Часть Третья: Вынужденное взросление. Глава III

появления сверхъестественных сил и животного нюха моей напарницы. Из-за этого я чувствовал себя жертвой — люблю хвалить людей за достижения, но замечать как они спотыкаются так и не привык. Дожили — я начинаю понимать пустынных отшельников, не это ли у людей называется старостью? Осторожно подступаясь к Персивалю, сегодня Джар’Ра совершает невозможное, не допуская даже намёка на вторжение в чужое личное пространство. Пожалуй, между нами действительно лежал овраг мыслей, поросший разницей жизненного опыта, больше - меньше — какая разница, если ментальную уязвимость не перекрыть ни скоростью реакции, ни тяжёлыми пластинами чернёного металла? Скрывать не стану, от Персиваля я ожидал гораздо большего, но смотреть приходилось строго перед собой — на комок нетерпения и бессильной злобы. Урони, надави и он разлетится на тысячу маленьких недовольных рыцарей. А вот потенциал… потенциал был огромен. В моей левой руке потрескивает электричеством рудный камень подаренный великанами клана Кейрнгорм — не знаю какую энергию поместила туда Тенебрис, но лучше бы ей действительно быть целебной. Охота с которой левый наруч радостно отвечал на метущиеся внутри минерала искры, подсвечиваясь в ответ электрическими всполохами множества рун, вызывала опасения. Разжимая вторую руку, я протягиваю парню фигуру шахматного коня. Прообразом послужил символ на щите, увиденном в день побега от кровожадных дроу. Такая глупость… должно быть я действительно мог как следует выспаться, если бы не фанатичное желание закрепить свои мысли этим символическим подношением. А мысли просились наружу и казались прозрачными до одури.

Тенебрис не была злой. Злые существа строят козни и преследуют откровенно паршивые цели, наслаждаясь собственным превосходством. Со стороны набор элементов мог казаться похожим, однако в завершённую картину не складывался, как не верти. Она не страдала отсутствием эмпатии, не была глупой, агрессивной или склонной к предательству, однако в интеллектуальности своей не ушла ни-ку-да от первородной животной сути. Посуди сам — ты не сечёшь кобылу за нежелание прыгать через бездну, не пинаешь собаку из-за неспособности вести долгие разговоры о живописи, не ломаешь руку голодному мальчишке беспризорнику за попытку стащить с переполненного прилавка краюху хлеба, иначе проблема в тебе. Решив оставаться разумными не будучи человечными мы совершим ту же ошибку. Выглядело некрасиво, но я правда верил — Тенебрис не вредила нам и даже не шкодила, в её поведении накануне и утром отсутствовали мотив и злостный умысел, скорее всего она не раздумывала о причинах нашего недовольства вовсе. Кошачий разум был занят иными вещами, преследуя те же добро и пользу — вещи за которые мы любим Ахану, держимся поближе к Персивалю или… хвалим её, Тенебрис. А теоретическая возможность приченённого кому-либо вреда? — она оставалась в иллюзорном пространстве мрачных фантазий, жить которыми для прохиндейки всё равно, что бездействовать обладая возможностью добиться успеха.

Если юноша действительно хотел повлиять на вредную кошку, ему стоило видеть в ней инозмеца, говорящего на совершенно ином наречии знакомого языка — обрисовать ситуацию в которой друзья ранены и не способны поддержать её, сам Персиваль обижен и больше не берётся за помощь, а возможное нападение на лагерь грозит рисками пересиливающими бездействие — потерей удобств, лишением ресурсов, а может быть даже самой возможности творить, ушедшей вместе с жизнью. Ища понимая в глазах парня, я продолжаю напряжённо философствовать, пульс бьётся в моих венах, а камень зажатый в левой пятерне отдаёт синевой в глаза, подхватывая учащённый ритм.

Виновница моих длинных монологов невольно выступает в качестве прекрасного наглядного пособия, ни на секунду не отлипая от котла. Она замедляет наши сборы на час, а после тратит ещё половину на восхищение способностями Котлуши и поиски свободной склянки. Каким-то чудом Сарит прихватил из Греклстью несколько алхимических бутылочек, в одну из которых голем-котёл наливает ядрёный оранжево-красный состав, вычёрпывая его длинным половником. Освободившаяся железная рука чертит на земле “Зелье дыхания огненного дракона” — я постеснялся, но среди остальных так же не нашлось желающих одобрительно присвистнуть, в чём я вижу досадное упущение. Если алхимические таланты нового члена команды позволят утопить в зельях исцеления кого-нибудь весом эдак киллограммов в девяносто, среднего роста, со смуглой кожей и очаровательной улыбкой, жизнь нашей целительницы станет намного легче. Наступает наш черёд поработать — поплевав на ладони, я поднимаю Джимджара повыше и жду пока роф двинется за Персивалем. Кларисса ведёт отряд сквозь темноту.

Прибрежные воды едва плещутся, избавившись от любых следов ночных скитаний. Подступить к воде за время пути мы решаемся лишь однажды, возле небольшой запруды разделившей тропу на две половины крупными притопленными камнями. Ахана приглашает Клариссу поближе, остальные увязываются следом, желая последить за ходом ритуала. Не питает интереса к происходящему один лишь Сарит, куда более сосредоточенный на желании заметить смертельную опасность ещё на подступах. Разговор в ходе несения дозора точно не был сном, фантазией об убедительности красноречивого Джар’Ры Холторна, но волшебница плетётся следом словно узник, вынужденный наблюдать за возведением виселицы. Кларисса нервно сжимает-разжимает пальцы, нечто подобное делает и Ахана вернувшись с маленьким котелком озёрной воды, прежде чем расчертить на земле круг. Зачёрпывая пригоршню из котла, жрица просит участников зайти внутрь, вытягивая руку вперёд. Задающий вопросы должен быть готов отвечать следующим, цвет воды в лодочке из пальцев покажет правда прозвучала или ложь. Звучит несложно.

Я жмусь поближе к Ахане и Персивалю, освобождая как можно больше места в круге. Происходящее причудливо само по себе и вдобавок предоставляет неоценимую возможность облегчить душу или узнать много нового об остальных. Воды Истины вызывают у меня восторг смешанный с паникой, словно зачарованный я гляжу на ладошку Аханы, но пока не происходит. Вознамерившись не упустить из виду вообще ничего, Персиваль сыпет вопросами, Кларисса терпеливо выговаривает закавыристые звуки — клинок, руины, сестра Персиваля — она выдала все подробности и сожалеет из-за неспособности сообщить больше. Большая часть находок волшебницы это предположения и действия в условиях ограниченной информации, подобно нам она хваталась за наилучший вариант и по-совместительству единственный. Свойства древнего оружия плохо описаны, упоминания малочисленны, а следы затерялись в вековой тьме. Ей он нужен для избавления от проклятия и если Персиваль возьмёт на себя труд владеть и орудовать мистическим мечом, о большем она просить всё равно не станет. Редкие капли просачиваются между синих пальцев, осыпаясь на пыль и камни. Ахана выглядит уверенно, значит допрос идёт своим чередом и курица с обликом дворфийки говорит правду.

Первые перемены я замечаю, когда начинает отвечать Персиваль. Ещё в городе юноша признал в спутнике своей сестры волшебника из наших видений и принялся было описывать как тот попался ему в ходе расследования — сволочь схватил его и напялил обруч на голову, стёр память но прежде признался в встрече с Агатой с тоской отметив девушку как негодную для Их целей. Вода в руке Аханы стремительно потемнела. Смешно было наблюдать оцепенение окружающих, включая самого Персиваля, но парень просто ошибся, стараясь выдавать необходимый минимум информации без упоминания совсем безумных вещей. Сны о прошлом посетили нас практически в одночасье после ухода Аяны — апатичная наёмница проследовала за своими спасителями от Слупладопа через Чёрное Озеро с чёткой установкой защитить и уберечь, но бросила дело на едва ли не на середине. Наверняка среди её дружков-Арфистов найдётся и рыжий мужик в шейном платке, алом как кровь и ему-то мы и обязаны потерей воспоминаний. В отдельных видениях являлись и прочие, из Изумрудного Анклава, Ордена Латной Перчатки и Альянса Лордов… но волшебник с алыми лентами на посохе стоял особняком и мог преследовать свои собственные цели. Стоит Персивалю признать свою ошибку и жидкости возвращается колодезная ясность. Кларисса кажется довольной. Капли всё ещё осыпаются на землю, собираясь в миниатюрное озерцо.

Собираясь уже сделать пол шага, я замираю из-за того как взволнованно подскакивает Стуул. Оказывается малыша в круг привёло не любопытство, а собственный вопрос — не желает ли ему зла холодная механическая кошка? Автоматон регулярно поглядывает на обоих миконидов, хватает, таскает и рассматривает, а недавно, когда речь зашла о зомбирующих спорах, против воли изучал испуганного Рампадампа. Приседая на корточки Тенебрис поглаживает растревоженного Стуула по шляпке и снова в её голосе слышатся нежность замешанная с вдумчивой грустью — заручиться бы и нам такой чуткостью с её стороны. Изобретательница признаёт, что хватила лишку, но была слишком напугана рассказами о злой грибной властительнице, способной перемещать взрослых миконидов сквозь пространство и заражать живых грибком подавляющим личность. Да, она отнеслась к незнакомому грибочку с нескрываемым подозрением, но только из-за желания избежать чужой воли, превращающей в безвольных марионеток любого из нас. Покружившись на месте, Стуул заметно веселеет, свободный от мрачных мыслей. Мелочь, скажете вы, но он ведь даже не стал интересоваться цветом воды, ему просто хватило разговора с подругой. Тенебрис так же не спешила задавать ему ответных вопросов и здесь уже мне не удаётся устоять на месте. Не верить в благосклонность богов это одно, однако именно от неё я ожидал хотя бы малейшего интереса к процессу. Выступая вперёд, Джар’Ра Холторн набирает побольше воздуха в грудь и произносит громко и уверенно:

— На самом деле, я тоже волшебник! Я владею могущественной морковной магией. Многочисленные чудеса увиденные вами не являются банальной ловкостью, в их основе нет силы, сноровки и мудрости. Поймать стрелу - вы серьёзно? Очевидно, это крохотные морковные стражи незримо управляли телом, либо предметами вокруг него! — навряд ли хоть кто-либо обладал способностью хоть на секунду поверить в подобное, даже Стуул, если только его не смутило слово морковь. Я произносил небылицы очистив разум, без улыбки и критических мыслей, наблюдая за тем как стремительно чернота заполняет ладонь Аханы.

— Я не знал места, способного называться моим домом до семнадцати лет — мой голос