- Неужели? Откуда такая самоуверенность. Я уже было решила, что между нами установились самые доверительные отношения.
Наклонилась, быстро выбросила руку и зажала его нос пальцами, усиливая давление. Он совершенно не ожидал этого, питая надежду, что их легкий диалог будет иметь продолжение. Боль ужасная и унизительная. На конце носа, его крыльях много рецепторов, весьма чувствительных. Поэтому даже легкий удар в нос бывает болезненным. Из глаз потоком льются слезы, человек открытым ртом судорожно хватает воздух и ничего не может сказать. В прежние века отрезали носы, лишая человека чувствительности. Только увидев, что офицер уже в полуобморочном состоянии, она убрала руку.
- Ну! – повелительно проговорила она, с брезгливой гримасой вытирая пальцы, которыми она только что зажимала ему нос.
- Я не дам вам такой информации.
- А мне кажется, что дадите. Нет! Я неверно выразилась. Не кажется, я уверена в этом.
Она зашла ему за спину и накинула ему на шею поясок, затягивая его все серьезнее. Он побагровел, пытался просунуть пальцы под поясок, но ему никак не удавалось это. Когда она опустила поясок, он долго откашливался и глотал широко открытым ртом воздух. На его щеках блестели слезы. Это у боевого-то офицера, который воевал уже несколько лет. Прежнего лоска не осталось и следа. Но не успел он отдышаться, как последовал удар в челюсть. Удар был сильный, хорошо поставленный. Он упал вместе со стулом. И она тут же наступила сапогом ему на промежность. Он завыл. Ухватился обеими руками за ее сапог, но не мог сдвинуть его ни на миллиметр.
- Так больно? – спросила она.
Теперь в ее руках были щипцы, которыми давили скорлупу орехов. Она вертела ими перед собой. Потом наклонилась, быстро схватила его руку, засунула палец в щипцы, надавила, хруст.
- Ничего! У нас же десять пальчиков. Так что у нас всё еще впереди.
После третьего раздавленного пальца офицер заговорил. Он хотел теперь одного, чтобы всё это закончилось. Как угодно! Хоть расстрелом. Он держал перед собой окровавленные руки и говорил, говорил, говорил.
-
Пытки, будут широко использоваться в подвалах ЧК. Тут они проявятся поистине дьявольскую изобретательность
По воспоминаниям бывших узников следственной тюрьмы, известной как «Сухановка» или Спецобъект №110, там практиковались пытки 52 видов. В 1938 году тюрьму оборудовали в помещении монастыря Святой Екатерины в Подмосковье. Подробный список методов, которые использовались для получения нужных властям показаний, составила и опубликовала в книге «Сухановская тюрьма. Спецобьект 110» историк, исследователь ГУЛАГа Лидия Головкова.
Самой простой пыткой было избиение, пишет исследователь. Избивать людей могли сутками без перерыва, посменно — следователи меняли друг друга, работали не покладая рук. Еще один довольно распространенный в то время способ получения показаний — испытание бессонницей: заключенного могли в течение 10-20 дней на долгое время лишать сна.
Были в арсенале палачей и более изощренные средства. Жертву во время допроса сажали на ножку табуретки таким образом, что при любом движении подследственного она входила в прямую кишку. Другим истязанием была «ласточка» — заключенным за спиной связывали длинным полотенцем голову и ноги. Вытерпеть такое невозможно, но людей в подобном положении держали часами.
Изобретательность следователей-садистов можно сравнить с изощренной фантазией киношных маньяков.
Людям под ногти загоняли булавки, отбивали дверьми пальцы, сажали в так называемые «салотопки» — карцеры, где поддерживали высокую температуру. Пытали заключенных и в бочках с холодной водой. Следователь мог заставлять жертву пить чужую мочу.
Свидетельств о том, что кто-либо выдерживал нечеловеческие мучения, практически нет. В тюрьмах ломали бывалых военных. Генерал Сидякин после истязаний сошел с ума: Головкова пишет, что он начал выть и лаять по-собачьи. Многих после допросов отправляли на принудительное лечение в психиатрические больницы. Из документов известен один случай, когда заключенный уцелел в спецучреждении и выдержал пытки.
Михаил Кедров, бывший чекист, который пожаловался на злоупотребления в органах, прошел через пыточную тюрьму, не сознавшись в обвинениях. Это помогло ему на суде — его оправдали. Правда, уйти от сталинских палачей ему не удалось: после начала Великой Отечественной войны его расстреляли без возобновления следствия по приказу Лаврентия Берии.
Машины-убийцы
Комиссар госбезопасности часто лично издевался над жертвами. Перед расстрелами заключенных он приказывал своим подручным избивать их. Видимо, это доставляло главному сталинскому палачу какое-то особое удовольствие.
На спецобъекте у Лаврентия Берии имелся личный кабинет, из которого на персональном лифте можно было спуститься в помещения для пыток.
Известны и примеры когда нацистские палачи перенимали опыт советских «коллег». В НКВД придумали специальные автозаки, которые были самыми настоящими машинами для убийства. Выхлопная труба у них выводилась внутрь кузова, и заключенные умирали при перевозке - их тела сразу везли в крематорий. Данный метод гитлеровцы применяли в концентрационных лагерях.
Так что Евгения Михайловна Шаховская стояла у истоков будущей пыточной машины.
3
Она увидела свою петроградскую квартиру. Она стоит у окна. Серое небо, серые здания, серый бульвар. И люди должно быть такие серые, как весь этот мир под серым петроградским небом.
Она так не может. Для нее жить значит рисковать, чувствовать, как учащенно бьется сердце и от опасности мурашки бегут по всему телу, и немеют пятки, и кружится голова.
Всё поменялось. И только это небо и эти здания остались прежними, и она впервые не знает, как ей быть, как ей найти место в этом бурлящем водовороте, чью сторону принять. Ее родственники, друзья, знакомые бежали из Совдепии на юг к армии белых или в Европу. Ее тоже уговаривали бежать. Ведь с ее титулом она никак не вписывалась в новую жизнь. Но она не может бежать на юг, потому что там не только ее друзья, но и ее враги, которые настаивают на смертном приговоре, считая ее предательницей. Они никогда не простят ее, как и она не простит их.
Большевиков считали сиволапыми варварами, которые уничтожат всё, что создавалось веками. Ведь они пели «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». Но всё-таки они ей были больше по душе, чем те, кто объявлял их исчадием ада. Они до банального просто объясняли мироустройство: вся человеческая история – это борьба угнетаемых против угнетателей. И вот угнетаемые одержали победу. Теперь они уничтожат угнетателей и наступит царство братства, равенства и свободы. Они снесут дворцы, выбросят на свалку старую культуру, вместо которой создадут новую. И теперь угнетаемые будут вершить историю и делать ее по своему разумению. Смешная сказка! Но народ поверил в эту сказку и пошел за большевиками.
В дверь раздался сильный стук. Она вздрогнула. Кто это мог быть? Ничего хорошего от нежданного визита она не ожидала. Так могут стучать только те, кто чувствует себя хозяевами этой жизни. Она открыла. Делала она это спокойно. Даже руки не тряслись. В коридор вошли трое красногвардейцев, оттеснив ее к стене. Следом появился плотный мужчина в кожанке и сверкающих сапогах. Сапоги визгливо скрипели.
- Гражданка Шаховская?
- Да.
- В квартире есть кто посторонний?
Красногвардейцы заглянули в залу, спальную комнату, на кухню. Приклады винтовок стучали по полу.
- Я одна.
- Следуйте за нами!
Она даже не испугалась. Такое ощущение, что это происходит не с ней.
- Могу я собрать вещи?
- Ничего не надо.
Значит, расстреляют. Даже не довезут. Заведут куда-нибудь в боковой тупик и изрешетят пулями. Одно плохо. Если будут стрелять в голову, то изобразят лицо. Она даже после смерти хотела оставаться красивой. Когда она закрыла дверь, ключ у нее не забрали. Странно!
Никакой вины перед новой властью у нет нет. Но это не имело значения. Уничтожали за то, что ты офицер, за то, что ты принадлежал к эксплуататорским классам. Могли расстрелять и за то, что занимаешь просторную квартиру, за то, что имеешь прислугу.
В кабинете она увидела на задней стене два больших цветных портрета, двух бородатых немцев Маркса и Энгельса, которые стали большевистскими апостолами. А когда-то на этом месте висел портрет царя. Комиссар вскинул голову.
- Гражданка Шаховская! Прошу присаживаться!
Она спросила:
- Я арестована?
- Напротив.
Комиссар был явно из марийцев или мордвы. Этот типаж не нравился ей.
- Напротив – это как?
- А напротив это так, Евгения Михайловна. О вашем существовании знает товарищ Луначарский. Он позвонил и поинтересовался о вашем существовании, чем вы заняты.
- Что с того?
- Что я мог сказать? Что вы живете тихой обывательской жизни. Редко покидаете свою квартиру. Нигде не бываете, не работаете.
- Я бы рада. Но вы же знаете, что сейчас крайне затруднительно найти работу. Разве только разгружать баржи.
- Знаю. Вот Анатолий Васильевич предложил вас трудоустроить. И мы предлагаем вам работу. Нет! Нет! Баржи вам не придется разгружать. Не та у вас конституция.
- Кем?
- У нас.
-