
Кого, наша Кубань,
Любым назвати?
Долго ль я жити,
Долго ли буду?
Неси, Кубань, венок,
Не дай потонути.
Запевала, как не странно, Маруся Бычкова. У неё, в отличие от трубноголосой матери, оказался нежный и приятный голосок. Кинув в реку свой венок, она на миг замерла в ожидании, но увидев, что он смело помчался по воде, даже опережая венки её подруг, продолжила пение. Уже четвёртый год бросает она венки в Кубань, а жениха всё нет. Может быть, в этом году ей повезёт. Хотя на Фрола надежда гаснет, а другие не нравятся ей вовсе. Её, конечно, сватали – невест на всех не хватает, но родители учитывали желание своей единственной дочери.
Фрол подскочил к девкам и, в полутьме вглядываясь в их лица, воскликнул:
– Ай, красавицы, на венки надейтесь, но и сами не плошайте!
– Постараемся, Фролушка!
– Да и вы, парни, не зевайте! – задорно сверкнула глазами рыжая толстушка лет шестнадцати и тут же опустила очи к долу: к ней подходил Мишаня Долгов с недавно образовавшимися на румяном лице усами.
А девки веселились:
– Выбирай, какая глянется!
– Не теряйся, Фролка!
– Вон Мишаня уже выбрал.
Но Фрол, не увидев Катерины, сник и отошёл в сторону.
Маруся тоже погрустнела: «Присох он к этой кобыле, Катьке. Чего только в ней он нашёл? Обманула Шкандыбиха. Не помогло её зелье».
Фрол уже на каждую девку посмотрел. Неужели Катерина осталась дома? Он проследил взглядом за Терентием. Тот, вместе с другими служилыми казаками и стариками, направился к хате атамана – догуливать праздник.
– Не робей, воробей, – приободрился Фрол, вскакивая на коня.
[1] Трипутник – подорожник.