— А ещё в моих жилах течёт клюквенный сок и моё любимое блюдо это свежеиспечённые младенцы.
Кажется магия знает разницу между метафорами, домыслами, заблуждениями и явью. Можно ли таким образом узнать глобальное и космическое положение вещей? Насколько непогрешимой может быть горсточка влаги в синих руках водной эльфийки? По крайней мере, ритуал действительно работал и Кларисса нам не лгала. Но я всё ещё стоял в круге, а искушение в такого рода вещах слишком велико. Похрустывая костяшками пальцев, шутник и затейник Джар’Ра спрашивает их, не хотят ли они прикончить его. Вопреки абсурдности ситуации, на ладонь Аханы я глядел с замиранием сердца. Череда отказов не нарушила чистоту даже каким-нибудь мимолётным грязным оттенком. И рука девушки не дрогнула. Наконец вспомнив как улыбаться, Персиваль замечает, что никогда желал мне зла, но периодически борется с искушением хорошенько врезать, но и это не беда, пусть занимает очередь, за мной будет. Нужно будет предложить парню дружеский спарринг, заодно узнаю на собственной шкуре как крепок адамантин. Ещё полминуты мы ухмыляемся и переглядываемся, в итоге добившись единодушия, пусть и в такой отвлечённой теме как моя погибель от рук собственных друзей. Обводя их взглядом, я с запозданием замечаю последние капли озёрной воды, проливающиеся в миниатюрный мокрый кратер под ногами. Заклинание развеивается. Не скрывая воодушевления, Кларисса выступает вперёд с удвоенной энергией. Постукивание коготков проводницы по каменистому настилу становится отчётливым, не оставляя иных вариантов кроме как последовать за ней.
Дорога пролегает лентой между отвесными скалами и подступающей озёрной бездной. Тенебрис бормочет, обзывая ритуал правды магией для вечеринок, с чем Ахана горделиво соглашается, обещая взять это на заметку. Найдя неожиданное сопротивление со стороны чуткой девушки, Тенебрис принимается задирать Персиваля, встречая закономерный шквал критики, в пятую долю не способный сравниться с нашими ночными перебранками. Язвительный обмен комментариями кажется плоским, окружающие молча смотрят перед собой, позволяя хиленькому конфликту издохнуть от старости. На краткий миг я даже успеваю озаботиться временем, которое отнял у остальных в ходе ритуала, например у хвостатой изобретательницы, по поглядывая за спокойным движением шарниров и ленивостью заряда вредной энергии, быстро успокаиваюсь. Тенебрис давно составила мнение относительно Клариссы и не собиралась задавать вопросы, способные привнести новые переменные к её выверенной нелюбви, а уж позволить пернатой сопернице задавать встречные вопросы не могла вовсе. Мир прост и понятен, когда ты дробишь его на чёрное и белое, не намного сложнее он становится, если глядеть через эгоцентрическую призму зверя из машины — понятно всё, кроме вещей о которых не стал задумываться.
Монотонная ходьба занимает несколько дней, перемежаясь спокойным сном, простой пищей и разговорами ни о чём, в произвольном порядке. В какой-то момент водная стихия пожирает остатки берега, вынуждая путников отступить, возвращаясь в серое лоно пещерных туннелей. Тишина и темнота становятся привычными, едва-едва нарушаясь шепотками, мерцанием кристаллов и невнятным свечением флуоресцентных грибов. Темп размеренный, практически медитативный. Старые мозоли набрали силу на привычных местах, благодаря чему шероховатые “рога” носилок лежали в ладонях как влитые и я чувствовал себя вторым тягловым мулом причудливого подземного каравана. Остановка случается из-за вороха камней, заблокировавших проход. Последствия обвала, заполонившего пространство впереди грудой булыжников и земли, унаследовали у Подземья масштаб и беспросветную мрачность, вынуждая свернуть в один из множества тесных туннелей, с которыми Кларисса была незнакома.
Узкая лента дороги лишённая потолка казалась мне титаническим шрамом оставленный землетрясением на теле скалы. Клаустрофобные стены оставляли отряд в покое на краткие мгновения с единственной целью — снова напрыгнуть едва оттолкнувшись, прижимаясь ещё сильнее. Каменные тиски подступают к шерстистым бокам Арчи, вынуждая нас совершить последнюю остановку — дальше придётся идти гуськом. Кларисса повторяет своё любимое заклинание: “не шуметь, не кричать, света не зажигать”. В таких местах любят селиться монстры, замечает волшебница указывая на ущелье, хотя следовало обвести пальцем Подземье целиком. В руках волшебницы возникает очередной флакон, на этот раз заполняя пространство вокруг гаденьким смрадом, стоит субстанции пролиться. По настоянию Клариссы, сосуд идёт по рукам, обещая замаскировать от хищников запах любого, кто не гордая механическая кошка по имени Тенебрис, отказавшаяся от подобного рода подачек. Шествие возобновляется. Товарищи так спешат преодолеть тесный проход, что мне не остаётся ничего другого, кроме как идти последним. Позади меня чернеет провал пустоты, а впереди раскачивается сплошная стена плотного ворса. Даже вздумай я поговорить, кроме Джимджара собеседников не оставалось, а он в последнее время был молчаливее моей извечной попутчицы, не намеренной пробуждаться ради колебаний серости, наблюдаемых сквозь мои ущербные глаза. Цитата почти дословная. О существовании мира по ту сторону рофа остаётся догадываться по редким шорохам, вздохам или излишне громким шагам. Закрывая глаза, я продолжаю шествие, ориентируясь на слух — скорость зависит от впереди идущих, монотонный ландшафт убаюкивает, редкие камни раздавлены коваными сабатонами или отброшены мохнатыми копытами. От меня ничего не зависит. Я — крохотный муравей, замыкающий цепочку со своим бесценным грузом. Скорость снижается. Одежда трепещет подобно парусу повинуясь дурному нраву оглушающего ветра, воем несущегося через тоннель. Волна воздуха высекает из трещин аморфные крики и стоны, принадлежащие никому и полчищам существ сразу, взбалтывая плечи непрошенной дрожью. Холод пронизывает до косточек. Застревая в ушах, визг продолжает путешествие в моей голове, не встречая соперника в шорохе шагов и скрипе носилок. Я вновь ударяюсь бёдрами о носилки. Роф застыл как вкопанный. Будь это новой сварой, я бы услышал. Развилка? Досчитаю до ста и если не двинемся придётся каким-то образом перелезать Арчи.
Безнадёга наползает из темноты, протягивая к путникам длинные цепкие ложноножки. Пребывая в прострации не сразу замечаешь исчезновение мира вокруг — его отсутствие видится логичным продолжением сознания, заполненного цветными вспышками образов и рассуждений. В бесцветном мире такие копания в себе на вес золота. Стены, своды, слюдяные сосульки, слабый свист стихии, студёные сумерки, серость, скука… а где все спутники? Потерять из виду Принца Дерендила должно быть задачкой нетривиальной, но факт остаётся нерушимым, даже если ускорить шаг. Опасливо затихая, прислушиваясь, Ахана застывает, пытаясь уловить звук шагов. Но рядом кто-то есть, знакомая фигура, очертания проглядывают из темноты. Это Персиваль и никто другой. Каким-то образом девушке удалось догнать его в обход остальных. Широкая спина под чернёным доспехом. Шёпотом она предупреждает юношу, о пропаже Дерендила. Возможно тот заблудился. Шёпот тише звука дыхания, пугаясь шума она говорит так вкрадчиво, что едва слышит саму себя, по большей мере просто угадывая обрывки шелестящих слов. Доспех остаётся нем и недвижим, а когда она протягивает руку и хлопает друга по спине, холодный металл под ладонью слегка резонирует, отдаваясь гулом пустой дубовой бочки. Одиночество не покидает жрицу. Посторонние шумы смолкли, подавив даже частые и оттого скоро забываемые звуки постороннего дыхания. Вращая головой, она не сразу замечает как опустившаяся при переходе прохлада ветра, сменилась леденящим прикосновением металла, охватывающим запястье подобно корке инея. Девушка рвётся прочь, но латные перчатки неумолимо тянут её, вжимая в непрошенные железные объятия от которых становится невыносимо бежать, двигаться, даже дышать.
***
Нервное напряжение бессловесного перехода начинало действовать на нервы. Бесконечно следуя указаниям малознакомой волшебницы, поманившей за собой рассказами о сестре, Персиваль страдал от гадостного чувства скребущего естество где-то между горячим сердцем и холодной адамантиновой пластиной. Тревога нарастала. Составить план нельзя. Почему-то он не попросил Стуула связать всех спорами. Бряцать металлом и то было опасно, если судить по недовольным взглядам Клариссы. Кларисса. Он не видел её, но на протяжении всего пути загадочная проводница в облике курицы цокотала коготками по каменистому полу впереди, в каком-то метре или двух, не больше. Тело предчувствует удар и машинально отшатывается, вскидывая руку. Он уткнулся в стену. Неустанные щелчки раздаются сквозь занавес земли и камня, в издевательской манере отдалённо напоминая походку Клариссы, прежде чем затихнуть. Вот ещё. Он не мог заблудиться, не мог свернуть не туда, а если и сделал в темноте слишком крутой поворот ударившись в стену, очень скоро с ним так же столкнётся Дерендил, идущий позади. А вот и он — размеренные шаги обстоятельно сокращают дистанцию между ними и резко затихают, стоит Принцу вежливо остановиться подле него.
— Всё нормально? — шепчет воитель, готовый скорее сразиться с неведомыми хищниками, нежели потерять кого-то из друзей в подлой темноте туннеля.
— Куда делись остальные? — взволнованно переспрашивает юноша, не желая терпеть дольше угнетающую тишину и собирается уже было двинуться на оглохшего спутника, прежде чем его останавливает эхо, с черезмерной разборчивостью повторяя чужим голосом:
“Куда делись все остальные?”
Возникшее было волнение меняется раздражением. Опуская руку к клинку, второй, парень обнажает поверхность гладкого камушка заговорённого Аханой. Узкий лучик синеватого света сиротливо ползёт сквозь густые тени, высвечивая камень, пустые стены и фигуру. Отталкивая свет, безликие очертания Принца Дерендила нависают над ним, повторяя чуть громче:
“Куда делись все остальные?”
[font=-apple-system,