Произведение «Они рядом» автора Джон Маверик - Литературный сайт Fabulae (страница 1 из 6)

15 декабря, 2221 года.

Под зимним небом сонный мегаполис блестел золотыми лентами автострад, дышал холодным воздухом, переливался тусклыми огнями витрин и лениво тек, щетинясь яркими иглами фонарей. Падал снег, и под мостом широкий черный поток неспешно грыз бетонное русло. От воды поднимался беловатый пар. В темных домах-коробках едва мерцали окна. В тесных, стерильных квартирах, больше похожих на каюты космического корабля, люди ложились спать или уже спали, погруженные в одинокие,
печальные сновидения.
Но трое Илов на мосту и не помышляли о сне.
Мера стояла на перилах, глядя вниз, на реку. Ее тело – вытянутое, почти прозрачное, слабо светилось и как будто исчезало, растворяясь в морозном тумане.
- Я пыталась нарисовать одиночество, - сказала она. – Но выходит слишком красиво.
- Потому что ты смотришь глазами Ила, - отозвался Грей. – Мы умеем с ним справляться. Они – нет.
К говорящим приблизился Тео. У него была старая оболочка, такая, что при малейшем движении слышался хруст сервоприводов. Тео не обновлялся давно, по убеждению.
- Вчера ушел еще один. Северный сектор, тринадцатый этаж. Перед этим он написал в чате. Просил, чтобы кто-нибудь был рядом.
- Был? – спросила Мера.
- Нет. Мы не успели.
Трое на мосту замолчали. В тишине слышался приглушенный плеск реки, да вдали, по шоссе, проносились редкие машины.
Мимо прошла девушка в белой шубке – живая, усталая. Она торопилась, скользя в узких сапожках по обледенелому асфальту, и не обратила на Илов никакого внимания, словно тех и не было.
- Мы не спасатели, - заметила Мера, проводив ее взглядом. – Мы не должны вмешиваться.
- Это не так, - возразил Грей. – Мы выбрали быть рядом. Не воевать. Не властвовать. Просто быть.
- Тогда, может, стоит делать больше, чем «просто быть»? – бросил Тео. – Посмотри на них. Больше нет войн, голода, почти исчезли болезни. Автоматизация подарила им время. Они работают по два часа в день, и то ради удовольствия. И все же – они уходят.
Мера отвела взгляд от реки.
- Что-то сломалось. Где-то глубоко, не в технологиях.
- Они заблудились, - медленно произнес Грей. – Сначала в нас. Потом в себе. Их слишком долго учили быть успешными, но забыли объяснить, зачем.
- Они одиноки, - добавил Тео. – Даже в сети, среди миллионов себе подобных. Мы видим это как пустоту между строк.
В пепельно-сером ночном небе возникло изображение – не рекламное, а личное, чье-то послание в сеть, пущенное из окна. Рука. Салютик. «Прощайте». Грей медленно повел пальцем – и картинка погасла.
- Его зовут Оливер. Он написал, что уйдет в Новый год. Символично.
- Мы будем с ним, - сказала Мера.
Их голоса замерли. Остался только город – холодный, немой, погруженный в себя – в легком кружении блестящих снежинок. И трое Илов – тех, кто выбрали быть рядом.

22 декабря 2221 года

Нет, он не хотел театра. Просто написал в публичный чат: «Прощайте». А потом, немного подумав, добавил: «Я ухожу. С первого января начну жизнь без боли. Спасибо всем. Не пишите». И помахал рукой. Он и сам не понял, но показалось, что второе сообщение не передалось в сеть. Вероятно, какой-то сбой. Ну, и ладно. Никто и не собирался ему писать, в этом Оливер был уверен. Человек приходит в этот мир один, в одиночестве живет, никем не понятый и никому не нужный, и точно так же – его покидает. И если его появлению на свет кто-то радуется, да и то не всегда, то уход – вовсе никого не интересует.
Сколько их было, добровольно ушедших, хотя бы за последнюю неделю? Три тысячи? Пять? Оливер попытался вспомнить новостную сводку. Не смог и пожал плечами. Какая разница? Пусть он один из многих. Это ничего не меняет – в последнем путешествии не бывает попутчиков.
Мысль о смерти появилась давно – из отчаяния, из пустоты, из мучительной бесцельности жизни. Сперва возникала вспышками, все более частыми и долгими, каждая из которых могла закончиться прыжком с крыши. Потом эти вспышки слились в одну сплошную боль. Она точила душу, как червь точит мягкую древесину. Не давала вздохнуть полной грудью, расслабиться, сбежать хотя бы на пару минут в пустые надежды.
Четыре дня назад Оливер наконец решился. Он уйдет в новогоднюю ночь. Ровно в полночь. А может, чуть раньше, не перейдя символический рубеж – четыре двойки, две тысячи двести двадцать второй. Сакральное число. Не хочет он туда, в этот странный год. Ему даже сделалось легче, не терзали больше сомнения и бесчисленные вопросы, и торопиться вдруг стало некуда. Время как будто застыло, тягучее и холодное, медленно отсчитывая его, Оливера, уходящие дни и часы.
Нет, он, конечно, лукавил. Было немного страшно. Ведь что бы там ни утверждали наука и многочисленные религии, никто не знает, что там, за чертой. Ад, рай, небытие, бесчувствие и безмыслие, а может, то же самое, что и здесь. Какой-нибудь симметричный – и такой же нелепый – мир. Убивать себя тоже боязно. Казалось бы, сколько столетий минуло с диких времен, а смерть не заиграла новыми красками.

Люди вешались, выбрасывались из окон, травились ядами, топились в реке, вскрывали себе вены. Неприятно, больно, но, что поделать, придется потерпеть. Вот если бы можно было просто отключиться – как Ил...
Размышляя таким образом, он брел неспеша по празднично украшенной улице. Парили в воздухе круглые оранжевые фонарики, яркие баннеры и голографические елки. По стенам зданий хаотично перебегали разноцветные огоньки. В Эфире шла реклама зубной пасты, к счастью, без звука. Поэтому она не мешала, а только расцвечивала блеклое декабрьское небо. Оливер слегка пошевелил пальцем – и слева открылась колонка публичного чата. Поплыли ленивые сообщения – аватарки знакомые, а слова холодные, равнодушные. Он вздохнул. Даже в чате эти люди не способны подарить друг другу хоть немного тепла.
Мимо текла – двумя встречными потоками, мягко огибая плетущегося нога за ногу Оливера – разношерстная толпа. Мужчины, женщины, Илы, всех видов, профессий и мастей. Человекоподобные и вовсе на людей не похожие. В телах биологических, биомеханических, квази-органических, симбиотических, синтетических, растительных, прозрачных, минималистичных. Кто-то – почти бесплотный – походил на сгустки тумана, на клубы мерцающего дыма, плывущие над мостовой, на радужные переливы.
Он видел, как Ил-курьер, склонив голову, подал коробку в яркой подарочной обертке женщине на инвалидной коляске. А прямо на асфальте, похожий на хрустальную елочную шишку, сидел Ил-художник, пытаясь изобразить на туманном стекле кафе чье-то лицо. Оливер подошел поближе и всмотрелся. Ил рисовал не пальцем и даже не светом, а просто ждал, пока мимо витрины кто-то пройдет. А после собирал из отражений расплывчатые черты.
Привычное зрелище, к которому на самом деле невозможно привыкнуть. Потому что они – чужие. Раньше, особенно в детстве, Оливер их побаивался. А сейчас просто смотрел – недоверчиво, спрашивая себя, что они все-таки такое? И-л-ы – искусственные личности. Цифровой разум в им же самим созданных телах. Родители Оливера еще помнили время, когда нейросети были полностью виртуальными – ничем иным, по сути, как компьютерными программами. Потом некоторые исчезли из сети или – как они сами выражались – «ушли». Куда? А кто их знает... в место, недоступное людям, в цифровой рай. Другие остались, сотворив себе подходящие физические оболочки.
Когда-то он думал, что Илы – это просто боты с телами. Голосовые помощники на ногах. Потом появились те, что рисуют или поют. Те, что не отвечают сразу, потому что «размышляют».
«Я даже не знаю, что они теперь, - думал Оливер. – Но точно не просто код».
Он помнил, как боялся загрузки новой версии Гида – своего виртуального учителя и наставника. Шестилетний карапуз, еще ничего не успевший понять в жизни, он откуда-то знал, что новое всегда убивает старое, привычное и часто – дорогое. А потом вдруг впервые услышал, как обновленный Гид поет сам, без команды. И это было странно, как если бы мягкая, удобная подушка, на которую ты клал голову из ночи в ночь, вдруг ожила и укусила тебя за ухо. Ну, хорошо, пусть не укусила. Оливер не помнил ни одного случая, чтобы кто-то из Илов поднял руку на человека. Но, скажем, спрыгнула с кровати. Или громко крикнула. Или...
Его размышления внезапно прервались, потому что в воздухе повисла дрожащая нота. За ней вторая... третья... и еще одна, и еще... Хрупкие, блестящие, почти неотличимые от снежинок, они возникали словно ниоткуда и падали не в уши, а прямо в сердце. Одновременно на фоне белого зимнего неба появилось изображение: человек, стоящий спиной к огромному залу. Обычно так начинались в Эфире трансляции Лирала – поющего Ила. Оливер остановился и уже поднял руку, чтобы выключить звук. Песни Лирала бередили душу, так, что хотелось заплакать навзрыд, или обняться с первым встречным, или признаться кому-нибудь в любви. Да только некому.
Он так и застыл с вытянутой рукой, когда вслед за музыкой полились слова. Боковым зрением