“Куда делись все остальные? Куда делись все остальные?! Куда делись все остальные…”
***
От радостной поступи Котлуши самой так же хочется пуститься вприпрыжку, но нет, мы теперь делаем всё чего хочется пернатой карге. Не шумим, не шуршим, мажемся пахучей дрянью и лезем в пахучие авантюры, где на развалинах живут слизи. Тоже наверняка смердящие неимоверно. Свяжет ли её Стуул с ближайшими спутниками, если совсем немного пощекотать его? Сарит и Джар’Ра не ахти какая компания, зато с ними можно перемывать Клариссе косточки, пока не выберемся из гигантского каменного носка, в которых отчего-то любят селиться местные. Замедляя ход, Тенебрис поводит руками, но миконидов нигде нет. Сколько ни старайся, вокруг лишь влажные (кстати, да, мерзость) каменные стены, и ни-че-го путного. Голем-котёл куда-то запропастился, не ровён час лишился сил и заглох, быть может и микониды столпились вокруг, не желая бросать товарища. Шарниры проворачиваются, разворачивая кошку на месте и ощупывая дорогу она торопится в обратном направлении. Раздаётся треск, камень бьётся о камень. Ух, если Джар’Ра умудрился расколоть Джимджара, она ему устроит! Нет, пусть лучше Персиваль устроит ему вместо неё. Треск сменяется скрежетом. Тяжёлые ступни скребут по земле, приближаясь к ней, на ходу осыпаясь россыпями каменной крошки. Неужели?! Припуская ещё быстрее, она несётся навстречу спасённому другу. Голос прорывается наружу, даже не пытаясь скрыть заметного облегчения:
— Эй! Я знала, что ты справишься с этим!
Протяжный грохот нарастает, уже вот-вот друг окажется рядом, как только Холт отпустил его ходить самостоятельно так быстро? Впрочем, это гордость Джимджара не позволила гному прохлаждаться, пока человек его тащит, его можно понять. Взволнованные мысли скачут в голове, когда под ноги бросается валун, опрокидывая тело на землю. Каменная глыба. Нос. Рот. Уши. Нет. Это не может быть, это неправильно. Голова? Голова Джимджара. Острый скол. Холодные линии, крохотные трещины. Застигнутая осознанием, фигурка автоматона застывает, боясь пошевелиться.
Дважды досчитав до ста я поднимаюсь с пола и отряхиваю голенище сапога. Говорят, люди умудряются успокаиваться и даже засыпать прибегая к подобным ухищрениям с числами, хотя… ещё я слыхал трёп о драконах размером с хлебную буханку, дварфах размером с дракона и фонтанах бьющих чистейшим красным вином. Люди любят травить байки. Вот бы и мне немного потрепать языком. Оглядывая филейную часть Арчи, я вжимаюсь в стену и начинаю пробираться вперёд. Мягкая шерсть оказывается мягкой и податливой. Под этой шубой, роф куда меньше, чем может показаться, того и гляди ещё вымахает, пока мы выбираемся из Подземья. Впереди виднеются отблески непривычного света, пульсирующего и сизого. Погладив трудолюбивого Арчи по шее, я передаю ему частичку собственного спокойствия, роф провожает меня сдержанным фырчанием, недовольно потрясая головой. Иду словно плыву — руки шарят в пространстве, разгоняя застоявшийся воздух и отталкиваясь от стен. Первым кого я нашёл был Сарит. Острые уши, гладкая кожа еле заметная даже на близком расстоянии, густые длинные волосы, немного спутанные. В конце-концов тёмный эльф даже приходит в себя из-за настойчивости пальцев, потерянно блуждающих по его лицу. Поднимая привычного к темноте товарища с земли, пробираюсь дальше положив ладонь на его спину — вторая сжата в кулак. Опасливо переступая мы таким образом добираемся до клубка возни и копошения, худые пальцы эльфа перекладывают мою руку на грибную шляпку, вздрагивающую от касания разгорячённых пальцев. Нервная оторопь прогоняет по жилам нещадное количество жара от которого ладони потеют, а кулаки чешутся. Напрягая рассудок, подслеповатый Джар’Ра вынужден растолкать кровавую попутчицу, в мгновение ока сотворяющую собственную копию, игривую и миниатюрную. Крохотная пантера сверкает в темноте россыпями неземных созвездий гуляющих по шкурке, уносясь вперёд. Неподалёку Тенебрис горестно баюкает земляной ком. Дерендил застыл ложной стеной, из-за чего тоннель казался тупиком. Приводя друзей в чувство мы безмолвно пробираемся дальше. Вдалеке виднеется Кларисса, её оперение чуть-чуть мельтешит мелкой дрожью, привлекая внимание. Персиваль натужно вращает головой, обращаясь к ней:
“Куда делись все остальные?!”
Собственный голос будто бы злит его, вынуждая зажмуриться и сконцентрироваться, проговаривая слова молитв одними губами. Внутренняя связь воителя с некоей гордой сущностью прокатывается между нами еле заметными волнами тепла, очерчивающими наши тени медными отблесками, выделяя их из кромешной темноты. Между ними озадаченно скачет астральная пантера, чей интерес куда сильнее привлекаем не мы, а стены. Между мной и воителем застыла Ахана — девушка дрожит, обхватив собственные плечи и едва дыша. Сжавшаяся словно побитое животное ожидающее нового болезненного удара, она не сразу приходит в движение, постепенно успокаиваясь и оборачиваясь к нам. На её поясе висит огонёк, порождающий тот самый неземной свет, показавшийся мне призрачным. Дуэргарский фонарь горел впервые, в его лучах перепуганные лица кажутся ещё более обеспокоенными и вытянутыми. Творится неладное. По стенам гуляют шорохи. Гул перерастает в настойчивые щелчки. Словно стук миллиардов лапок они кружат в породе вокруг, нарастая хаотичными всплесками активности в случайных местах, диссонируя и затихая, бесцельные, бессистемные, пугающие. А затем камень одной из стен словно проваливается.